Никакое целое не могло бы возникнуть, если бы его составными частями не управляло некое другое целое, не направляло бы отдельные его элементы соединяться в новое сложное целое. Что же это за другое определяющее целое? И как оно действует? Необходимо сразу задать тон и открыто обозначить свою позицию.

По нашему убеждению, этим определяющим целым является духовная составляющая развивающегося организма – она-то и управляет разномастным, многочисленным сонмищем составных частей. В объятиях высшей духовной целостности многообразное вещество (атомы с электронами, макромолекулы, клетки и т. д.) преобразуется в живое тело, которое уже с самого начала начинает функционировать как единое целое, как живой организм. Сообщаясь зародышу (зиготе) через родителей, духовная субстанция как бы обнимает собой будущий организм, погружает его в себя, живит и «заставляет» изнутри формироваться так, как соответствует плану этого духовного целого. Оно невидимо, но своим таинственным влиянием-присутствием делает неживую материю живой и побуждает её жить!

Мы коснулись здесь одной половины проблемы – духовности целого. Но есть ещё и другая часть этой проблемы – символическая природа всякого живого. Именно она делает живое живым, и именно она полагает глубочайшую пропасть между живым и неживым. Ещё В.И. Вернадский утверждал, что живое в принципе несводимо (нередуцируемо) к мёртвой материи. Именно своим символизмом биологический мир принципиально отличается от мира физического. Собственно, его особость и состоит в том, что весь он держится в первую голову на взаимосвязи символов, на их первостепенности для феномена жизни, в то время как физический мир зиждется исключительно на физико-химических взаимодействиях, на жёсткой детерминантности этих сил.

Но что такое символ? Знак, прочитываемый символо-компетентным субъектом (существом) независимо от того, из чего состоит этот знак-символ и какая энергия затрачена на его создание и прочтение. А энергия-то эта не просто физическая, материальная, а духовно-материальная. Ибо всякий символ имеет за «своей спиной» духовную субстанцию, ноуменальную силу. Следует заметить, что именно символ обеспечивает ту или иную степень свободы субъекту, использующему его. Можно сказать, что он (символ) над материей и сверх материи. Для него несущественна материя, которой он пользуется, хотя абсолютно без материи он существовать не может. Итак, символика – это освобождение от физических сил материального мира; освобождение, возрастающее с каждым шагом развития символического мира.

Таким образом, утверждён тезис – всё живое насквозь проникнуто символами, или – иначе говоря – биологическими языками. Можно утверждать, что всякий организм существует исключительно благодаря непрерывному диалогу посредством символов как внутри себя, так и вовне. Об этом писал ещё Павел Флоренский: если взглянуть на органы нашего тела, – говорит он – «…как на собственное своё творчество, как на творческую деятельность недр нашей ноуменальной воли, в генезисе их… то они, подобно словам, суть не только erga, но и energia нашей жизненной глуби: как и слова, органы вновь и вновь, в каждом отдельном случае, в каждый час и даже в каждое мгновение зиждутся творческими недрами (ноуменально-символическими – автор), непрестанно перетекая и утекая и столь же непрестанно блюдя своё подвижное равновесие (между – автор) новым притоком вещества и формующих и прорабатывающих его энергий жизни»[27].

И далее развивает свою идею в том же ключе: «Основа символики – не произвол, а сокровенная природа нашего существа: язык символов, – а он и есть вообще язык, ибо и язык словесный символичен, хотя есть язык языка, – язык символов заложен в нас в самом творении нас, и притом не как врождённый, то есть к нам присоединённый, и потому могущий быть и могущий не быть, а как неотделимый от самого существа нашего, как такой, без которого мы не были бы вообще возможны (даже биологически – автор)…»[28]. Да, «язык символов заложен в нас в самом творении нас», творении в биологическом смысле, а уж затем и в других смыслах.

Интересно, что в 1920-е годы к этому кругу понятий подошёл и немецкий философ Эрнст Кассирер. В своей знаменитой книге «Философия символических форм» он рассматривает душу и тело как единое «психофизическое существо». Говорит, что «эмпирическая причинность в этом пункте должна замещаться причинностью другой формы и другого достоинства» и пониматься «как транскаузальное, как причинность иного, более высокого уровня»[29]. Здесь же он говорит о «причинности» символического характера: «Отношение души и тела представляет собой первый образец того чисто символического отношения, которое не трансформируется в отношение вещей и ещё менее в причинное отношение»[30].

В заключение он пишет о «духовном целом», действующем через символы: «Мы должны вернуться к средоточию того символического отношения, в котором в чистом феномене экспрессии явлена взаимная связь душевного и телесного. Но своеобразие этого отношения прояснится лишь в том случае, если экспрессивная функция предстанет не как изолированный момент, но как член всеобъемлющего духовного целого»[31]. Резюме всё то же, что и у Флоренского: нельзя отдельно рассматривать телесное от духовного, ноуменального, тайного.

Поскольку символика тесно связана с памятью, скажем несколько слов о памяти организма и вообще живой материи. Ещё Блаженный Августин задумывался о загадочности человеческой памяти, памяти ума и души. Мы здесь коснёмся памяти всего организма в целом. Жизнь организма – это постоянно возобновляемая его память. Пока действует эта его целиковая память, пока она реализуется в его структуре и функционировании – организм живёт! Целиковая организменная память – это не только генетическая, иммунная, нейронная и т. д., – самое главное, это особая память всего организма, его целого, ноуменальная духовная сверхпамять. Все другие виды памяти – её производные, ею поддерживаемые, регулируемые, координируемые. Поэтому П. Флоренский неустанно повторял свою целожизненную интуицию, что всё пережитое нами не исчезает, а где-то обязательно сохраняется. Где? Об этом можно только строить догадки.

Что такое вообще память? Это противостояние всё уносящему времени, некое удерживание, консервация его в особых «запасниках». Память – это приручение времени, дикого, необузданного!

И вот что ещё важно: без памяти невозможна всемогущая власть символики – она существует и работает, базируясь на памяти. Чтобы удержать символ, хотя бы на микросекунду, необходимо его зафиксировать на каком-то материальном субстрате и на какое-то время удержать заданную символом конфигурацию. Таким образом, сам символ выступает неким воплощением памяти, её элементом. Можно сказать, что символ и есть сама память (но память – не символ).

К сказанному следует добавить ещё то, что как душа всё помнит, так и тело не лишено своей памяти. Оно после смерти долго помнит свой прижизненный диалог с душой. Даже если от него остаются лишь косточки. Нельзя исключить, что это может сыграть свою роль при воскресении.

Жизнь начинается со звезды, со звёздочки-зиготы. Начинается и длится. Так у человека, так у многих других существ (млекопитающих, птиц, рептилий и т. д.). Именно в зиготе задана целостность будущего организма. Но чтобы реализоваться, она должна развернуться в процессе эмбриогенеза. Эмбриогенез – путь к дееспособному организму, путь, который задаёт дальнейшую траекторию жизни существа как в плотском, так и в духовном плане. От него способности, и характер, и душа, и судьба…[32]