В дверях появилась фигура - и остановилась. Глаза Гершаля раскрылись широко, шире,чем позволяла природа - потому что у вошедшего на руках были кандалы. Правда, они не соединялись уже мелкой серебристой цепью, чьи звенья бессильно болтались, свисая с железных браслетов. И тут же - кто-то, очень недовольный тем, что кандальник остановился, втолкнул его с притянутым к бока пустым рукавом серой шинели
-А , господин полковник! - саркастически прокомментировал это полёт пушечного ядра Гришем, краем глаза отметив громадность фигуры, - Вижу, вам удалось успешно завершить свои дела в Гамбурге…
Тампест оставил приветствие без внимания. Он экономил силы.
Правда я всё же считаю,что эта французская сволочь не стоила того, чтобы вам самим бегать и развлекать полицию и пожарных фейерверками….
Дюпре поднял на негоголодный. волчий взгляд - видимо, только присутствие Тампеста не давало им вцепиться друг другу в глотки, несмотря на всю пропасть в звании и нынешнем положении.
Заткнись, - прорычал Тампест, - Что бы ты там не сказал - заткнись. Врача - для здешнего отделения, - нашёл?
Сам Селестин прислал, - кивнул Гришем.
Глаза полковника полыхнули жёлтым.
А откуда, - сказал он как-то странно, но по спине у Гришема прошел холодок, - Откуда Селестин знает об этом?
Капелька отложил газеты.
Ниоткуда, сэр, - сказал он, не сводя взгляд синих холодных глаз с Тампеста, -Когда вы потребовали устроить всё в Бремене, - Я запросил деньги в головном офисе.
.
Дальше, - спокойно потребовал полковник.
Дальше, господин полковник, пришли деньги - и сообщение. В нём говорилось, что надо встретить врача. Он прибудет осмотра кандидатов …
Вошедший кивнул, словно услышал ответы на все вопросы, и повернулся к Гершалю. Тот человек Агентства, его пока больше не интересовал. Этот англичанин едва стоял на ногах и трудно было не заметить засохшую, старую пулевую рану на плече. Руки Гершаля невольно сделали несколько привычных движения - так был ему неприятен вид, наверняка, уже очень плохой из-за набившейся внутрь шерсти и грязной крови, но….
Что-то не так, сэр? - спросил старый хирург, вежливо и осторожно. Годы практики научили его разговаривать с англичанами. Тихо. Спокойно. И будь готов услужить.
Всё… Не так … - Полыхавшие жёлтым глаза жгли, опаляли его лицо как расплавленный металл лились в его глазницы - искали что-то укрытое в его глазах, - Всё… Не так… Человек Селестина…
Последние слова были очень важны и если бы … Но глаза у Гершаля были самые обычные и за ними ничего не скрывалось. Британский офицер, казалось, успокоился. Огненный взгляд прокатился по его туповатому скрюченному носу и черным волосам - и он. наконец, спросил то, что ожидала израненная душа Гершаля от всякого англичанина.
Еврей? - он произнёс это слово так будто бы в нём не было особенного, а сердце Гершаля стукнуло так, будто бы ненавистный англичанин ударил с размаху по больной худой груди молотком.
Немец, сэр, - привычно сдержался Гершаль. Он не собирался отвечать на этот вопрос - честно.
Жёлтые глаза “господина полковника” снова зажглись. И тот, кто сидел за столом с газетами и ранее вовсе не интересовался существованием Гершаля почему-то поднял на него взгляд.
Хирург решил,что,- в этот раз,- врать будет
Немец - уточнил он со вздохом,- Моисеевой веры,
Жид, - усмехнувшись подтвердил сидевший за столом. Вошедший мельком посмотрел на него, но ничего не сказал.
Еврей, - спокойно сказал гигант-англичанин и кивнул головой, как бы ставя печать на его удостоверении, - Плохо нынче быть таким как ты, - Понимающе кивнул головой бритт.
“Да что ты можешь знать!” - чуть сорвало у Гершаля затянутую на болты крышку многолетней мудрости терпения и служения его Империи.
Империя была, действительно, его. А англичанин, действительно, знал.
Ну ты не бойся, -сказал он, - К тебе теперь всё это уже не имеет отношения. Ты-то теперь мой еврей.
Скрипнул, страдая под весом английского чудовища старый диван.
Это даже хорошо,что ты еврей.
Губы Гершаля задрожали. Англичанин знал - как ему плохо . Но не потому что вынес тоже самое,что и лишённый родины и будущего Гершаль. Просто он был одним из палачей его народа. Знавшим свое дело лучше многих…
Евреи всегда были хорошими врачами.
Как-то поведя плечом и поморщившись от боли, он и с одной рукой умудрился сбросить шинель.
Надеюсь, ты-то тоже сможешь заштопать хотя бы рану на собаке? - спросил гигант не оборачиваясь.
Пуля всё же прошла навылет. Выходное отверстие было страшным. Будто бы перед военврачом было не плечо, - когда-то! - закачнивавшееся рукой, а красная перезревшая, сладкая до мокроты мякоть неведомого фрукта. И эту мякоть ели великанской ложкой. Кто-то обладавший великанским же аппетитом. До самой корочки жрали полковника. До самого дна…
Я был с военным госпиталем Пятого Шотландского в Греции, сэр, - ответил Гершаль, отводя взгляд от воронки, мухи над которой не кружились только потому что уже наступила осень. К зрелищу гнойных ран привыкнуть невозможно. Особенно, если твой испуганный разум даёт возможность испытать страдания от чужой раны. Попадание автоматной пули бы убило бы слабосильного Гершаля на месте. А этот топал.. Как они там говорили? От Гамбурга!? Зубы Гершаля сжались. Боже Израиля, почему,ему, Гершалю так больно, а этому проклятому англичанину, язычнику из второго Вавилона - нет… - С пятым шотландским,сэр. В Греции, Египте и в … теперешней Палестинской префектории.
Значит, сможешь, - опять уверенный кивок, - У тебя всё есть?
Ещё бы у него не было! - будто бы недовольного пса в углу разбудили.
Придётся резать, чтобы достать осколки пули, раздробленную кость и прочее … - слабо попытался отвертеться Гершаль от чего-то непонятного и страшного, куда его пытались затянуть
Гришем! - рыкнул полковник.
Стук заставил врача вздрогнуть. В полированную поверхность стола, пробив стопку газет, вонзился какой-то кинжал. Врач был готов поклясться, что этого оружия у его нанимателя не было. Не было и всё. Он бы его увидел. Он столько времени провёл с ним - здесь,в этой комнате.
Клеймо на лезвии, “Р-03”, и вороненый металл клинка выглядели вполне современными и наводили мысли о фабричном производстве и стандартизации, но жёлтая латунная ребристая рукоять, гарда и сама форма кинжала… При взгляде на него в памяти, само собой, всплывало читанное в каком-то романе, давным давной, ещё в юности, отдававшее сырыми камнями, шершавое как стены каменного мешка - средневековое слово “мизерикорд”.
Ну!? - опять раздалось нетерпеливое львиное ворчание.