боже, как же теперь смотреть ему в глаза?

Дверь трещит. Отчим повышает голос. Мама ему вторит. Ромка курит, а она сама, сжав флешку в ладони, поднимается на ноги и очень надеется, что не пожалеет.

- Верю, - произносит настолько твёрдо, насколько позволяет состояние. - Спасибо, Ром.

Он вынимает сигарету изо рта, чтобы что-то сказать, но дверь, не выдержав натиска, распахивается, ударяется громко о стену и в комнате тут же появляются мать с отчимом. Тот окидывает её пронзительным и цепким взглядом, потом подлетает к сыну, резко дёргает его за плечо, разворачивая к себе лицом, и, сжав в кулаке ворот рубашке, дёргает на себя.

- Ты что тут устроил, сопляк, а? - рычит в лицо. Встряхивает грубо и сильно. Угрожает напором. - Ты кем себя, сучонок, возомнил?!

Брат мгновенно меняется, надевает броню, прячет себя, уязвлённого их разговором до самого нутра, за своей привычной нахальной маской и, посмеиваясь, выдыхает дым прямо Олегу в лицо.

- Ебать, пап, вот это похвала! Спасибо! Приятно, пиздец!

Олег снова его встряхивает и снова Ромке всё нипочём. Он лишь смеётся сильнее и весело подмигивает на её встревожено-обеспокоенный взгляд, молча успокаивая. Слегка кивает на сломанную дверь, мол, иди, нечего тебе тут смотреть, я разберусь, но девушка и шага сделать не успевает, как отчим бросает ей резкое:

- Стой там, где стоишь, Алёна, с тобой я чуть позже поговорю.

Разговор с ним… Особенно с ним! Последнее, что ей сейчас нужно и хочется, но тело слишком привыкло его слушаться, поэтому реагирует, как обычно, отдающей на языке горечью покорностью.

- А ты спрашивал её? Хочет она с тобой говорить? - не может не вступиться Рома и недобро щурит глаза. - Хули раскомандовался? Повторяю, она тебе не собачонка на поводке, чтобы так с ней разговаривать! Если не расслышал из-за возраста, то слуховой аппарат купи, потому что, блять, ещё раз в таком тоне Алёнке что-то скажешь и…

- И что?! - голос Олега прибивает к земле, давит на плечи и задевает нервы, заставляя опасаться самого плохого. - Что ты, щенок, сделаешь?!

- Хм-м-м, с чего бы начать, даже не знаю… - парень задумывается и, как ни в чём не бывало, вновь спокойно затягивается. - Ты что предпочитаешь, отмучиться сразу или остаться на десерт и помучиться от души потом?

- Что.Ты. Несёшь.

- Бать, у тебя реально проблемы со слухом. Инна, - наигранно обеспокоенно поворачивается к мачехе, уже пожалевшей, что подняла на ноги мужа и рассказала о закрывшихся в комнате детях. - Куда ты смотришь? Он же муж твой. Хуёвый, конечно, но уж какой есть… Почему не заботишься о нём?

Пока родители пытаются справиться с бешенством и не повестись на такую явную провокацию, он вновь кивает ей на дверь. Отрадная нерешительно мнётся, беспокоясь за него, просто потому что иначе не умеет, не знает и не помнит каково это за своего сводного брата не переживать и не бояться.

- С тобой всё будет хорошо? - спрашивает одними губами.

Рома улыбается здоровым уголком губ. Искренне. И специально для неё.

всё, что я делаю - делаю ради тебя

Она, про себя моля всевозможные высшие силы, чтобы с ним ничего больше не случилось, и не думая, что будет потом, быстро проскальзывает сначала мимо отчима, потом мимо мамы, и торопится к входной двери, оказавшись за которой, как обычно, не ждёт лифт и бежит по этажам вниз, а затем по улице, на ходу вызывая такси и продолжая крепко сжимать в руке флешку.

До Мишиного дома добирается с сумерками. Бродит по району, пытаясь вспомнить улицу, и, наконец, найдя нужный дом, замирает у ворот. Нажать на звонок страшно. Но ещё страшнее дать заднюю и предать свои принципы. В очередной раз. Поэтому на кнопку всё же после недолгой борьбы с собой надавливает, а потом ещё и ещё, когда за этим ничего не следует.

может, никого нет?

может, Миша сейчас с…

Трель звонка, наконец, обрывается и в динамике раздаётся слегка раздражённое:

- Кто? - Алёна сглатывает, поворачивает к домофону голову, прижимая руки к груди, и Романов её узнаёт. - Отрадная? Ты?

- Да, я… Можно… Можно мне зайти?

Он молча открывает ей двери и меньше чем через минуту девушка уже стоит на пороге дома не в силах посмотреть Мише в глаза. Страшно, горько и взгляд сам приклеивается к ссадине на внешней стороне его ладони. Той самой, которой он Рому…

- Алён?

Его голос звучит надтреснуто, совсем не как обычно - слегка лукаво и чуть с сарказмом, и это вдобавок бьёт по нервам. Отрадная знает, что Романов с Лилей не чужие друг другу люди. Что их связывает детство, воспоминания и что-то ещё, что видно невооружённым глазом. А ещё знает, что лучший друг Авдеева - очень хороший, чуткий, добрый и отзывчивый парень, готовый ради своих близких на всё, поэтому совсем не удивляется его острой и искренней реакции на произошедшее сегодня. Поступи кто-то также несправедливо к Роме, то она бы тоже не осталась в стороне, пропустила всё через себя, разделила его боль и обиду, сделав её своей, и… Почему “бы”? Алёна ведь уже так сделала однажды и возненавидела золотого мальчика с глазами цвета весны на долгих четыре года.

- Прости, что я… Вот так… Без предупреждения…

- Да ничего. Проходи, не стой в дверях.

- Спасибо, Миш, но, нет… Я ненадолго и…

Перейти к главному не хватает духа. Хочется молча протянуть ему флешку и малодушно сбежать, но такое поведение даже для неё - край.

- И… - судорожно тянет носом воздух, пытаясь сформулировать мысли в слова.

- И может быть ты всё-таки посмотришь на меня? Ты не сделала ничего постыдного и неправильного, чтобы прятать глаза.

Реальность обстоит иначе и постыдного с неправильным в её послужном списке хоть отбавляй, но всё же Миша прав. Разговаривать, смотря в пол, нельзя. Поэтому она с трудом поднимает голову и, встретившись с его взглядом, едва сдерживается, чтобы всё-таки не сбежать. Его красивые, чистые, небесно-голубые глаза, что всегда сверкали, светились, посмеивались, сейчас холодны и почти безжизненны. Такие же колючие, как аномальные заморозки в разгаре лета. Серьёзные. Тяжёлые. Резкие. Неугомонные кудряшки - тусклые. Обычно улыбчивое, приветливое лицо с небольшой долей заносчивости и с большой мальчишеского обаяния - бледное, острое, сумрачное. И весь он тоже будто истончал за несколько часов и одновременно потяжелел, давя теперь на неё своей сложной и неуютной энергетикой. Если раньше возле него хотелось греться и верить в лучшее, то в эту самую минуту желание было одно - посильнее натянуть на мгновенно озябшие ладони рукава демисезонной куртки и смириться с тем, что мир, в котором они жили, катится в никуда.

- Ну, вот… Не страшно же, да? - шутит, наверное, по привычке, только веселье не касается ни глаз, ни губ и у неё болезненно колит в груди. - Так что ты, говоришь, хотела?

Запускает руки в карманы форменных брюк, сутуля плечи, обтянутые белой рубашкой. Девушка отстранённо замечает про себя, что тоже не переоделась после университета.

- Миша, я понимаю, что… - начинает глухо. - Уже поздно. И ничего не изменить.

Он молчит, смотря на неё в упор.

- Если бы я знала заранее, то… Не допустила бы. Отговорила его.

- Алён, при всём уважении, вряд ли бы у тебя это получилось. Он с катушек слетел окончательно, пойми. И… - чуть качает головой. - Мой тебе совет - гони его от себя, пока тебя саму не зацепило.

Ей на это нечего сказать. У неё в груди всё обмирает при одной только мысли о жизни без Ромы.

- Хотя тебя уже зацепило. Только посмотри, ты стоишь напротив меня и пытаешься извиниться за урода, который ничем, ну вот ни на капельку, этого не заслужил.

- Миш… Рома, он… Он…

- Он говнюк, какого только поискать. Зависимая, опустившаяся ниже некуда тварина и я, правда, не понимаю, почему ты на это закрываешь глаза.