Сводный брат груб, вспыльчив и, как всегда, невероятно прямолинеен, что, естественно, не нравится никому, в чью сторону эта прямота направлена. Это отчётливо видно по потяжелевшей челюсти Королёва-старшего и поджатым в тонкую линию губам мамы, которая, кажется, сдерживается из последних сил, чтобы не ударить словами в ответ. Атмосфера в прихожей накаляется ещё сильнее и очевидно это плохой знак, игнорировать который глупо и бессмысленно, но как исправить ситуацию, изначально обречённую на плохой исход, девушка не знает. Раньше, пять лет назад, когда мама только вышла замуж за Олега и они стали жить все вместе, подобные стычки заканчивались тем, что он просто задавливал своего сына от первого брака авторитетом и силой характера. Сейчас Роме уже не пятнадцать. Он зол и обижен. Отцовский авторитет для него - не более чем пустой звук и просто приказать ему закрыть рот уже не получится. Поэтому Отрадная не находит ничего лучше как повернуться к нему, привстать на цыпочки, ухватившись за его мощное плечо, и прошептать:

- Рома, не стоит. Оставь.

Потому что защищать её бесполезно и поздно. Потому что поводок контроля Олега уже не снять и Инну её любить не заставить. Потому что она этого просто напросто не заслуживает.

- Нет, я не позволю, чтобы к тебе так…

Он резко замолкает. Также резко меняются в лицах их родители, так как совсем рядом слышится звук открывшейся двери, топот маленьких ножек по полу и в коридоре появляется только проснувшийся после дневного сна Егор. Его русые волосы мило взлохмачены, пижама в лёгком беспорядке, один носочек выше другого. Он сонно трёт глазки, зевая, нетвёрдой походкой подходит к отцу и скорее машинально, чем осознанно прижимается к его ноге.

- Папа, ты дома? - бормочет младший брат вполголоса, не открывая глаз и, кажется, досматривая сон на ходу.

Рома рядом с ней шумно выдыхает и от его взгляда на четырёхлетнего ребёнка, которого он видел в последний раз трёхмесячным малышом, у Алёны больно сжимается сердце и свербит в носу. Ей в отличие от него повезло хотя бы в этом, она видела как Егор рос, была рядом, а сводный же…

Почему тебя так долго не было с нами?

Ну почему…?!

Друзья, скажите же, что Алёна молодец? Она смогла дать Олегу пусть и небольшой, но отпор)

Олег наклоняется и поднимает его на руки, чтобы передать сына жене, которая сразу же оживает, быстро подходит к ним и по всей видимости торопится Егора спрятать, но не успевает, потому что девушка не может допустить, чтобы тот знал старшего брата только по её рассказам, пока никто не слышит, и идёт против Королёва-старшего и матери в открытую.

- Егор, милый, только посмотри, кто к нам вернулся.

Мальчик, услышав её голос, мгновенно просыпается, выворачивается из родительских рук, чтобы оглянуться, и, заметив, стоящего рядом с ней незнакомого ему человека, удивлённо округляет глаза. Его мимика, черты лица, жесты - копия Олега и, соответственно, Ромы, сходство, которых напрямую указывает на их родство, тоже. Только если Королёв-старший - это олицетворение льда, сдержанности, контроля, то его старший сын - это незасыпающий никогда вулкан, буря, скандал. Егор в свою очередь - доброта, тепло, любовь. Счастливый, не нуждающийся ни в чём ребёнок, которого его родители, действительно, любят. Не с оглядкой, как её и Рому, а по-настоящему, всем сердцем, так, как и должны любить мать и отец.

- Помнишь… - Отрадная чувствует, как от злости, волнами исходящей от Инны, першит в горле, но не отступает. Продолжает наперекор с неестественной улыбкой и спокойствием. - Помнишь, я рассказывала тебе про Рому? Про твоего старшего брата? - Егор кивает, продолжая разглядывать Ромку во все глаза. - Вот он. Здесь. С нами. Хочешь с ним познакомиться?

Секунда, вторая, третья и ребёнок, смущённо улыбнувшись, кивает. Тянет к ней руки и она на нетвёрдых ногах, не смотря на как никогда напряжённых маму с Олегом, которые похоже впервые в жизни едины в своих эмоциях и чувствах, подходит ближе, чтобы его забрать. С трудом сглатывает, когда над головой звучит тихо, так, чтобы было слышно лишь ей одной, холодное и сухое:

- Что ты творишь, девочка?

И вроде ни одной эмоции в голосе, но Отрадная чувствует его слишком хорошо, чтобы не понять - он в ярости. Мало того, что старший сын неожиданно объявился, так ещё и она, приученная им беспрекословно подчиняться, вдруг решает взбунтоваться.

- Знакомлю твоих сыновей друг с другом, - произносит, невольно вжимая голову в плечи.

Потом. Ей определённо придётся ответить за свою непокорность и самоуправство перед ним потом, а сейчас - Рома, заслуживающий стать для младшего брата чем-то больше, чем просто героем из рассказов перед сном, воспринимаемых Егором как сказки. Рома, что не отрывает от них каре-зелёных глаз и силится беззаботно улыбнуться, но только ломает губы в горькой, выворачивающей душу усмешке, намертво к нему приклеившейся. Рома, что прячет волнение в руках, пробегаясь пальцами по затылку, взъерошивая светлые волосы. Рома - высокий, большой, широкоплечий, сильный и такой беззащитный в эту секунду, такой уязвимый и честный в своих эмоциях.

Она закрывает его собой, становясь к маме и Олегу спиной. Подставляя под их недовольство и гнев в первую очередь себя, а не братьев. В конце-концов не привыкать быть во всём крайней, виноватой и не оправдывающей надежды. В конце концов, ей эта роль подходит лучше, чем кому-либо ещё. В конце концов, не может иначе, в очередной раз за этот день ставя в приоритет сводного брата.

- Итак, - начинает, удобнее устраивая достаточно тяжёлого Егора на своих руках. - Егор, знакомься. Это твой старший брат - Рома. Он очень весёлый, сильный и храбрый. Рядом с ним ничего не страшно. Рома, а это Егор. Самый умный, добрый и жизнерадостный мальчик на свете. И, что самое важное, самый лучший сын и младший братик во Вселенной.

Егор, по-прежнему смущённо улыбаясь, с интересом изучает нового родственника и совсем по-взрослому тянет парню пухлую ладошку.

- Пливет! Я Егол Олегович Кололёв, - мило картавит, важно вскинув подбородок, отчего ещё больше становится похожим на отца. - Лёна мне пло тебя лассказывала. Ты - холосый. Она по тебе очень скучала.

Рома смотрит на него, не моргая, будто боится, что брат исчезнет, если он на мгновение прикроет веки, и осторожно, с трепетом, едва касаясь сжимает его маленькую ручку в своей большой широкой ладони.

- Привет, Егор. Я тоже Олегович и тоже Королёв, - его голос явно дрожит, из-за чего у неё щиплет глаза и хочется шмыгнуть носом. - Мне Лёна про тебя ещё не успела рассказать как следует, но я помню тебя совсем крохой. Даже не верится, что ты так вымахал, пока меня не было. И я скучал, знаешь. Очень-очень. Каждый день. По вам обоим.

Отрадная часто-часто моргает и кусает внутреннюю сторону щеки, чтобы не дать своим эмоциям им помешать.

- А где ты так долго был?

Главный вопрос, который мучал её все эти годы. Который она столько раз задавала и отчиму, и маме, что со счёту сбилась. На который в ответ всегда получала лишь молчание.

- Я… - парень бросает короткий тяжёлый взгляд, посвящённый отцу, поверх её головы и снова смотрит на брата. Смотрит мягко, тепло, ласково. - Ты любишь играть в солдатиков?

Егор согласно кивает и, не понимая, куда он клонит, беспокойно ворочается у неё на руках, желая как можно скорее услышать главное.

- Я тоже очень любил в них играть, а потом сам своего рода стал солдатиком, в которого играют.

Девушка замирает, пытаясь осознать услышанное.

Рома неожиданно исчез в последних числах августа пять лет назад. Ей тогда было всего пятнадцать лет, он - на год старше. Исчез так, словно его кто-то стёр из жизни их “семьи” и дома. Ни разговоров о нём, ни вещей, ни его самого, будто старший сын Олега ей приснился. Только вчера он вроде бы был рядом, улыбался ей, шутил и беспрестанно повторял, что всё будет хорошо, а потом Отрадная осталась одна. Единственное, что она знала по скупому объяснению сводного брата перед исчезновением это то, что он в компании своего лучшего на тот момент друга, Кира Авдеева, вляпался в некрасивую историю с полицией и запрещёнными веществами, которые служители порядка очень “удачно” в одну прекрасную летнюю ночь у них обнаружили. Вот только этот самый лучший друг, благодаря отцу, занимающему пост мэра города, привода в участок и дальнейших разборок с законом избежал, выйдя из ситуации чистеньким, а всю вину повешали на Рому. И в ту же самую минуту она впервые в жизни почувствовала ненависть. Едкую, колкую, нестерпимую. Ненависть к золотому мальчику, мэрскому сынку, поспособствовавшему тому, что у неё отняли единственного человека в мире, понимающего её, единственного, кому было на неё не плевать, единственной поддержки и защиты. Ненависть, что жила в ней все эти годы, а теперь из-за его весенних глаз затихла, уступив место совершенно другим эмоциям и чувствам. Наверное, знай Отрадная тогда, что через каких-то несколько лет будет звать его другом, защищать перед тем же Ромой, думать о нём часто и как-то абсолютно не по-дружески, то скорее всего не поверила бы. Слишком сильны были тоска, обида и пожирающее изнутри одиночество, чтобы думать головой и, самое главное, видеть грани допустимого. Те самые, за которые переступать нельзя, а они вдвоём сметали их не глядя, не щадя ни себя, ни друг друга, забываясь, оправдываясь каждый своей правдой и раз за разом сталкиваясь лбами, принципами и характерами. Мир в тот период делился исключительно на чёрное и белое, без полумер, отчего многое ускользало от внимания и глушилось эмоциями, выходящими за края.