— Что случилось, родная? — спрашивает Лиса, проскальзывая мимо меня.

— Аврора, на Мирона напали в душевой.

— Что? — я пошатываюсь и рукой хватаюсь за косяк.

— Ударили по голове тупым предметом.

— Как он? Что с ним?

— Шишка. Рану зашили. Ещё сотрясение мозга. Но всё в порядке. Он уже пришёл в себя.

— Я к нему, — я выскакиваю из комнаты и лечу в больничное крыло.

Мирон лежит на одной из коек. Белый. С замотанной бинтами головой. Он спит, и я иду на носочках, чтобы не потревожить сон.

— Боже мой, Мирон… Как же так? Любимый мой…

Мирон спит крепко, поэтому не слышит моих слов. Я сижу у его кровати минут пять. Смотрю в лицо, поглаживаю руку, а потом меня осеняет, кто мог это сделать.

Я иду искать Олега. И, как ни странно, нахожу его в саду. Он сидит под дождём, не обращая внимания на то, что он промок. Я подлетаю к нему и даю пощёчину.

— Урод! Подлый урод, — кулаками начинаю молотить по плечам. — Да как ты мог? Так подло напасть на него! За что? За то, что я его выбрала? За то, что я его люблю! Я ненавижу тебя. Ненавижу так, что в лёгких жжёт. Чтобы ты провалился.

Я в очередной раз бью его со всей силы кулаком в плечо и разворачиваюсь, чтобы уйти. Олег пытается перехватить меня за запястье, но я не позволяю меня коснуться.

— Ты мне омерзителен, — сплёвываю ему под ноги и иду в академию.

.

Захожу в просторный зал, где на стенах висят картины и стоит множество лавочек. Здесь студенты проводят время между парами. Но сейчас здесь пусто. Я падаю на одну из скамеек, закрываю лицо ладонями и реву. Мне так больно, что кажется, сердце разорвётся.

— Я не трогал его, — голос Олега раздаётся совсем рядом.

— Уйди, — не отрываю ладоней от лица.

— Я не трогал его, Аврора. И я совсем не хотел тебя растоптать, — вспоминает мои слова месячной давности. — Я хотел, чтобы ты меня любила, как моя мать.

Я отрываю лицо от ладоней и смотрю на Олега, который уставился в одну точку.

— Что?

— Смотри, — он тянет мне фотографию. Старую. Потёртую. На ней девушка, с которой мы поразительно сильно похожи. — Моя мама в молодости. Ты пришла в наш дом… светлая, мягкая, добрая. Я думал, что ты сможешь меня полюбить. Как она. Любым. Я был одержим идеей присвоить тебя себе. Привязать к себе, чтобы ты не могла уйти. Как она… — он сжимает в руке фотокарточку, проводит по ней пальцем.

— Ты мне угрожал…

— Угрожал… Я дерьмовый человек, и я это знаю, — он кивает головой. — Мама умерла, отец откупается деньгами, а я что только не делаю, чтобы его внимание привлечь. Только новой жене он дал любовь, мне с Лизой — нет. Мы просто то, что осталось после бывшей. Мы те, кого можно показать партнёрам. Придаток.

— Он любит вас, — возражаю.

— Все так думают. Даже ты, — он ухмыляется. — Он к тебе проявляет больше внимания, чем к нам с Лизой за последние пять лет. Да, я тварь, Аврора. Урод. И я прошу у тебя прощения.

— За что именно?

— За то, что лез. За слова и угрозы. Я ведь ни разу не поцеловал тебя. Не мог понять, почему лицо твоё перед глазами, когда других имею, но рядом с тобой я просто хочу… другого.

— Чего другого? — хмурюсь.

— Ласки, — признаётся честно. — Я фото нашёл не так давно, — усмехается. — И тогда всё понял. А ещё понял, что не хочу видеть твои слёзы. Ты же ни разу не плакала. Кроме дня побега.

— Я не понимаю тебя, Олег, — я стираю слёзы со щёк. — Ты снова будешь давить?

— Нет. Нет, Аврора. Не буду. Я вижу, что ты любишь Быкова.

— И?

— А я люблю тебя. И, как оказывается, я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Ты же сказал, что твоя одержимость была связана с твоей мамой, — я в полном непонимании качаю головой.

— Так и есть. И я действительно люблю тебя. Но как свою… маму, — он говорит так тихо, что я едва слышу. — Как сестру… Моя любовь к тебе была больной. Одержимой. Только видя тебя с другим и не испытав ревности, я понял, что чувства имеют другой характер. Я был у психолога. Твои слёзы что-то сломали во мне. Заставили понять, насколько я конченый человек.

— Олег, всё совсем не так…

— Так, Аврора. Я знаю, ты всегда ищешь оправдания. Ты всегда находишь всё самое светлое. Но я урод. Но я не трогал Мирона, Аврора.

— Наверное, я дура, но я верю тебе, — я вздыхаю и опускаю плечи.

А потом оглушительно громко чихаю.

— Ты вся промокла. Иди в комнату. Скоро отбой.

Я киваю. Встаю с лавочки, направляюсь к двери. Но что-то толкает в спину. Я разворачиваюсь к Олегу и протягиваю ему мизинец.

— Давай мириться.

— Я с тобой не ссорился, — говорит беспомощно, смотря на меня беспомощным и разбитым взглядом.

— А я с тобой ссорилась. Давай заключим мир. Наши отношения не заладились. Были просто ужасными. Но сейчас… я готова попробовать быть тебе настоящей сестрой. Просто родным человеком.

Олег шмыгает носом и опускает красные глаза, в которых едва заметно блестят слёзы. Он обнимает мой мизинец своим и трясёт наши руки.

— Вот и помирились, — я улыбаюсь криво, взъерошиваю его волосы. — Иди в душ. Заболеешь, брат.

Он кивает, а я иду в комнату. Не знаю почему, но мне кажется, что моя жизнь только что кардинально поменялась…

Аврора

Мир лежит в больничном крыле больше недели. Я прихожу к нему всякий раз, когда он спит. Я до ужаса сильно боюсь встретиться с ним лицом к лицу. После того, что я ему наговорила. Сейчас всё слишком сильно поменялось.

И вот сейчас, стоило мне только узнать от Дани, что Мирона выписали, я трусливо сбежала с пар. Спряталась в галерее, пустым взглядом скользя по стенам и картинам.

— Ты украла у меня! — любимый хриплый голос отражается от стен просторного зала.

Я вздрагиваю. Прикрываю глаза и пытаюсь унять громкое сердцебиение.

— Что? — я в растерянности оборачиваюсь и смотрю на Мирона, который медленно приближается ко мне.

Голова всё так же перебинтована, под глазами синяки. Но он всё равно красив до безумия. Такой родной и любимый, что в грудной клетке всё сжимается. Я смотрела на него спящего, и забыла, какие пронзительные у него глаза.

— Ты снова украла у меня! — повторяет громче, сокращая расстояния между нами.

— Мирон, — я качаю головой, прикрываю глаза, обхватывая себя руками за плечи. — Не нужно этого. Уже не смешно. Мы вроде давно забыли эту шутку.

— Нет, Аврора, это не шутка. Ты украла у меня, — его голос становится ниже, а взгляд давит.

— И что на этот раз? — я выгибаю бровь, пытаясь выглядеть уверенной, хотя в груди всё печёт.

Мирон обвивает пальцами моё запястье, дёргает меня на себя и крепко обнимает, не давая вырваться. А я и не могу. Я слишком рада тому, что он так близко. Что родной, такой любимый запах окутывает со всех сторон. Я так соскучилась по нему. По этому взгляду, на дно которого я проваливаюсь.

— Ты украла у меня то, что невозможно вернуть. То, что ты не сможешь мне вернуть. Нечто бесценное, Аврора, — его мягкие губы прижимаются к моему лбу, горячее дыхание опаляет лицо. — Ты украла мою душу, девочка. Моё сердце, — ласковый поцелуй в уголок губ. — Мой покой. Мои мысли.

Он шепчет это вновь и вновь, покрывая поцелуями каждую черту моего лица.

— Мирон, — выдыхаю поражённо, откидывая голову назад и заглядывая в красивое лицо, — что ты такое говоришь?

— Украла сразу, когда только подошла ко мне там. На вокзале, — шепчет тихо, целуя меня в висок и втягивая с жадностью запах моих волос. — Ты лишила меня всего — сна, покоя. Как ты будешь возвращать долг, девочка? Что дашь мне в ответ, звёздочка?

Я долго молчу, обдумывая свой ответ и не веря собственному счастью.

— Думаю, — поднимаю руку и нежно провожу пальцами по его щеке, — я знаю, как я смогу вернуть тебе долг, Мирон. У меня есть одна идея.

— И как же? — поворачивает голову и целует в центр ладошки.

— Я уже отдала. Моё сердце уже в твоих руках, а каждая моя мысль принадлежит тебе. Каждая чёртова мысль! — говорю чуть громче, чем следовало.