Ночевали на окраине села, носившего название Новой Деревни. Днем трудились в двух километрах южнее. Место для наблюдательного пункта выбрали и начали оборудовать на небольшом кургане, местном кладбище. Довольно споро вырыли котлован под НП, наметили место для траншеи.

Пока углубляли котлован, циркулируя между курганом и Новой Деревней, где обычно ночевали и готовили еду, на нашем участке появились танкисты. Ранним утром они прихватили вырытый нами (по их утверждению, “бесхозный”) котлован, приготовленные для блиндажа бревна. Танкисты действовали напористо и агрессивно. Командовал ими офицер в звании майора.

Наши протесты ни к чему не привели:

— Не надо хлопать ушами. Проспали блиндаж — копайте новый. Вам не впервой.

Пришлось приниматься за новый блиндаж и новый наблюдательный пункт на гребне кургана.

Ломались пилы, мерзлая земля плохо поддавалась лопатам. Начали копать новый блиндаж у самого основания старого кладбища. Чтобы нехитрое сооружение опять не прихватили какие-нибудь шустрые соседи, оставляю на ночь часовых.

С остальными солдатами по-прежнему ночевали в деревне. Там же готовили пищу и по утрам носили в котелках тому, кто оставался на ночь дежурить.

На полпути к кладбищу вместе с командиром отделения попали под минометный огонь. Немцы вели стрельбу залпами, стремясь перекрыть дорогу. Периодически меняли прицел.

Справа от дороги хутор, два — три домика. Бросаемся туда. Как нарочно огонь переносится прямо по хутору. Мины рвутся на крыше, осколки летят внутрь. Командир отделения укрылся за печью. Я рванулся в подпол.

Приоткрываю люк. Кромешная темнота.

— Сережа? Ты?

Кто-то хватает за руки, помогает ввалиться в подвал. Притягивает к себе:

— Ты где бегаешь? Куда вылез?

Женские пальцы скользят по лицу, ощупывают волосы, погоны. Не успеваю произнести и двух слов, как меня отталкивают:

— Это не он. Где Сережа?

Молодая женщина в гимнастерке со старшинскими погонами стремительно выскакивает наверх — разыскивать капитана Сережу.

Где-то над нами, видимо на крыше дома, вновь минные разрывы. Шапка-ушанка, шинель, котелок с пищей, который я не выпускаю из рук, покрываются плотным слоем мусора, оседающей пыли. Вместе с сержантом Воловень выбираемся из дома, спешим к нашему кладбищу.

К середине дня заканчиваем котлован для блиндажа и вновь попадаем под минометный залп. Мины свистят над головами. Стремительно бросаемся наземь. Мы на обратном скате. Надеемся переждать.

Слегка замешкался мой товарищ сержант. Прямое попадание мины. Задев за куст, мина разорвалась буквально в полуметре от него. Страшное невезение. Только утром выкарабкались из минной заварухи. И вот неожиданно нелепая потеря.

Решаю работу по углублению котлована прекратить. Используем его как могилу для нашего товарища, последнее прибежище для погибшего.

Сержант Воловень в наш дивизион он прибыл недавно. Призван в Армию вскоре после освобождения от оккупации его села. Он единственный в дивизионе ежедневно получал письма из дома. Писала ему жена. Письма продолжали приходить и после его гибели. А я не сразу собрался с духом, чтобы написать его супруге, известить о происшедшей трагедии.

Вместе с ефрейтором Алексеем Комковым, рядовым Иваном Минаковым хороним погибшего. Устанавливаем надгробную пирамидку. Прикрепляем фанерную табличку с надписью: воинское звание, фамилия, инициалы, даты рождения и смерти. Поверх могильного холмика кладем ветки красного шиповника.

Возвращаемся на ночевку в деревню засветло. Меня беспокоит, что делать дальше? Ситуация не из простых. Наблюдательный пункт не оборудовали. Потеряли сержанта. Кончаются продукты. Их обещали подвести, но о подвозе ничего не слышно. О нас как будто забыли.

Снова копать котлованы? В третий раз?

Приказ должен быть выполнен. Дивизион, батареи не будут вечно находиться на отдыхе или в резерве. К их прибытию все должно быть готово. Огневые позиции для батарей, вероятно, уже выбраны, оборудованы. А мы копаемся с наблюдательным пунктом, и ни с места.

А что если поискать более удобную площадку? Судя по всему, части все время перебрасывают. Наверное, и танкистам не позволят долго сидеть на месте, наблюдать — не их реноме.

И здесь нам, пожалуй, немного повезло. Наши соседи-танкисты сворачивают связь и уходят. На прощанье пытаются завалить блиндаж. Но мы настороже. Немедленно возвращаем нашу исконную собственность. Заодно прихватываем бревна, приготовленные для укрытий. Углубляем траншею. Обустраиваем место для наблюдательного пункта. Укладываем накаты над блиндажом.

К этому времени кончились все продукты. Не осталось даже соли.

Недалеко от дома убило осколком лошадь. Решаем последовать примеру тех, кто уже пытался попробовать конское мясо. Затапливаем печь и готовим бульон из конины. Варим конину несколько часов подряд. Пробуем мясо — оно твердое, словно солдатский сапог. Но получилось что-то вроде бульона. Понемногу хлебаем безвкусное, но горячее варево. Голод — не тетка.

И тут (на наше счастье?) в доме появляется незнакомый лейтенант. На нем суконная обмундировка, добротная, офицерского покроя шинель. За спиной ранец с кожаным верхом.

Лейтенант просится переночевать. Приглашаем гостя к столу. Не без умысла:

— Может быть, найдется немного соли?

— Конечно. Кстати, и сухари. Для нас это целое богатство.

— Присоединяйтесь. Конину не прожуешь, но если посолить, бульон хлебать можно.

Разговорились. Кратко обрисовываем обстановку. Лейтенант недавно окончил военное училище. Сам сибиряк. Учился в Томске. Окончил пехотное училище. Его заботит, как добраться до соседней дивизии.

— До штаба дивизии минут сорок ходьбы. Но не прямо, а лесом. Придется обогнуть деревню Чисти. Она переходила из рук в руки. Сейчас, очевидно, снова у нас. Но ночью идти не спешите. Можно легко заплутать.

Лейтенант в раздумье. Достает ранец, перебирает содержимое. Отставляет в сторону небольшой запас продуктов. Завтра они не потребуются, перейдет на котловое довольствие.

В середине ночи, словно по расписанию, начался артобстрел. Более интенсивный, чем обычно. Снаряды рвутся перед домом. Крупный осколок, пробив бревенчатую стену, просвистел над головами. Более мелкие барабанят по крыше, вонзаются в стену.

На улице жуткий мороз. Несмотря на обстрел, солдаты предпочитают ночевать в тепле. Человек пятнадцать разместились на полу. Здесь чуть безопаснее. Кто-то взобрался на деревянную кровать. Лейтенант — его звали Иревли — примостился на русской печи. От обстрела его прикрывали угол печи и печная труба.

Мороз постепенно крепчал. Вновь над головами спящих визжат осколки. Но на мороз не выходят. За домом холодная траншея. Там каждую ночь пережидают обстрелы старики — хозяева дома.

Не повезло нашему гостю. Пролетев под самым потолком, крупный осколок впился ему в ступню, искромсав пальцы ноги. Иревли застонал. Сняли сапог с ноги. Перевязали рану. Но он мучается от нестерпимой боли.

Что оставалось делать?

Раненого терзала не только рана. В голове прокручивалась поистине идиотская ситуация — до части не добрался, а ранение получил. Прихватило где-то на полпути, не в поле, скажем, за пулеметом (а Иревли — пулеметчик), а на деревенской печи. Побывать на передовой, в реальном бою не пришлось. Корил себя за то, что не сумел добраться до части, опасался, что могут посчитать чуть ли не за дезертира.

У меня были сани с ездовым из 8-й батареи, находившиеся несколько в стороне от деревни, в укрытии. Утром собирался направить их обратно в дивизион. Теперь, не дожидаясь рассвета, приказываю запрягать и двигать в хозчасть, прихватив раненого лейтенанта.

Подхожу к Иревли и предлагаю отправиться на санях в санбат. Иревли благодарит. А я убиваю двух зайцев — уведу подальше от обстрела и сохраню коня, а заодно помогу пострадавшему.