Те, кого сейчас называют фанатиками – они появились сначала как раз во время войны, и это не было никак связано с верой. Просто в некоторых городах, где было совсем туго, жрецы начинали ставить знаки всем подряд, лишь бы выиграть какое-то преимущество и продержаться против райсорийских отрядов ещё немного. Такие вот «неправильные» отмеченные, не имеющие задатков, зачастую плохо контролировали свой дар, сильно страдали от его использования, не жили долго. А некоторые умирали ещё во время обряда. Кажется, от таких начинаний полегло куча народа. Но вроде бы где-то это действительно спасало положение, помогало отстоять город, защитить кого-то. И по окончанию войны король принял решение не наказывать жрецов-отступников. Тем более, они и сами умирали довольно быстро: останавливалось сердце.

Но то ли кто-то из выживших, то ли просто те, что насмотрелись на них, продолжили дело и позже. Когда уже не нужно было защищать города и спасать сотни жизней, жертвуя единицами или десятками. Они всё равно жертвовали. Кажется, им покровительствовали некоторые аристократические дома. Этого король уже не спустил, и через несколько лет после войны начались массовые казни.

Кто-то считал, те люди просто стремились к власти, но больше в ходу была версия, что жрецы-отступники перешли границу в своём поклонении Творцу. Захотели сами ему уподобиться. У них якобы считалось, что, если найти способ совместить все пять знаков, можно получить и недостающий, тот, который есть только у бога.

Поэтому их и прозвали фанатиками.

Но что, если некоторые из них просто боялись новой войны? Хотели заранее создать преимущество, чтоб в следующий раз всё закончилось иначе? Чтоб не пришлось больше терять сыновей, потому что не на всех хватило тарисских лекарей. Не пришлось проигрывать битвы, потому что сил единственного повелителя бурь не хватило так долго менять направление ветра. И, конечно, лучше запастись как можно большим разнообразием знаков. Сол не отправляет в помощь другим странам своих отмеченных, но солийских полукровок ближе к границам довольно много. Райсорийскую кровь тоже нет-нет да можно найти.

Энис невольно тянется к горлу. Папа из Южной Райсории… был. Это значит – с улыбкой глядящая сверху вниз Арребия, знак-ошейник, дар читать мысли…

– Эй, как тебя там… Энис, – голос Ашиля вырывает из размышлений резко, будто ведро холодной воды. – Что с тобой?

– Укачало. Наверное, – выдавливает Энис. – И душно очень. Можно… остановиться?

Ашиль смотрит пристально, и кажется, что он сейчас всё поймёт.

– Что скажешь, Тибо? Ты у нас отвечаешь за дорогу. Сам решай, выпустить пацана погулять или пускай его тут выполощет. – Ашиль с демонстративным равнодушием пожимает плечами.

И Энису почему-то кажется, что он действительно знает. Знает, что Энис попытается бежать, и нарочно перекладывает ответственность за остановку на Тибо. Ему важнее подставить охранника, чем довезти «груз»? Или Ашиль просто верит, что Энису не удастся уйти.

Он с трудом сглатывает.

Тибо долго переводит взгляд с Ашиля на Эниса и обратно, наконец досадливо морщится.

– Останови, – кричит. – Выйдем подышим.

Кучер ругается, но осаживает лошадь.

Дорога идёт через сосновый бор. Светлый, с редким подлеском, но высокой травой, пробивающейся через хвою, он похож на тот, что неподалёку от дома. Может, как раз он и есть.

Ашиль выбирается из кареты первым и насмешливо подаёт Энису руку. Её приходится принять – просто чтоб поддержать иллюзию слабости. Ашиль стискивает пальцы до боли, и Энис сжимает зубы.

Спустившись, он делает пару нетвёрдых шагов прочь от кареты.

Не нужно дожидаться, когда вылезет Тибо. Надо бежать сейчас. Энис быстрый, а у Ашиля слабое сердце, едва ли он хороший бегун. Сумка будет мешать. Можно кинуть ею в кого-то, вот только стащить с себя – лишнее время.

Ашиль в те же пару шагов заходит вперёд. Что-то блестит у него в руке, притягивая взгляд.

Небольшой нож.

– Метательный, – услужливо поясняет Ашиль. – Красивый, правда?

В каком-то смысле.

Нож скользит в ладони Ашиля легко: проворачивается, ненадолго взлетает в воздух лихим кругом. Энис не может заставить себя отвернуться, посмотреть на что-то другое.

Подлеска почти нет, не стоит надеяться затеряться в кущерях. Земля, наверное, изрыта оврагами, как в лесу у дома, за травой легко не заметить их, споткнуться. Сильно быстро не побегаешь. И как спрятаться от ножа – петлять меж сосен? Для начала до них нужно добежать от дороги. Конечно, вряд ли Ашиль убьёт его. Но, наверное, для того, чтоб получить знак на шею… не обязательно быть целым.

Ашиль словно чувствует, нехорошо усмехается, и Энис готов поспорить: ему доставит удовольствие всадить нож куда-нибудь в ногу.

Энис снова сглатывает.

За спиной неохотно выбирается из кареты Тибо. Кучер тоже спускается зачем-то: может, размять ноги.

Наверное, ещё можно что-нибудь сделать. Бросить сумку в Ашиля, попытаться оторваться от Тибо. Какое у того оружие? Энис вроде видел рукоять меча, но не уверен, что нет ничего больше. Успеет ли он вообще снять сумку?

Смотреть, как солнце бликует на металле, неприятно, но притом не смотреть практически невозможно.

– Ну что, тебе лучше? – заботливо спрашивает Ашиль. – Или проводить до каких-нибудь кустов?

Если Энис всё понял правильно… если он сейчас не выберется, то не выберется, наверное, никогда. Что происходит с теми, кого похищают и насильно ставят знаки? Вряд ли их убивают, это просто глупо. Наверное, порой они умирают сами. А те, кто не умирают – они живут навроде рабов или что? Как их заставляют делать то, что говорят? Во всяком случае, едва ли им дают достаточно свободы, чтоб выйти и рассказать обо всём.

Наверное, Энис никогда не увидит маму. ТеСоннери обманул его. Или это было чем-то вроде обещания? «Если будешь послушным, потом сможешь увидеться с родными». Ведь, наверное, они заинтересованы, чтоб похищенные шли навстречу. Чтоб позволяли использовать себя. Может, они даже предложат что-то взамен.

Ещё один оборот лезвия.

Эниса никогда не били ножом, но, пожалуй, у него достаточно богатая фантазия, чтоб представить.

Ашиль совсем немного напоминает Арно. И что Энис точно знает: чем больше он пытался сопротивляться, тем сильней от Арно всякий раз доставалось. У Арно ножа не было.

– Мне лучше, – шепчет Энис.

– Что?

– Лучше, – повторяет громче.

Ашиль ещё раз усмехается. Неожиданно протягивает свободную руку и треплет Эниса по голове, покровительственно, словно собаку.

– Хороший мальчик.

Эниса едва не передёргивает.

Потом Ашиль грубо хватает за плечо и тянет к карете. Заталкивает внутрь, подальше от двери, садится рядом, отделяя от выхода. Очень близко, почти вплотную, хотя мог бы и не придвигаться так сильно.

– Ну и какого хрена был этот цирк? – скептично спрашивает Тибо с улицы, сложив руки на груди.

– Свежим воздухом подышали, ножки размяли, – хмыкает Ашиль. – Садись уже, двинем дальше. И так ещё пилить и пилить.

Тибо качает головой, придирчиво оглядывает окрестности и всё-таки забирается следом.

Энис чувствует себя обессиленным и пустым.

О приезде музыкантов из пансиона Сириль узнаёт утром. Времени между завтраком и занятиями катастрофически не хватает, и, взвесив всё, Сириль решает, что в крайнем случае география может и подождать. Учитель будет недоволен, но жаловаться не станет. На фоне всех прочих он всегда отличался редкостной мягкостью. Сильвен то и дело пользуется этим, вьёт из него верёвки. Другие, кажется, тоже. Сирилю пожилого учёного жаль. Но сегодня, единственный раз, он всё-таки позволит себе опоздать, хоть учитель, наверное, будет обижен.

Оказалось, Сириль вообще ничего не знает о том, как приглашают ко двору выпускников пансиона: по традиции, установленной графом ТеСоннери, после дебюта они должны уехать обратно, уже там получить приглашения, выбрать из них и приехать. На взгляд Сириля, это довольно неудобно: нельзя сразу обсудить всё лично, приходится попусту ждать, тратить время в лишних разъездах. Хотя, наверное, выпускникам в любом случае надо было бы возвращаться за вещами? Но они могли бы сделать это и позже.