— Звёздочка моя, — ласковый и любимый голос касается слуха, — разожми пальцы.

Руки Мирона скользят по моим сжатым до боли пальцам.

— Не могу, — выдавливаю из себя, понимая, что пальцы свело от судороги.

— Всё хорошо, девочка моя. Всё хорошо, — как с Зарёй, разговаривает он со мной. — Вот так.

Мир по очереди разжимает мои пальчики, растирает их.

— Давай, звёздочка, — Мирон обхватывает меня за талию и стаскивает с лошади. — Чёрт, малыш, я так испугался.

Мир сжимает меня в своих руках с такой силой, что я дышать не могу. Но зачем мне воздух, когда он так близко? Когда прижимает к себе, как самую большую драгоценность в своей жизни? Он мой воздух! Он больше, чем воздух. Он моя жизнь. Он моё всё.

Я всхлипываю от счастья, что Мир стоит так близко. От облегчения, что я чувствую тепло и жар его крепкого и сильного тела. От восторга, что могу втягивать любимый запах.

— Всё, всё, Аврора. Всё позади, — Мирон по-своему трактует мои всхлипы.

Парень немного отстраняется, заглядывает в глаза и обхватывает лицо ладонями, чтобы быстрыми поцелуями начать обсыпать расцарапанную кожу. Он бережно прикасается влажными губами к ранкам, будто хочет забрать боль. Я жмурю глаза и тянусь к его теплу, к его ласке и нежности.

Боже мой. Как же мне его не хватало. Как же сильно я ждала, что вновь окажусь в любимых и надёжных руках.

— Всё хорошо, — вновь повторяет он и прикасается к губам нежным поцелуем, который вышибает почву из-под ног.

Наслаждаться этим поцелуем не даёт громкий топот. Вокруг начинают собираться однокурсники. Ева Кирилловна спрыгивает с лошади и кидается к нам.

— Абрамова, что болит? Ты ничего не сломала? — она вертит меня, как куклу.

Руки женщины дрожат, она явно до ужаса испугалась тому, что мог погибнуть студент.

— Всё нормально. Жива, — спешу заверить её.

— Быков? Вот чёрт, — она замечает кровь на руке Мира. — Дай, посмотрю.

— Пустяки, — Мирон шагает ближе ко мне, обхватывает рукой за плечо, притискивает к себе. — Сущий пустяк.

— Нужно возвращаться в академию, — говорит женщина.

— До академии долго добираться, — Мир проводит пальцами по моему плечу, — а Аврора вряд ли осмелится сесть сейчас на лошадь. Давайте, подождём немного.

— Вам нужно раны обработать, Быков.

— Я видел у вас аптечку, — Мир улыбается. — Всё нормально. Давайте не будем из-за пустяка пару прерывать. Вы вроде хотели что-то в лесу показать.

— Да, — женщина рассеянно кивает. — Тут недалеко озеро. Пойдём.

Я вскидываю глаза и сталкиваюсь с ехидной ухмылкой Милены. Ярость и ненависть ядовитой отравой разъедают грудь. Какая же она… тварь! Хуже животного! Подлая, мерзкая!

— Погодите, — Даниил окликает Еву Кирилловну, — а какое наказание понесёт Новикова?

— Вы про что, Сергеев?

— Я видел, как она ударила лошадь Авроры. Намеренно.

— Я тоже видел, — подаёт голос Олег, заставив меня в изумлении на него посмотреть.

— И я видела.

— И я.

Со всех сторон слышатся голоса, которые на моих глазах стирают ухмылку с высокомерного лица Милены.

— Они все лгут, — визжит девушка.

— Что ж… Пойдём к озеру, — Ева Кирилловна окидывает всех предупреждающим взглядом. — Лошадям нужно отдохнуть. Научимся разводить костёр.

Мир берёт своего коня и мою Зарю за поводья. Я молча следую за ним и за всеми одногруппниками, которые не спешат спешиться.

Через три минуты мы оказываемся у шикарного озера. Ещё через двадцать в ровном кругу камней на ветках пляшет огонь, выбрасывая золотые искры в воздух.

Мирон сидит у дерева, привалившись к нему спиной, а я приближаюсь к нему, держа аптечку в руках. Сердце стучит так громко, что мне кажется, весь лес его слышит. Встаю на колени рядом с парнем, достаю бинт и перекись водорода.

— Закатай, пожалуйста, рукав, — прошу его, не решаясь посмотреть в лицо.

Мир послушно оголяет рану. Слава богу, это просто царапина. Я всё равно лью перекись на рану, бинтую это место. Когда я осторожно прячу всё в аптечку и хочу подняться, Мир пальцами приподнимает мой подбородок и мягко заглядывает в глаза.

— Может, хватит от меня бегать, звёздочка? — шепчет ласково.

— Я не…

— Сядь, — велит Мир.

Он тянет меня за руку и заставляет сесть на траву рядом с ним.

— Мир… — шепчу, когда парень кладёт мою голову себе на плечо, давя ладонью на затылок.

— Молчи, Аврора, — велит строго. — Прошу, молчи сейчас. Просто посиди так. Я слишком испугался.

И я не могу сопротивляться. Наплевав на весь мир, опускаю голову ему на грудь, чтобы слушать, как громко бьётся любимое сердце.

Трещит костёр, однокурсники поют песни, а я слушаю песню любви любимого сердца и впервые за месяц чувствую себя цельной. На своём месте.

Она:

Трещит костёр, осень листья золотит,

В твоих карих глазах весь мой мир блестит.

Я слышу твоё сердце, оно говорит о любви,

За глупость меня, за прошедшие дни — прости.

Ты был моим, но страх всё сломал,

Для спасения моего ты ветви ломал.

Люблю тебя, мой ты единственный свет,

Без тебя в мире пусто, счастья нет.

Он:

Трещит костёр, огонь нам шепчет вновь,

Что свяжет нас навеки эта любовь.

Одну тебя любить буду я всегда,

Ты моя звезда, светишь мне сквозь года.

Мирон

Моя девочка жмётся ко мне всем дрожащим и таким хрупким телом. Неописуемая нежность плещется в моей груди, а пальцы всё ещё подрагивают из-за пережитого страха.

Ни разу в жизни так не пугался. Ни единого раза мне не казалось, что я на несколько мгновений умер. Когда увидел Ави в этом костюме, обтягивающим стройные ноги и ладную попку, не мог отвести от неё взгляда. Пожирал её фигуру глазами. Каждый изгиб.

В принципе, как и весь чертовски тяжёлый месяц, в течение которого наблюдал, как она милуется с Гришиным.

Я заметил её страх перед лошадьми. За этот месяц я изучил эмоции на её лице досконально. За этот месяц я стал окончательно повёрнутым. Одержимым. Ей.

Я следил за ней, чтобы девчонка, не дай бог, не свалилась с лошади, на которую я её подсадил. Видел, как страх на её лице сменился решительностью и сосредоточенностью. Как и всегда, когда она решает сложную задачу. Когда погружается в учёбу с головой.

А я просто подыхал от желания, видя, как стройные бёдра покачиваются вперёд и назад. За этот месяц я стёр кулак в кровь, представляя её под собой. На себе. Рядом с собой. На коленях. Уверен, моя девочка сгорела бы от стыда, если бы только узнала, какие картинки мелькают в моей голове. И не только тогда, когда она находится в поле зрения. Ночью. В душе. Да почти постоянно.

И это бесит. Вымораживает. Заставляет скрипеть зубами. Потому что она не моя.

Не моя, конечно. Но это не мешало мне с вожделением наблюдать за ней, раскачивающейся на лошади. И лишь мои похоть и желание, направленные на Аврору, были причиной того, что я заметил, как тварь Новикова, держа в руке острый камень, опустила его на крупу лошади.

Казалось, что моё сердце вывалилось на землю под ноги моего коня, когда я увидел, как лошадь заржала, встала на дыбы и рванула в лес. Я смотрел на хрупкую фигуру Авроры и молил Бога, чтобы она не слетела. Молил её, чтобы она держалась.

Я действовал на автомате. Я не осознавал, как пришпорил коня и направил его наперерез. Сначала думал, что нужно сдёрнуть девчонку за талию, но риск уронить её и травмировать был слишком велик. В голове пронеслись десятки картин, как она падает на листву, потому что я не смог удержать.

Я не помню, как слетел с коня. Как оказался перед мордой лошади Авроры. Как останавливал её, даже не чувствуя страха за свою жизнь. Мой взгляд уже ощупывал Аврору, которая жмурила глаза и держалась за поводья с такой силой, что пальцы стали синими.