Командир дивизиона не разделяет моего оптимизма:

— Сам же отказался. Теперь не рыпайся.

— Но все же. Влупили здорово сходу. Такое не часто удается.

— Говорю, не шебуршись. Свалил на минометчиков и правильно сделал. Впереди еще много всего. С пехтурой, сам знаешь, лучше не связываться.

— Жаль. Пехота проспала, ни один солдат огня не открывал.

— Считай, договорились. Иди подзаправься.

Между тем немецкие солдаты, бросив орудия, перестреляли коней, чтобы они не достались нам. С нашей стороны на телах подбитых битюгов — ни одной пулевой отметины.

Ползком, перебежками, по канавам, немцы отходили. Их никто не преследовал.

Осматриваем брошенные немцами пушки. Второе орудие повреждено — прямое попадание. Два других целехоньки. Снаряды в передках на месте. Разворачиваем трофейное орудие. Какой-то старший лейтенант, видимо, из соседней части, помогает зарядить пушку. Производим несколько выстрелов в сторону отходящих фрицев.

Спустя пару дней еще сюрприз. Своего рода продолжение. Разворачиваем дивизионную газету («Фрунзевец»). Внизу первой полосы — подвальная статья. Заголовок: “Как наши пехотинцы уничтожили немецкую батарею”.

Скажу честно — ничего подобного просто не ожидал. И пожалел, что не решился вступить в спор с Харитошкиным. Работая много лет спустя в Подольском архиве, в отчетных документах дивизии и обоих полков (стрелкового и артиллерийского) я не нашел упоминания о подбитой нами немецкой 105-ти миллиметровой батарее. Будто ее никто и не уничтожал. Я свалил на «безвинных» минометчиков, а пехота не решилась приписать себе. Распекавший нас комбат не удержался и похвастался перед газетчиками.

Между тем, так, или примерно так, должно было произойти. Раз от разбитой ими батареи отказались артиллеристы, то кто-то должен был принять на себя эту заслугу. Капитан Плаксин оказался пронырливее всех. С этим офицером, бывшим тыловиком, присланным за какую-то провинность на исправление в полк, пришлось столкнуться не раз, пока командир дивизии не отстранил его за безобразное командование батальоном.

После памятного эпизода с немецкой батареей (район Першаки — Круторучи; 26 июля) небольшая задержка и марш. В течение дня с батальонами 1115 полка отмахали свыше сорока километров. С остановками, перестрелками, преодолением немецких заслонов, прочими неприятностями. Двинули с утра от озера Калупе до реки Дубны. Огневики безнадежно отставали; не хватало горючего.

Накануне Харитошкин наказал:

— Пойдешь с пятнадцатым полком. От Молодченко (командира стрелкового полка) не отставай. Находись постоянно перед глазами. Чтобы не обвиняли и не упрекали — артиллеристов с пехотой не было. Если потребуется дать огня, действуй по обстановке.

Подполковник Молодченко — командир 1115 полка. На хорошем счету. Боевой, активный, находчивый командир. Подстегивал командиров батальонов. Иногда сам ложился за пулемет. А в преследовании пятнадцатый полк обычно был впереди (пока не ранило самого командира полка).

Шагаю вместе с пехотой. Обозначаю артиллерийскую поддержку. В этот памятный день чисто моральную, психологическую.

На перекрестке дорог — задержка. Немецкий заслон. Молодченко направляет вперед автоматчиков:

— Постарайтесь окружить.

Когда наши подошли вплотную, немецких пулеметчиков след простыл. Пустые гильзы. Винные бутылки. Корзинная укупорка. Один из немецких солдат, спешно покидая свою позицию, разулся и сбросил сапоги. Убегал босиком.

Разведчик пояснил:

— В кустах у них мотоцикл был. На нем и отрывались от наших автоматчиков. Ближе к обеду вторая задержка, на хуторе — церквушке. Здесь жил, очевидно, священнослужитель. Двухэтажный домишко. Конусная крыша, наверху крест.

Поднявшись на второй этаж, сравнительно недалеко, на опушке леса, обнаружили противника. Немецкие солдаты явно не ожидали нашего появления. Они остановились на дневку и готовились пообедать.

Наблюдаю в бинокль: увидев нас, немцы буквально забегали. Поставили на огневую позицию пушку. Затем свернули и прицепили к небольшой автомашине. Снова ставят на позицию. И опять снимают с огневой, подцепили к машине и увозят. Оставили несколько автоматчиков, артиллерийского наблюдателя, пулемет,

Мы развернули полуроту, решив сбить, а если удастся обойти немецкий заслон. Спускаюсь вниз и двигаюсь вместе с пехотинцами. Справа от дороги наши солдаты с двух сторон стремительно приближаются к немецкому пулеметчику. Тот прекратил огонь, и став на колени, поднял руки. А когда наши ребята приблизились почти вплотную, он вновь схватился за пулемет и скосил огнем одного из наших красноармейцев.

Что оставалось делать остальным наступавшим? Немецкий пулеметчик был тут же уничтожен, жестоко поплатившись за проявленную подлость.

В кустах у ручья обнаружили артиллерийского корректировщика, унтер-офицера. Попытался бежать в последний момент. С убитого сняли рацию, вынули питание, лампы. Стрелки поделились с нами — артиллеристами. Анодные батареи помогли немного пополнить дефицит.

К вечеру по дамбам и провалившимся пролетам подорванного противником моста группа солдат пятнадцатого полка перебралась на правый берег Дубны. Как действовать дальше? Немцы оторвавшись от нас, видимо, ушли далеко. Командир стрелкового полка связывается по рации с командиром дивизии:

— Вышли к Дубне. Реку форсировали. Группа наших автоматчиков — на правом берегу!

В штабе дивизии вначале не поверили:

— Подтвердите доклад. Сообщите точнее координаты. Действительно вышли к Дубне?

Затем приказ и предупреждение:

— Автоматчиков вернуть на наш берег. Полк вырвался вперед один. Соседей у вас нет. Остальные полки нашей и соседних дивизий сильно отстали. Займите круговую оборону. Не исключено, что подошли к Дубне раньше отступающего противника.

Молодченко разочарованно взглянул на стоящих вокруг офицеров. Отдал распоряжения. Показал, куда поставить сорокопятку и минометы.

Люди устали. Повалились прямо в поле, в рожь.

Ночью на правом берегу Дубны противник стремился всячески обозначить свое присутствие. По дороге, вдоль правого берега реки, немцы всю ночь гоняли старую, скрипучую повозку. При этом стремились произвести возможно больше шума. Этой “хитростью” хотели удержать наши войска от переправы на другой берег. Об этой его уловке мы узнали несколько позже.

На берегу Западной Двины и Дубны небольшой город Ливани. К югу от него — лесное болото и торфоразработки. Туда, ближе к Дубне, перемещается наш полк. Когда подошли к торфяникам, навстречу вышел высокий, страшно исхудавший человек в полуистрепанной одежде. Назвал себя — пленный лейтенант, по гражданской специальности — инженер. Работал в лагере военнопленных на добыче торфа.

— Как попали на торфоразработки?

— Немцы использовали на торфянике пленных. Нас было человек семьдесят. Когда наши войска стали приближаться, я решил спрятаться в штабелях торфа. К этому готовился загодя. Собрал немного сухарей и картошки. Зарылся в штабелях и притаился. Выходил ночью набрать в лужице воды, оправиться.

— А где остальные?

— Пленных немцы угнали. Примерно неделю назад. Меня, очевидно, хватились.

Искали с собакой. Слышал шум, крики, собачий лай. К счастью, не нашли.

— Один?

— Да, один. Питался остатками сухарей. Страдал без воды.

— Теперь вас направят на пересылку. Там проверка и когда подправитесь, возможно, попадете на формировку. Может попадете и в нашу часть.

— Просил бы разрешения — отправляйте не сразу. Мог бы чем-то помочь при освобождении города. Городские улицы, кварталы знаю хорошо. Надеюсь, принесу хоть какую пользу.

Дальнейшей судьбы лейтенанта (по гражданской профессии он назвался инженером) не знаю. Дня два он находился с офицерами полка. Стремился рассказать о неожиданностях, с которыми могли столкнуться в городе, размещении немецкого гарнизона.