Эниса действительно удаётся застать в коридоре. Едва свернув, Фирмин примечает его по тёмным волосам и хочет окликнуть. Но потом понимает, что Энис говорит с кем-то, и почему-то отступает назад, за угол.

Разговор отсюда хорошо слышно.

– Почему ты был в чужом платке? – это звучит так, будто вопрос долго подбирался в неловкой тишине.

А ещё Фирмин узнаёт голос – Фелисьен.

– Почему ты спрашиваешь? – в таком же тоне и тоже с промедлением спрашивает Энис.

– Просто любопытно.

– Просто…

Они снова молчат, как Фирмину кажется – напряжённо.

– Ладно, – сдаётся Фелисьен. – Меня не было, когда они взяли твой платок, но я потом слышал, как они об этом говорили. Я уже не мог ничего сделать, прости.

– Я не ждал, что ты что-то сделаешь.

Фирмин слышит, как Фелисьен вздыхает.

– Хочешь, я отдам тебе свой платок?

– Зачем?

– Мне меньше достанется, чем тебе, если потеряю.

– Нет. Зачем тебе отдавать мне платок?

– Ладно, – снова, помолчав, повторяет Фелисьен. – Отдай мне свои серёжки. Пожалуйста! Тебе они всё равно только мешают, ты с ними как белая ворона.

– Я и без них.

– Да. Но мне очень надо.

– Зачем? Для Дами?

– Откуда знаешь?

– Кольцо не носит. Проиграл?

Пауза.

– Да. Он… увлёкся, зря поставил. Но ему нельзя без кольца возвращаться, ему отец голову открутит! Надо выкупить! Пожалуйста, дай серёжки!

Голос Фелисьена звучит правда взволнованно и умоляюще. Фирмин, наверное, ещё не слышал его таким.

– Твой платок столько не стоит, – наконец говорит Энис и кажется усталым.

– Хорошо. Тогда что? У меня нет совсем ценного, но если что-то надо…

– Если я дам серёжки, будешь со мной дружить? – перебивает Энис. – Как с Матео. Чтобы никто меня не трогал.

Ах вот как! Ну да. А Фирмин-то гадал, понимает ли Энис, что дружба с ним – вариант не лучший.

Он стискивает кулаки.

– Почему ты не попросишь Фирмина? Пусть замолвит словечко перед Арманом, – это имя, названное без должного обращения, жутко царапает слух. – Он знаешь как лютовал, когда Фирмину пытались объяснить, почему не надо так задирать нос? Как думаешь, почему он может говорить обо всех гадости, а его и пальцем не трогают?

Ха!

Фирмин бессильно сжимает и разжимает пальцы.

Ну конечно! Фирмин говорил о них гадости – а они, выходит, ничем не дали повода? Если он что-то и сказал, это во всяком случае не было неправдой! И он точно никого из них не бил.

– Попроси его, – спокойно повторяет Фелисьен.

– Он… не станет, – Энис говорит это совсем тихо. – Ему стыдно. Перед Арманом. Поэтому он не станет.

Фирмин чувствует, как пунцовеют щеки.

Вот как…

Стыдно? Что он понимает!

Может, Фелисьену и остальным и устроили выволочку. Но какой разнос потерпел сам Фирмин! За то, что не умеет сам справляться со своими проблемами. Что не умеет найти с людьми общий язык. Что создаёт неприятности, напрягает этта Армана, а у него и без того куча…

Ещё бы Фирмину не было стыдно!

Почему он вообще должен просить за Эниса? Тот только что так легко решил оставить его сторону.

– А ты не станешь просить Дами меня защищать, – глухо заканчивает Энис. – Потому что Дами скоро уедет. А ты и Арно – нет. Мне не нужен твой платок. Его всё равно отберут.

Дыхание Фирмина кажется теперь самым громким.

– Ну что? – вдруг звучит ещё один голос с другого конца коридора, бодрый и уверенный.

Сначала приходит непонятная радость, что кто-то окончит этот мерзкий разговор. А потом – осознание, что это Дамиан.

Звонко скрипит доска. Фирмин знает её и помнит, где стоял Энис – это он, скорей всего, развернулся слишком резко, перенёс вес на другую ногу.

Дамиан подходит спокойным широким шагом.

– Он… не отдаст серьги, – бесцветно произносит Фелисьен, когда тот, по звукам, оказывается совсем близко.

И Фирмин почему-то думает о том, что Энис, конечно, быстрый и вёрткий, но коридор слишком узкий, чтоб пробежать мимо кого-то из них.

И почему-то…

Фирмин так и не двигается с места, когда скрипят доски.

И даже когда Энис вскрикивает.

– Надо было отдать по-хорошему.

Фирмин зажимает обеими руками рот.

Сейчас они пойдут сюда и обязательно увидят его, и…

Что – и? Его не тронут. Наверное, посмеются, а Фелисьен посмотрит эдак презрительно. Два проклятых аристократа!

И Энис точно будет знать, кто тут стоял, и смотрел, и…

Шаги отдаляются в другом направлении. Дамиан идёт так же спокойно и уверенно, Фелисьен – торопливо, как будто не поспевает за ним. Или спешит уйти.

Теперь Фирмин слышит только, как стучит его собственное сердце. И ещё всхлипы за углом. Мелькает мысль, что сейчас можно сделать вид, будто он подошёл только что, спросить, что случилось… утешить? Но Фирмин не сможет смотреть на Эниса такими честными глазами, как он сам – на воспитателя у храма.

Может, вообще не сможет смотреть на Эниса.

Почему он должен его утешать? Если б Фелисьен согласился дружить с Энисом, Фирмин бы просто опять остался один. Разве не нормально, что они оба не будут беспокоиться друг о друге? Это справедливо.

«Почему ты не попросишь Фирмина? Пусть замолвит словечко перед Арманом».

Всхлипы постепенно затихают. Скоро здесь ещё кто-нибудь пройдёт. Энис не захочет, чтоб его увидели плачущим. Значит, вот-вот переберётся куда-нибудь, где вряд ли найдут. Фирмину надо уйти раньше. И, может быть, потом… у него получится сделать вид, что его здесь не было.

Фирмин делает два шага почти бесшумно, и только на третьем половица скрипит осуждающе, даже обвинительно. По этому коридору он редко ходит. Не помнит всех ловушек.

Не дожидаясь, когда Энис завернёт за угол, чтоб проверить, кто там, Фирмин припускает что есть мочи. Всё равно уже ясно, что кто-то стоял.

Надолго, конечно, его не хватает. Но никто и не гонится следом.

Фирмин переводит дыхание, одёргивает рукава и медленно бредёт по коридору. Растерянно оглядывается – случайно завернул к комнатам учителей, хорошо, что никто не вышел на шум.

Щёки заливает липкий жар.

Так ли случайно завернул? Или потому что привык искать тут защиты и помощи?

«Он не станет».

Следуя порыву, Фирмин подходит к одной из дверей и торопливо стучит.

Зачем, зачем?

Может быть, этта Армана и нет в комнате. Пусть его не будет в комнате!

– Фирмин? Что случилось? – голос недовольный и усталый.

Будто Фирмин отвлёк этта Армана от чего-то важного.

И вообще смертельно надоел.

– Я…

«Ему стыдно. Перед Арманом. Поэтому он не станет».

Фраза вспоминается так чётко, вживую, будто Энис снова её повторяет этим надтреснутым голосом.

Фирмин сжимает кулаки и набирает в грудь воздуха. Он почти не боится и почти знает, что сейчас скажет…

– Ну? – нетерпеливо спрашивает этт Арман, притопывая ногой и щурясь.

Но Фирмин говорит почему-то совсем другое.

– Я… потерял платок.

Едва выйдя за двери особняка, Энис закатывает рукава. Не затем, чтоб показать всем чистую кожу без знаков, а просто потому что очень уж припекает солнце.

Вообще-то Энис боялся, что в обратную дорогу их отправят в чём приехали. Энис прикидывал как-то: старая одежда, пожалуй, налезет – была довольно свободной, да и Энис так и остался «хворостинкой», – но будет изрядно коротка. К счастью, на то, чтоб поехать обратно в форме, никто из взрослых и слова не сказал.

– Ну что, ничего не забыл? – Фирмин стоит на ступеньку выше, скрестив на груди руки, и хмуро смотрит на двор.

Это даже немного смешно: он так любит пансион и в то же время – Энис очень чётко понял это за последние недели – отчаянно не хочет оставаться в нём на лето. Потому что это ещё раз подчёркивает: ему некуда, не к кому ехать.

– У меня вещи по пальцам пересчитать можно, – хмыкает Энис.