— Вы что-то путаете, — шепчу в ужасе, всеми силами пытаюсь отодвинуть его от себя. — Пустите. Вы нарушаете устав академии.

— Только вот не нужно сейчас играть в недотрогу. Я уже давно всё понял.

— Тебя долго… Что за чертовщина здесь происходит? — ещё никогда я так не была рада слышать голос Олега. — А ну-ка, убрал от неё свои руки, урод!

— Гришин, покиньте мой кабинет, — Иван Романович всё же отскакивает от меня, застигнутый врасплох.

— Я тебе сейчас покину! Покину так, что ты ходить не сможешь, — с рёвом раненого бизона Олег заваливается в кабинет и пытается наброситься на преподавателя, но я, сама от себя не ожидая, обхватываю его обеими руками за торс и щекой прижимаюсь к груди.

— Нет, Олег. Прошу. Пойдём на следующую пару.

— Пусти меня, Аврора. Я покажу ему…

— Олег! — я одной рукой обхватываю его подбородок и заглядываю в глаза, налитые бешенством. — Пожалуйста. Отцу хватает Лизы.

Я не знаю, что именно замечает в моём взгляде парень, но он кивает. Я разворачиваю его на сто восемьдесят градусов и в спину подталкиваю к выходу.

— Если об этом кто-то узнает…

— О чём узнает? — наш декан, чьё сложное имя я никак не могу запомнить, вырастает, будто из воздуха.

Иван Романович бледнеет и кидает на нас с Олегом предупреждающий взгляд.

— О том, что преподаватель академии домогается студентки первого курса, — чеканит сводный брат.

Строгий взгляд декана скользит по мне. Мужчина сводит брови вместе и кивает своим мыслям.

— Вам нужна медицинская или психологическая помощь?

— Нет. Всё в порядке. До такого не дошло!

— Хорошо. Идите на следующую пару. Звонок через две минуты.

Я киваю и хватаю Олега за запястье.

— Это и всё? — пытается возмутиться брат.

— Они сами разберутся. Пойдём, Олег, — дёргаю парня за руку. — Ты так возмущаешься, будто сам никогда так со мной не поступал.

Молодой человек останавливается, одёргивает руку и, кинув на меня нечитаемый взгляд, уходит в другую сторону.

— Олег! Ты куда? — кричу ему в спину.

— Смотрю, у тебя потрясающая способность всех от себя отворачивать, — самый любимый и родной на свете голос заставляет вздрогнуть и обернуться.

Чтобы увидеть широкую спину Мирона, удаляющуюся от меня. Я сцепляю зубы и лишь силой воли заставляю себя остаться на месте, чтобы не догнать.

Первые слова, которые он мне сказал за этот месяц. И, несмотря на их грубость, я чувствую счастье в грудной клетке. И лишь звонок на пару заставляет встрепенуться и побежать в аудиторию.

Олег на парах не появляется до конца учебного дня. На обеде и ужине сводного брата тоже нет. Против воли начинаю за него переживать.

Одёргиваю себя, напоминаю обо всём плохом, что он для меня сделал, но всё равно тревожные мысли роем жужжат в голове. Поэтому я даже не сразу обнаруживаю, что Василиса не вернулась в комнату.

— Что? Настолько сильно обиделась на меня, что теперь в одной комнате жить не желает?

Спрашиваю с горечью у самой себя. Непрошенные слёзы собираются в уголках глаз. Я слышу шуршание у двери и кидаюсь к ней, сразу же заметив лист бумаги. Первым делом выглядываю в коридор, но никого не обнаруживаю. Читаю стихотворение.

«Будь моей. Будь со мной.

Солнцем, небом, и землей.

Нашей страстью мир зажгу,

Вместе мы, тебя спасу.

Где ты, там и я, живу,

В этот миг я вновь скажу.

Каждого, кто против нас,

Остановлю в единый час.

Ты — мой день, и ночь, и сон,

Мир вокруг нас удивлен.

Судьбы нить переплетем,

Ты и я, в любви одном.

Ты, как свет в мои мечты,

Словно нежные цветы.

Каждого, кто между нас,

Прогоню, я дам лишь шанс.

Мир весны и первый лед,

Твой ответ меня спасет.

Разве могут все слова

Выразить, как ты мила?

Ты — моя, и ты — во мне,

Вместе, как в той чудной сне.

Каждого, кто боль дарил,

Я прощу, но ты — мой мир».

Чёрт. Вместо улыбки и умиления это стихотворение вызывает мурашки. Я знаю, что писал его не Мирон. Как и первое послание, месячной давности. Я видела почерк Мира. Я брала его работы, чтобы сравнить. Угол наклона букв совсем другой.

Я кидаю бумагу на стол, накидываю на плечи шерстяную кофту и выхожу из комнаты, чтобы отыскать подругу. Она никогда не нарушала правил и её отсутствие очень пугает. Особенно, после этого письма.

Я иду по коридору к лестнице, по привычке кидаю взгляд в свой любимый закуток, где Мир ждал меня в первый день.

— Боже, Василиса! — я падаю на колени и на четвереньках подползаю к подруге, которая лежит у батареи без сознания.

Я щупаю её пульс, с облегчением понимаю, что она просто в обмороке. Мягко похлопываю её ладонью по щеке. Лиса открывает глаза, смотрит на меня, не узнавая.

— Лиса, это я. Что случилось?

Ноги что-то щекочет. Я опускаю голову и чуть не теряю сознание, когда замечаю кровь.

— Лиса. Лисонька. Милая моя, — я ору, как резаная. — Смотри на меня. Смотри. Помогите!

Я ору так, что Василиса морщится.

— Не бойся, милая. Всё хорошо, — подруга пытается меня успокоить.

Я слышу топот десятка ног, охи, вздохи за спиной. Я смотрю в лицо Лисы и чувствую себя беспомощной. Я не знаю, что мне делать. Как помочь. Я даже понять не могу, откуда идёт кровь. Минуты тянутся бесконечно долго, пока я не слышу голоса преподавателей.

— Так, разойдитесь. Мы окажем помощь.

Как в замедленной съёмке вижу, как Лису грузят на носилки, хочу пойти следом, но меня останавливают:

— Нет, Абрамова. В комнату. Все расходимся по комнатам! Немедленно.

— Но мне нужно знать, что случилось с Василисой. Молю. Я не смогу спать. Она мне ближе, чем сестра, — я прижимаю ладони к груди и готова молить.

— Ладно, Абрамова. Я тебя сама отведу.

Я иду следом за преподавателем, а сама не спускаю глаз с носилок, где лежит моя любимая подруга. Я обхватываю себя руками за плечи и гадаю, что же могло произойти. На неё кто-то напал? Упала и ударилась головой?

Я почти впадаю в истерику, пока сижу и жду, когда осмотрят Василису.

— Абрамова? — женщина в круглых очках, делающих её похожей на черепаху из мультфильма, выходит в коридор, где я хожу от стены к стене.

— Да, — я активно киваю головой.

— У твоей подруги выкидыш.

Мне приходится схватиться рукой за стену, чтобы не упасть.

— Что? — я шепчу, чувствуя ком в горле.

— Ты знаешь, кто может быть отцом её ребёнка?

— Да. Подозреваю, — шепчу непослушными губами.

— Аксёнова сейчас спит, я вколола ей успокоительное. Сейчас мы отвезём её в больницу, чтобы сделать чистку.

Я запрокидываю голову назад и тихо скулю от отчаяния и боли за Василису.

— Какие отношения у неё с отцом ребёнка? Важно, чтобы в такой момент рядом с ней был он.

— Я сейчас к нему схожу, — выдавливаю из себя я.

— Я могу позвонить дежурному, он поднимется в комнату.

— Нет, — я качаю головой. — Я сама… скажу.

— Хорошо. Скорая уже едет, поэтому поторопись.

Я киваю и со всех ног бегу в мужское общежитие. Я знаю номер комнаты, в которой живёт Мирон. Поэтому не трачу время на поиски Дани.

— Звёздочка? — сонный Мирон открывает мне дверь, хмурясь от света.

Я проскальзываю мимо него и взглядом нахожу спящего Даню. Оказываюсь возле его кровати и начинаю трясти за плечо, как безумная.

— Что? Что происходит? Ты что здесь делаешь? Что-то с Василисой?

Молодой человек соображает быстро.

— Да, — рыдания рвутся наружу. — Выкидыш.

Даня белеет.

— Где она?

— В больничном крыле. Скоро приедет скорая. Тебе нужно поторопиться.

Парень вскакивает, надевает штаны, натягивает свитер и бежит на выход.

— Аврора, — Мир ловит меня за запястье, — минуту. Паспорт его возьми. И Василисин тоже.