— Вы живете вместе? Он упоминал о свидании?

— Он не из тех, кто ходит на свидания.

— Нет? — спрашивает Рианнон, медленно и вкрадчиво. Она выразительно облизывает губы. — Наш мужчина немного развратник, да?

Я делаю глоток шампанского, в котором очень нуждаюсь. — Я этого не говорила.

Этот разговор очень характерен для Рианнон, и обычно я наслаждаюсь такой легкомысленной болтовней, особенно после нескольких рюмок. И я не знаю, почему в этот раз я не получаю такого удовольствия, ведь я не беспокоюсь о том, что у Рианнон что-то получится с Яковом. Даже если бы это и случилось, меня бы это не касалось.

Яков — лучший друг Закари, а не мой парень. То, что я видела его топлесс и видела его эрекцию под одеялом, не означает, что между нами что-то изменилось.

Он все еще лучший друг Закари, и я все еще хочу, чтобы он исчез из моей жизни.

— Наверняка ему одиноко, — говорит Санви, вырывая меня из размышлений. — Он выглядит… не знаю. Каким-то грустным. Он всегда таким был, даже когда мы были моложе.

Я чуть не подавилась шампанским. — Грустным?

Рианнон и Санви кивают в унисон, что особенно пугает, потому что они так редко сходятся во мнениях.

— Абсолютно, Дай. Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. Это его глаза, — говорит Рианнон тоном печальной мудрости. — Как ночное небо после дождя.

Такое мог бы сказать мой брат, а не Рианнон, которая известна в своей группе тем, что затеяла пьяную драку на железнодорожной платформе и однажды потеряла сознание на лоне куста рододендрона.

Я не могу сдержаться — смеюсь. — О чем ты говоришь?

— От него исходит атмосфера человека, у которого было плохое детство, — говорит Санви.

Я думаю о Якове в Спиркресте, когда ему было восемнадцать, а мне шестнадцать. Как он всегда возвращался из России побитым и в синяках. Ужасная волна тошноты прокатывается по моему желудку.

— И все это ты можешь сказать, встретив его всего один-единственный раз? — спрашиваю я, поднимая бровь.

Не знаю, почему этот разговор вызывает у меня такое отвращение. Может быть, потому, что я больше, чем я думала, защищаю Якова и его секреты. Я до сих пор помню, как рассказала Заку о жестоком обращении с отцом Якова и шок Зака, несмотря на долгие годы дружбы с Яковом. Чувство, которое я испытала тогда, до сих пор живет глубоко внутри меня: душераздирающее чувство вины, как будто я совершила ужасный акт предательства.

А может, все дело в том, что я по-прежнему намерена ненавидеть Якова, а Рианнон и Санви напоминают мне о причинах, по которым я должна проявить к нему милость, а не жестокость. Я не хочу, чтобы между нами что-то изменилось. Все и так изменились гораздо сильнее, чем мне хотелось бы.

Все становится слишком другим, слишком небезопасным. Границы, которые я установила между нами, уже стали стенами, и я не представляю, что будет, если эти стены рухнут.

— С Яковом все в порядке, — говорю я, вставая и говоря с той властностью, которой научился у отца, словно то, что я говорю, — полная, совершенная правда, и любой, кто меня оспаривает, лишь ставит себя в неловкое положение. — Вам двоим не стоит беспокоиться о его маленьком мире эмоций, потому что я могу сказать вам прямо сейчас, что Яков не испытывает эмоций.

Санви и Рианнон обмениваются взглядами, но независимо от того, верят они мне или нет, они понимают, о чем идет речь, и сразу же прекращают обсуждение.

Так было до тех пор, пока мы не собрались и не сели в наше личное такси по дороге в La Brindille, и Рианнон не спросила. — Так что… у Якова есть девушка или нет?

Я прихожу на вечеринку с модным опозданием, как и положено опытной светской львице, и обхожу всех, целуя в щеки и с улыбкой принимая поздравления. Когда я заплатила свои социальные взносы, я окидываю вечеринку взглядом.

Это заставляет мою кровь кипеть, но лицо, которое я ищу в комнате, — это лицо Якова. Может, это вина Рианнон, которая говорила о нем всю дорогу в такси до бара, а может, потому, что воспоминания о нашем последнем разговоре до сих пор сидят в моей голове, как и звук моего имени в его устах и воспоминания о выпуклости на его простынях.

И, может быть, именно потому, что я заметила Джеймса, очаровательно беседующего с профессором Стерлингом, которого я забыла пригласить и никак не ожидала увидеть, и Эмилио, с которым я недолго встречалась в первый год учебы в университете. При виде Джеймса меня пробирает дрожь отвращения, и я втайне желаю, чтобы Яков появился из ниоткуда и пробил Джеймсу череп кулаком.

Возможно, он так и сделает, если я попрошу его об этом. Я могла бы указать на любого человека в комнате, и Яков вырвал бы его из вечеринки за шею и бросил в Темзу.

Когда мне было шестнадцать, я ненавидела жестокость Якова, когда парни подходили ко мне слишком близко, но сейчас, думаю, я бы не получила большего удовольствия, чем смотреть, как он разрывает каждого из моих людей на части.

Но черноглазый ублюдок с мрачным лицом еще даже не появился.

— С днем рождения, красавица.

Джеймс подходит ко мне и наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы. Мое тело дергается от желания отодвинуться, чтобы избежать поцелуя, но я не могу заставить себя унизить его на публике. Я принимаю его поцелуй с услужливой улыбкой.

— Я удивлена, что ты пришел, — пробормотала я, слишком тихо, чтобы кто-нибудь, кроме него, услышал.

Он одаривает меня улыбкой, одновременно снисходительной и потворствующей — такой, какой дядя мог бы одарить юную племянницу.

— Я никогда не смогу быть настолько бессердечным, чтобы пропустить день рождения моей любимой девушки. — Он наклоняется и говорит мне на ухо. — Я забронировал для нас номер на ночь.

Я не намерена возвращаться с ним в его номер.

Если придется, я применю все удары в живот, в пах и на руки, которым меня до сих пор учил Яков. У меня даже есть украденный нож-переключатель, спрятанный в моей крошечной сумочке, и я не собираюсь использовать его против Джеймса.

— Что ж, я рада, что ты здесь, — заставляю я себя сказать.

Я оглядываюсь через его плечо. Якова по-прежнему не видно.

Абсолютный ублюдок. Он сказал, что придет.

В горле встает комок, и я быстро моргаю. Знакомое чувство снова овладевает мной, словно все в этой комнате — тень на стене, а я совершенно одна в холодной пустоте. У меня возникает желание развернуться, выйти, взять такси до дома и провести остаток дня рождения в своей постели с куском торта и чашкой чая. Затем меня обхватывает рука, и я смотрю в лицо Рианнон. Я почти таю от облегчения. Она бросает на Джеймса взгляд, не пытающийся скрыть презрение, и говорит: — Мне нужно на секунду увести именинницу.

— Я Джеймс, — говорит он, протягивая руку, — а ты…?

— Потому что мне нужно отлить! — кричит она ему в лицо, будто не слышала его, хотя я знаю, что она прекрасно его слышала.

А потом она тащит меня прочь от его недоуменного выражения лица и все еще протянутой руки, пока оба не исчезают в толпе.

Она ведет меня в тихий уголок бара, заказывает брамбл для меня и пиво для себя и поворачивается ко мне с тяжелым вздохом.

— Ух. Терпеть его не могу, — заявляет она так, будто не утверждает очевидного.

Я смеюсь. Честное слово, я могу поцеловать ее, я так благодарна. — Я знаю, что не можешь.

— Тебе нужно бросить его, девочка. Я сделаю это за тебя, если ты хочешь.

— Я знаю, — вздыхаю я. — Я хочу.

— Он тебе даже не нравится, — говорит она. Она берет мое лицо в свои руки.

— Знаешь, как ты расстроилась, когда он начал с тобой разговаривать? Это разбивает мое чертово сердце, Захара. Конечно, даже быть одному лучше, чем быть с этим полным неудачником?

Я сглатываю. Я не хочу плакать на собственном дне рождения, потому что это было бы самым вопиющим социальным промахом, но честность Рианнон всегда пробивает меня насквозь. Я жалею, что так раздражалась на нее, потому что могу честно сказать, что она — один из лучших людей в моей жизни. И если ей нужен Яков, то она его заслуживает, потому что они оба хорошие, порядочные люди, которые никогда не делали ничего, кроме как старались заботиться обо мне.