Он стоял перед аккуратно присыпанной ямой, уверенный, что это место вскоре зарастёт травой, а осенью его засыплет рыжими кленовыми листьями. Никто сюда не заглянет, и лишь сам Игнат будет знать, что его учитель обрёл покой именно здесь. В той земле, которую заслужил.

Перед тем, как уйти, он воткнул в землю у самого ствола простую деревянную дощечку. Вырезанная на ней надпись гласила: «Здесь покоится Маркус Аронтил. Человек, который спас мир.»

— Вот и всё, — повторил Игнат, и горячая слеза покатилась по щеке. — Спасибо тебе.

Ответом ему был шелест листьев, и в шелесте этом Игнату слышалось что-то тёплое и родное.

На следующее утро после того самого королевского приёма, когда его величество сделал Карлу Эльдштерну предложение, отказываться от которого было бы неразумно, в выделенную ему комнату постучался слуга. Он оказался помощником Верховного книжника и сказал, что тот ожидает алхимика в личной читальне.

Верховный книжник Илберн произвёл на Карла впечатление учтивого и неглупого человека. Чем-то напомнил его самого в чуть более молодые годы. Он сразу предложил пожилому алхимику опуститься в мягкое кресло, сам же расположился за столом напротив и нацепил на нос очки в изящной серебряной оправе. В читальне Верховного книжника было уже светло, а воздух наполняла смесь запахов свечного воска и бумаги.

— Дело в том, господин Эльдштерн, — начал Илберн, — что Эдвальд Одеринг с некоторых пор имеет амбициозные планы на будущее Энгаты. Он охотно делился ими со мной, но вам, к сожалению, я об этом рассказать пока не смею. Опасается его величество лишь того, что век человеческий трагически недолог. Иными словами, он ищет средство продления жизни, и помощь талантливого алхимика ему будет как нельзя кстати.

— Эликсир бессмертия? — зевнул Карл, всё ещё борясь с утренней дремотой. — Простите, господин Верховный книжник, но подобные теории представляются мне жуткой бессмыслицей. Люди веками мечтали жить вечно, превращать камни в золото, а речную воду — в отменный унтермарский лагер. И чтобы при этом к ним подбегал жареный молочный поросёнок, сам отрезал от себя кусок пожирнее да отправлял им в рот. И пусть мои многочисленные коллеги пудрят мозги лордам и королям, обещая небывалые чудеса из склянки, да только я отношу себя к тем, кто не желает обманывать ни себя, ни других. Эликсир бессмертия создать невозможно, и подтверждением тому служат загубленные жизни сотен болванов, многие из которых к тому же сами заплатили деньги за свою смерть.

— Ведь это так по-человечески, желать несбыточного, — многозначительно произнёс Илберн.

— Знакомые слова, — проговорил Карл, хмыкнув, — да только не припомню, откуда. Кажется, их цитировал кто-то из теоретиков алхимии. Не то Кранц, не то Оберфельд…

Вместо ответа книжник вежливо улыбнулся, достал из-под стола толстый фолиант и осторожно положил перед алхимиком. Книга выглядела старой, даже ветхой. Некогда покрытый лаком деревянный переплёт был исчерчен сетью тонких царапин, отчего казался серым, а медные буквы на нём изъела сине-зелёная ржавчина, напоминавшая плесень.

— Отто из Альвенгау, — прочитал Карл и удивлённо добавил: — Неужели это изречение принадлежит ему? Насколько я помню, Отто из Альвенгау был историком. Впрочем, это всё, что я помню о нём.

— Верно, — Илберн провёл рукой по обложке, смахнув ржавую пыль, — однако, в отличие от своих коллег, пишущих хроники славных подвигов людских правителей, он пытался разобраться в окутанной тайнами истории народа эльфов. Отто сотрудничал с историками Халантира настолько тесно, что те раскрыли ему свои секреты. Даже, как говорят, видел великое Древо Илорена. Но последнее, должно быть, просто россказни.

— И причём же тут исследователь эльфийской истории? — сощурился Карл и чуть подался вперёд. — Не поверю, что вы приволокли эту явно старую и ценную книгу, чтобы просто дополнить небрежно брошенную фразу.

— И правильно сделаете, господин Эльдштерн, — Верховный книжник откинулся на стуле, держа руку на переплёте фолианта. — Отто из Альвенгау, как я уже сказал, до самой смерти изучал историю эльфов. Главной проблемой был тот факт, что эльфы не вели исторических записей до гибели первых Древ. Поэтому Отто пришлось сопоставлять разрозненные факты, обрывочные сведения, старинные легенды и даже сказки, которые народ Халантира рассказывает своим детям. К концу жизни он, подобно алхимику, смешал всё это, обдумал и предложил любопытную теорию происхождения эльфов. И согласно ей, первые эльфы были людьми, изменёнными магией Древ.

Карл не поверил своим ушам. Алхимик было подумал, что Илберн решил пошутить, и вглядывался в его лицо, надеясь увидеть ехидную усмешку. Но Верховный книжник был совершенно серьёзен и, по-видимому, ожидал от Карла соответствующей реакции.

— Действительно любопытная теория, — осторожно произнёс алхимик, — если не сказать больше.

— Должно быть, вы сейчас думаете, что в жизни не слышали ничего глупее, — сказал Илберн, и Карл мысленно согласился с этим утверждением, — но позвольте объяснить. Заодно вы поймёте, каким образом это связано с первоначальной темой разговора.

Верховный книжник открыл фолиант и принялся перелистывать страницы, исписанные витиеватыми знаками, не похожими ни на один из людских наречий.

— Да, — смущённо улыбнулся Илберн, заметив взгляд Карла, — Отто написал свой труд на эльфийском языке, полагая его прекраснейшим из всех, но давайте простим учёному его каприз. К тому же, благодаря Рейквину из Караниса, бывшему придворному магу, теперь для меня не проблема объяснить вам самое необходимое. Вот!

Книжник ткнул пухлым пальцем в неумелое изображение дерева и окружающих его человечков. «Пусть Отто и великий историк, но художник из него был неважный», — усмехнулся про себя Карл.

— Древа появились на заре так называемой Зелёной эпохи, ещё до эльфов. Во всяком случае, во всех версиях их мифа о сотворении мира совершенно однозначно говорится, что первыми в мир пришли именно Древа, эльфы же появились позже, «пробудившись под сенью их, силой их напоенные».

— И что же это может значить?

— Отто истолковывает это так, что людские племена, жившие на территории современных эльфийских лесов, были привлечены некой силой, исходившей от Древ. Магической или божественной природы.

— Или? — Карл поднял бровь.

— Да, — несколько виновато согласился Илберн. — Отто из Альвенгау не признавал теорию божественного происхождения магии, а жертву Сэзморила считал не более чем мифом.

— Вот что бывает, когда учёный лезет в чужую для себя область науки. Для подобных метафизических выводов необходимо обладать хотя бы… — проворчал алхимик, но тут же осёкся. — Простите, что перебил, господин Илберн. Продолжайте, пожалуйста.

— На чем я остановился… Ах да. «И возвысился сын над отцом, и снова, и так многократно, покуда не услышали они голос леса. Ушами уже не людей, но ещё не эльфов.» Отто полагает, что это означает смену многих поколений, в ходе которой люди изменились настолько, что обрели долголетие и способность слышать так называемый «голос леса». Полагаю, это должно означать особую чувствительность к силе Древ, через которые они, судя по всему, они обретали теснейшую связь со своими богами. И только когда они узнали о существовании других Древ, вокруг которых живут подобные им существа, они осознали себя в качестве brel elven, единого эльфийского народа.

— Занятная гипотеза, — задумчиво проговорил Карл, — и притом грандиозная. Однако основана она в лучшем случае на мифах. Колосс на глиняных ногах.

— К счастью, дальнейшие описанные события более однозначны и признаны многими коллегами Отто по исторической науке. Древа начали угасать и умирать одно за другим. Со смертью первого из них и берёт начало эльфийское летоисчисление Эпохи Перемен. Она длится тысячу лет и сменяется Эпохой Упадка, которая началась с основания Аэтийской империи, и в которой, согласно халантирским хронистам, мы живём и посейчас. Гибель Древ же эльфы склонны связывать с возвышением людских народов, но что из этих двух событий является причиной, а что следствием — доподлинно неизвестно до сих пор.