Я вскидываю брови от такого нахальства и приоткрываю рот.

— Ой, а одежда из обезьяны не сделает человека.

Милена кривляет меня. Сутулит плечи и открывает рот, скосив глаза к носу.

— Да, ты права, — спокойно отвечаю ей, хотя в груди всё сжимается от обиды и разочарования. — Из тебя она не сделала хорошего человека. Только подлую и завистливую девчонку, которая ворует чужие вещи из душевой.

Я тыкаю пальцем в небо, и, судя по тому, как она вздрагивает, я угадываю.

— Больно мне нужны твои обноски, — вскрикивает девушка, сжимая кулаки и смотря на меня с ненавистью.

— Милена, я не понимаю, чего ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты исчезла из академии.

— Хм… — я подношу палец к губам и постукиваю. — Нет.

Я не собираюсь разбираться, что я успела сделать девушке и по какой причине на меня выливается такой прилив ненависти.

Она сжимает зубы, и я вижу, как в её глазах загорается огонь ярости. Её дыхание учащается, и на мгновение мне кажется, что она вот-вот бросится на меня с кулаками. Но Милена лишь кидает на меня быстрый, полный злобы взгляд и, развернувшись на каблуках, уходит прочь, оставляя нас с Лисой одних.

— Что это было, чёрт возьми? — спрашивает девушка ошарашенно.

— Если бы я только знала, — я пожимаю плечами. — Да и плевать.

— Остаётся только надеяться, что она не будет создавать проблем, — Лиса качает головой. — Боже, я думала, что от всего этого смогла сбежать, а тут… эта…

— До встречи со своими сводными я полагала, что такие, — я мотаю головой в ту сторону, куда ушла Милена, — существуют только в фильмах и книгах. Гиперболизированные истерички, способные возненавидеть с первого взгляда. Но я ошибалась. Моя сводная сестра слишком яркое тому подтверждение. Но я уверена, что такую неприятность у меня выйдет пережить, — я пытаюсь улыбнуться.

— Переживёшь, — девушка машет рукой.

Мы заходим в комнату. Я кладу сумку с остатками фотоаппарата на стол, иду в туалет. А когда выхожу, обнаруживаю, что Василисы в комнате нет. Решив, что девушка ушла в душ, начинаю готовиться ко сну. Но мой желудок напоминает о том, что, кроме завтрака и трети мороженого, я сегодня ничего не ела.

Пожевав нижнюю губу и кинув взгляд на часы, решаю сбегать в столовую. Может, мне удастся что-то поесть.

Аврора

В столовой стоит тишина. Минуя столы, я подхожу к дверям, которые, как я заметила ещё утром, ведут на кухню. Заглядываю в круглое окошко и обнаруживаю, что на кухне никого нет, только горит тусклый свет, освещая пустые столы.

Я проскальзываю внутрь, подхожу к холодильнику, воровато оглядываясь по сторонам. Распахиваю створки и смотрю на забитый продуктами холодильник. Достаю сыр, ветчину, сливочное масло и хлеб.

В голове молниеносно прокручиваются варианты того, что можно быстро приготовить. Решаюсь на простой сэндвич. Благо, все необходимые ингредиенты у меня под рукой. Быстро режу хлеб на ровные ломтики, аккуратно распределяю сливочное масло, которое моментально тает, соприкасаясь с мягкой поверхностью хлеба. Затем укладываю ветчину и сыр, чувствуя лёгкое волнение от того, что кто-то может войти. Поскольку я понятия не имею, можно ли что-то брать из холодильника или нет.

— А потом будешь пытаться убедить меня, что не воришка? — этот голос я сейчас хочу слышать меньше всего на свете.

Я даже не оборачиваюсь на Мирона, только нож в руке вздрагивает и оставляет глубокий порез на пальце. Кровь тянется тонкой, алой линией по коже. Я тихо шиплю и подношу палец ко рту.

Я слышу приближающиеся шаги, которые эхом отражаются от стен. Чёрт. Не нужно ко мне приближаться! Я в панике хватаю нож и разворачиваюсь, всем видом показывая, что готова на него наброситься, только бы защитить себя. Вскидываю злой взгляд на красивое лицо. Парень вновь без очков, из-за чего его глаза кажутся слегка незащищёнными.

Я гулко сглатываю. Божечки! Ну, почему этот парень таким странным образом действует на меня? Что в нём такого, что снова заставляет сердце колотиться в горле?

Ты зла на него, Аврора! Он разбил твой фотоаппарат.

Я вновь и вновь твержу себе это, глядя на приближающегося ко мне Мирона. Он переоделся, и только влажные волосы напоминают о том, что он побывал в фонтане. Закрываю глаза и со всей яростью выдаю:

— Как же ты меня достал. Ты следишь за мной?

Вместо ответа Мирон подходит вплотную, ставит обе ладони на стол, заключает меня в ловушку из своих крепких рук. Кончик ножа упирается в его грудную клетку, и мне не остаётся ничего другого, как торопливо отшвырнуть его на стол. Практика подсказала, что лезвие хорошо заточено, а я играть с судьбой не желаю.

— Ты в курсе, что за проникновение на кухню тебя ждёт выговор и неделя исправительных работ в саду? — молодой человек склоняет голову к моему уху, дыханием шевелит волосы, выбившиеся из небрежного хвоста.

— Мне плевать. Мой обед сожрал один рогатый козёл, — со всей злостью выдыхаю я.

Вместо того чтобы разозлиться, молодой человек начинает неприлично громко ржать.

— Заткнись! — вскидываю руку и кладу на его рот. — Ты из ума выжил? Твоё ржание сейчас услышат! Сюда придут!

— И? — сквозь зажатую ладонь интересуется Мирон, выгибая бровь. — Не хочешь со мной цветочки высаживать?

— С тобой я вообще ничего не хочу, — я брезгливо морщу нос. — Я с тобой рассчиталась. Деньги тебе вернула. Отвали, слышишь?

Мирон опускает длинные чёрные ресницы вниз, скрывая от меня взгляд. Я замечаю, что кровью испачкала кожу вокруг его рта. Собираюсь убрать ладонь, но молодой человек чувствует это, перехватывает руку за запястье и… И срывает с моих губ стон, когда языком проводит по порезу.

Мне должно быть больно, но неприятные ощущения отходят на второй план. Мирон смотрит мне прямо в глаза. Своими потемневшими глазами, радужка в которых кажется мне тягучим горьким шоколадом. Соблазняющим и влекущим. Как заворожённая, я смотрю на кончик его языка, который вновь и вновь проходится по ранке. Сегодня он уже делал нечто похожее и порочное, но тогда мы были не одни. Тогда толпа людей не давала забыться в чувствах и ощущениях. Тогда я ещё помнила, что на нас могут смотреть.

Сейчас же… Сейчас в оглушающей тишине кухни, где нет никого, кроме нас двоих, где стоит тишина, нарушаемая лишь нашим частым дыханием, ничто не способно отрезвить меня.

Губы Мирона становятся красными от моей крови, а у меня сердце в груди застывает. Это ненормально, нездорово, но мне кажется, что он проводит какой-то ритуал на крови, соединяющий нас. Или это его чёрные зрачки гипнотизируют меня и заставляют сердце сбиваться с привычного ритма?

Я без понятия. Всему происходящему нет объяснения. Мирон подаётся вперёд, стремительно приближает губы к моему приоткрытому рту. И я закрываю глаза, ожидая неминуемого прикосновения. Но сердце отсчитывает секунды, мгновения, а поцелуя так и не происходит. Вместо этого я чувствую, как порезанный палец чем-то обматывают.

Открываю глаза и смотрю в сосредоточенное лицо Мирона, который «бинтует» мой палец при помощи бумажных полотенец. На его лице начинает подсыхать моя кровь. Мои мысли расплавились от близости молодого человека, от интимного полумрака, от приятного запаха корицы, исходящего от кожи Мирона. Иначе как объяснить, почему я не отталкиваю его. Почему не вырываю руку из горячих и как-то слишком бережных пальцев, прикасающихся к коже.

Тусклый свет рисует причудливые тени на лице Мирона. Я смотрю на длинные чёрные ресницы, пушистые кончики которых вызывают странное умиление. Я скольжу взглядом по бровям, густые волосинки которых заломались и забавно торчат вверх, по ровному носу, с золотистыми крапинками веснушек, и замираю на слишком пухлых и чувственных для парня губах.

Я поднимаю руку и начинаю стирать следы крови с кожи и абриса губ. Пальцы Мирона замирают и перестают обматывать рану. Парень вскидывает на меня глаза, я чувствую, как он внимательно изучает моё лицо. Я тушуюсь, краснею, убираю ладонь и прячу за спиной.