Кровь с губ мальчишки не лилась, это давало надежду на то, что внутренние органы пока целы, и сам он жив.

Однако занявшая его тело сущность была сильна. Она смотрела на нас пристально, со злым и самоуверенным весельем, и явно рассчитывала закончить эту встречу победительницей.

Я снова посмотрела на Кайла, ожидая объяснений.

Отчитывать людей от одержимости было непростым делом. Не для дилетантов. Когда мы были вместе, даже когда моё мастерство уже достигло весьма высокого уровня, он не позволял мне заниматься подобным самостоятельно. Всегда присутствовал и страховал.

Сейчас же он только пожал плечами и сложил руки на груди.

– Это тебе. Развлекайся.

Существо сдвинулось с места.

Оно поползло по потолку, как огромный паук, цепляясь за него вывернутыми конечностями.

Если парень выживет, лекарю его семья будет платить ещё долго.

Одержимость никогда не бывала простой.

Приходящие из темноты сущности и мертвецы занимали тела живых не для того, чтобы вернуть их обратно. Эти тела они носили как одежду, использовали по своему усмотрению и для своих надобностей, но никогда не заботились об их сохранности.

Запертый в мешке из мяса и костей человек ещё какое-то время оставался жив. Беспомощный, лишённый контроля над собственным телом, он нередко даже всё понимал, но мог лишь наблюдать со стороны. Не имея возможности ни на что повлиять, смотреть, как его собственными руками крушат его дом и душат не ожидавших нападения близких.

Если не найдётся тот, кто сможет отчитать вовремя, гибель одержимого была неизбежна. Рано или поздно сущность окончательно заберёт контроль, лишит отдыха, пиши и возможности дышать, выморозит прочь тяжёлым мертвенным холодом. В конце концов, нанесёт травмы, несовместимые с жизнью. Сломанные руки и ноги могут срастись, но пуля в животе или выверенный удар виском о стену не оставляют человеку шансов, а сущности кровавые ошмётки тела, которое она носит, не помеха.

Они были сильнее людей и намного быстрее. Они не чувствовали боли и не нуждались в передышке. В отличие от людей, которым приходилось с ними сражаться.

Растерзать они тоже могли едва ли не быстрее, чем дикие звери, в крайнем случае просто загрызть зубами.

В тех случаях, когда уже нельзя было ничем помочь, и законный хозяин тела погибал, существовал единственный выход – стрелять в голову на поражение, делать тело непригодным для дальнейшего использования.

Кайл ни разу не оставил меня с ними наедине, но оставшись без него, я делала подобное в одиночку.

Первый раз для Совета привёл Йонаса в злое недоумение.

«Какой выродок тебя этому научил?..», – пробормотал он достаточно громко, чтобы я услышала, и брезгливо переступил через ногу разлагающегося трупа, из которого я пятью минутами ранее выгнала крайне агрессивную сущность.

Этот вопрос не был адресован никому конкретно.

Мужчина погиб задолго до того, как я встретилась с тем, что от него осталось, и новый хозяин тела решительно не хотел убираться из него. Даже самой сильной и тренированной, но женщине просто в силу строения мышц в таком ближнем бою приходилось несладко, и я сидела на полу, присыпая заживляющим порошком глубоко расцарапанную руку.

Ни разу не замеченный в какой бы то ни было предвзятости Мастер был против. Работу с одержимостью он полагал исключительно мужской, но потенциально самоубийственной для женщины.

И всё же ему пришлось смириться с тем, что я оказалась в пятёрке лучших специалистов Совета из всех тех, кто в принципе умел это делать.

«Я хочу, чтобы ты имела шанс уцелеть при любых обстоятельствах. Особенно если меня не окажется рядом», – так Кайл объяснял свою требовательность к моим навыкам.

Это было сказано сразу после того, как он прикончил второго одержимого, с которым я не справилась.

Мы полгода искали их намеренно. Раз за разом. Я смотрела, как работает он, потом делала это сама под его чутким присмотром.

Теперь же он очевидно не собирался помогать, даже если оно на меня бросится, и это было… лестно.

Существо тем временем повисло практически над нами. Оно не могло не ощущать исходящую от Кайла опасность, но меня наверняка считало лёгкой добычей.

С такого расстояния я могла видеть и мутные, затянутые белесой плёнкой глаза мальчишки, и безумный кривой оскал вместо улыбки.

Однако человек внутри совершенно точно был ещё жив.

Не дожидаясь, пока оно сделает свой ход, я подняла руку и расчертила в воздухе первый знак.

Существо зашипело.

Оно всё-таки бросилось разъяренным зверем, прыгнуло вниз, метя в меня, но прыжок этот не удался. Я успела начертить второй символ, и тело рухнуло на пол тяжёлым кулем.

Шипение перешло в протяжный вой.

Оно вскинуло голову, огляделось, а потом поднялось на четвереньки.

Обеспечивая себе пространство для нужного манёвра, я бросилась в сторону, и оно кинулось за мной, а потом завизжало отчаянно и болезненно, ударившись о невидимую преграду, возникшую после третьего знака.

Видимо, он, так же, как и захваченное им тело, был молод. Только пробовал свою власть и не успел наиграться.

Уже и не сможет.

Продолжая тоненько и жутко скулить от боли, мальчишка перекатился на спину, замахал в воздухе руками и ногами, как будто пытался стряхнуть оцепенение.

Не дав ему времени и на это тоже, я пнула тело ногой, разворачивая на живот, и уселась сверху, чтобы придавить его надёжнее, заломить хотя бы одну руку и не позволить навредить ни себе, ни истерзанной плоти.

На этот раз существо зашипело громче.

В горле у мальчишки булькало, и, опасаясь, как бы тварь напоследок не откусила ему язык из мести, я нажала локтям на шею сзади и, накрыв затылок ладонью, начала читать молитву на изгнание.

Существо подо мной забилось в конвульсиях и снова принялось выть.

Усидеть на нем было сложнее, чем на дикой лошади, но он хотя бы не трепался – старые, не раз получавшие в свое распоряжения человеческие тела сущности умели и такое.

Этот же только ныл, не перебивая, хотя и понимал, что именно я с ним делаю.

По уму, следовало, конечно, связать. Не просто оглушить ударом, а лишить возможности сопротивляться и корчиться.

У меня были все возможности для этого, но… не хотелось.

Кровь кипела и стучала в висках. Я продолжала контролировать окружающее пространство по привычке, но сама эта возможность побороться с жаждущей кровью нечистью кружила голову, заставляла почти терять счет времени.

И все же я закончила, не сбившись.

Мальчишка подо мной застыл, так и остался лежать, уткнувшись носом в пол.

Выждав несколько секунд, я переложила ладонь ему на загривок и начала читать следующий оговор – контрольный.

Сущность взвыла так, что у меня заложило уши, а волоски на шее сзади поднялись дыбом.

Как я и предполагала, он пытался провести меня, сделав вид, что ушел, а после, когда я уберусь куда подальше, доломать паренька, прикончить его просто потому что мог это сделать. Потому что тот посмел сопротивляться.

Заведя свободную руку назад так же неестественно сильно, как делало это, сидя на потолке, оно попыталось вцепиться в меня.

Пальцы со сломанными окровавленными ногтями сжались на рукаве моей куртки.

Последний четвертый знак я вывела прямо на затылке бьющегося подо мной человека.

Тело замерло.

Я почувствовала как воздух на секунду сделался обжигающе холодным, потом нагрелся, а после стал обычным.

Оно ушло.

Рассыпалось на части, сгорело, испарилось – меня не интересовало, как именно это произошло, важен был результат.

Мальчишка подо мной всхлипнул почти по-детски, дернулся, застонал от боли, а потом заплакал.

Я скатилась с него, сделала глубокий вдох, лежа рядом на полу, и только после моргнула, чувствуя, как на губах расцветает улыбка.

Расставание с фермерами для меня смазалось.

Держа уже отвязанных лошадей, я видела, как Кайл прощался с ними. Он принял от главы семейства плату за работу Совета, в ответ передал ему небольшую склянку. Мазь, которую следовало втереть больному в суставы ещё до того, как к нему позовут врача. Чтобы всё вывернутое сущностью встало на место, и оставалось только подождать, пока срастутся переломы.