Щукин чуть выше среднего роста. Плотный, крепкий, широколицый. Поясняет коротко:

— Перед батальоном на просеке — танки. Прикройте огнем боевой порядок, чтобы солдаты не дергались, не покидали ровиков.

— Что так?

— Нервная обстановка. Нужно, чтобы люди успокоились.

Теперь мы с противоположной стороны широкой просеки. Перед нами прежняя группа в пять — шесть танков. Танки ведут редкий огонь. Не по батальону, а по нашим самоходным установкам, появившимся в конце просеки.

Вновь открываю огонь по танкам. Они маневрируют. Наши снаряды рвутся рядом с танками. Прямое попадание — повреждена гусеница. Поврежденный танк остается на месте. Ворочается, но сдвинуться с места не может.

Звоню по телефону Модину:

— Подбил танк. С закрытой позиции.

— Как подбил? Загорелся?

— Нет. Попадание в гусеницу.

— Вот что — о подбитом танке возьми справку у Щукина. Если он подтвердит, тогда доложу.

Но в этой ситуации не до справки. Попадание еще в один танк. Гаубичные снаряды на исходе. Веду огонь пушечными — седьмой батареей.

Батальон продолжает усиливать боевой порядок. К концу дня на его флангах устанавливают крупнокалиберные пулеметы.

Мои связисты наладили прочную телефонную и радиосвязь с батареями. Нам на наблюдательный доставили завтрак, обед, наркомовскую норму спиртного. Двух человек отправил отдохнуть на огневую. Звонок Модина:

— Расход боеприпасов слишком велик. Не успеваем подвозить. Веди огонь только пушечными. И только при крайней необходимости.

— Принято.

— А где Скребнев? Что о нем знаешь? Где третий батальон?

— Скребнев с батальоном оставался в лесу В том направлении временами слышна перестрелка. Утром их готовимся выручать. На связь со мной комбат-7 не выходил.

— Повторяю еще раз. Максимально ограничь ведение огня. Огонь только по цели.

Ночь прошла сравнительно спокойно. Ворочались, но прекратили вести огонь танки. Немцы эвакуировали поврежденные машины. Утром на лесной просеке, где ранее находились немецкие танки, остались брошенные куски металла, звенья поврежденных гусениц.

Ранним утром над просекой, полянами, кустарником лег густой туман. Едва начало светать, как со стороны противника какое-то движение, затем шум, стрельба. В воздух взлетела осветительная ракета. Напряженно всматриваюсь. В чем дело? Снова немецкие автоматчики?

Со стороны противника в просветах молочного тумана едва угадываются силуэты солдат. Двигаются неровной цепью.

Неужели немцы? Кто-то из солдат стрелкового батальона спешит покинуть окопы.

Нужно подбодрить огнем. Подаю команду. Разрывов не видно. Снаряды рвутся где-то в лесу.

А на просеке со стороны противника появилась первая группа. Не столько увидели, сколько угадали — не немцы — свои. Выходящие из леса, из окружения бойцы третьего батальона 1115 полка.

Вчера батальон вел бой. Немцы пытались расчленить его, сбить с занимаемых позиций. Безуспешно. Повторные попытки также потерпели провал. С утра, выдержав натиск, командир батальона и командир седьмой батареи решили выводить свои подразделения из леса к своим.

Впереди, одним из первых подбегает лейтенант Скребнев.

— Черт возьми! Почему не обозначили себя?

— Да разве сразу сообразишь!

— Все-таки выходили к своим. В тумане приняли вас за немцев. Едва не накрыли огнем твоей же батареи!

— Понимаешь, толком не подумали. Все внимание на то, чтобы быстрее проскочить опасное место. Немцы, как увидели нас, разбежались. Бой не приняли. Так что было не до опознавательных сигналов.

К нам подходят остальные: командир отделения разведки старшина Камчаткин, разведчики, связисты седьмой батареи. Заросшие, радостные, голодные. Наши ребята помогают им умыться, слегка очиститься от налипшей на одежду, сапоги грязи. Рассказывают о пережитом. Уточняют где, кто находился, что делал. С уважением отзываются о спокойствии, выдержке своего комбата.

Комбат-7 поразил всех спокойствием, выдержкой. Немецкие автоматчики походили вплотную, а лейтенант Скребнев доедает холодную курицу и уверенно твердит: немцы потеряют несколько человек и отхлынут.

Продолжаю расспрашивать Скребнева:

— А вчера как? Почему не выходили?

— Днем отбивались от автоматчиков. Заняли круговую. Ночью приводили себя в порядок. Раненых немного, соорудили носилки. Выходить решили с рассветом. Приготовились затемно. Разведали пути выхода. По звуку примерно определили, где передок.

— А наш залп?

— Рвались где-то в стороне. Не сразу разобрали. Рванули быстрее, и все.

— Твое счастье, что я ошибся. Вызвал не тот НЗО.

— Это все позади. К тебе просьба — не спеши с докладом. Доложу сам. Заодно попрошусь часика на два побывать на огневой. Может, удастся истопить баньку. Да и ребятам надо немного отдышаться, придти в себя.

В оперсводке КАД за 24 октября сказано:

Во второй половине дня снова волнение, шум, стрельба на правом фланге батальона. Щукин — поднявшись во весь рост — бросается туда. Открываю огонь. Подключаются минометчики. Перед батальоном огневой заслон. Короткая вылазка отбита. Наши пытались контратаковать, но без особого эффекта.

При очередном перемещении встретились со старшим на батарее и условились: при передаче новых координат шифруем данные, добавляя к ним несколько цифр. При передаче координат огневой позиции прибавляем 4 к “иксу” и 2 к “игреку” (возраст Ворыханова — 42 года). При передаче координат наблюдательного пункта прибавляем 1 к “иксу”, 9 к “игреку» (соответственно мой возраст — 19 лет).

Подобная договоренность действовала и раньше. Теперь ее подтвердили. Но при очередной пристрелке — после перемещения огневой — код не сработал.

— В чем дело?

Подаю команду “огонь” и не вижу разрыва. Еще раз «огонь». Глухой хлопок где- то в стороне.

Выхожу на связь со старшим на батарее. Повторяю команду. Ворыханов проверяет установки. Все как будто в порядке. Только вновь встретившись и сличив карты, нашли ошибку! Поменяв местами “икс” с “игреком”, переместили огневую (на карте) на два квадрата севернее, на два квадрата — восточнее. Хорошо еще, что при такой путанице снаряды по-прежнему ложились в районе боевых порядков противника.

Вскоре восьмая батарея вновь поддерживала 2-й батальон 1115 полка. Получив указание поработать в паре со вторым батальоном, подхожу к командному пункту командира батальона, он же наблюдательный — на склоне оврага. Рядом с командиром батальона его офицеры, связисты, автоматчики.

Представляюсь:

— Командир батареи 122-х миллиметровых гаубиц. Буду поддерживать огнем.

Плаксин здоровается, знакомит с офицерами батальона. Предлагает поставить гаубицы рядом с его командным пунктом. Объясняю капитану: гаубичная батарея — на закрытой огневой позиции. Перемещать гаубицы на передний край нет необходимости. Да и не позволит командование:

— Корректировать огонь буду отсюда. Снарядов не так много, но если стоящая цель, попробую достать. Гаубица М-30 точная и надежная система.

— Тогда самое время. Мешает пулемет. Огонь ведет из подвальной амбразуры.