Узнаю, что до выпуска и присвоения офицерских званий пройдет недели две, не меньше. По совету мамы решаю использовать это «временное окно» для сдачи экстерном за среднюю школу. Обращаюсь с рапортом к командиру учебной батареи и пишу заявление директору 2-й средней школы В. Любимову. Товарищи по училищу слегка иронизируют, а я спешно перелистываю учебники и сдаю экзамены вначале по математике (алгебре, тригонометрии), которую знал неплохо, а на самый конец отладываю химию. В итоге у меня произошел двойной выпуск — за школу и военное училище.

Бумага с проектом приказа двигалась по дорогам и военным канцеляриям, а тем временем самые расторопные заботились о пошивке хромовых сапог (нам-то выдать должны кирзу), обзаводились командирским ремнями, выменивали артиллерийские круги и угольники — готовить данные для стрельбы. Особый интерес представляли алюминиевые котелки. Дорога, очевидно, неблизкая. Котелок, складная ложка с вилкой — в самый раз, чтобы расправиться с сухим пайком по науке.

Наконец, курсантскую батарею построили, объявили приказ, поздравили. Нас переодели нас во все новое, офицерское в течение одной ночи. Все необходимое было получено заранее с училищного склада, сложено в батарейной каптерке. Мы сбрасывали с плеч курсантское и получали офицерские комплекты.

Первое время после прибытия в часть с выпускниками военного училища мы практически не встречались. И даже не сразу узнали, кто куда попал. Только спустя месяца два-три, когда дивизия встала в довольно длительную оборону, такая возможность появилась. Но наши контакты носили случайный характер.

Маршрут пролегал по большой дуге, огибавшей Витебск с севера. Стодвадцатикилометровый марш совершен в два этапа. После марша полки вплоть до конца января находились на отдыхе. (Единственный отдых за весь путь дивизии с декабря сорок первого до весны сорок пятого).

Вспоминаю, каким нелегким оказался марш. Саперы навели понтонный мост, по которому пересекали Двину. Начиналась метель, заносы. Дорога то необычайно скользкая, то вся в сугробах. Путь покрывался ледяной коркой. Кони скользили по ледяному насту. Четверки, шестерки битюгов с трудом тащили орудия.

На подъемах, взгорках расчеты хватались за постромки, упирались в орудийные щиты, колеса, пытались помочь измученным коням. Кое-где приходилось перепрягать коней и поочередно вытягивать гаубицы и пушки из снежных сугробов.

Люди двигались, порой не чувствуя мороза, засыпая на ходу. Сон охватывал измученных бесконечным маршем, затуманивал сознание, люди спотыкались, падали. Кое-кто пытался прицепиться к повозке, лафету, немного расслабиться, подремать, не останавливаясь. Присесть на станину гаубицы опасно: неожиданно смежишь глаза и того гляди окажешься под колесами.

Во время коротких привалов сворачивали с основной дороги, а затем с трудом выбирались на основную магистраль. Графики марша срывались. Батарейные кухни отставали, расчеты, ездовые, управленцы жевали сухари, оставались без горячей пищи.

На одном из маршрутов к выбиравшейся из сугробов батарее приблизился верхом заместитель комполка майор Шкадченко. Криком и руганью пытался подбодрить отставших. В ладно сидящем, отороченном мехом тулупе, с парабеллумом на боку он то угрожал, то требовал как можно быстрее освобождать основной путь, по которому должны продолжить движение другие части.

Марши, марши. Сколько их было, бесконечных, холодных, изнуряющих. Дневных, чаще ночных переходов. Нередко движение всю ночь. К утру, наконец, дневка, или, к общей радости, конечный пункт. Тогда смена боевых порядков, новое наступление, или приказ — принять оборону, реже — второй эшелон.

Что именно — станет известно позже. А пока желанный лес, деревья, покрытые хлопьями снега. На опушке встречают и передают краткие распоряжения высланные вперед квартирьеры, указывают места размещения и отдыха.

Наряд и добровольные помощники хлопочут около кухонь. Ездовые накрывают одеялами и попонами коней, кормят заранее припасенным овсом, могут добавить в лошадиную торбу и собственную пайку сухарей, трофейную буханку, дать кусок сахару.

Солдаты настраивают временные навесы, размещают технику, устанавливают посты, рубят лапник, собирают сухостой для костра. Но вскоре слышна команда:

— Костров не жечь. Технику замаскировать. Кухни — к оврагу.

В лесу раздается позвякивание пил, стук топоров. Слышится шум падающих елей, сосен. Сооружаются временные укрытия; строятся шалаши, устанавливаются штабные палатки.

Марш занял трое суток.

В первый день на пути не встретилось ни одного целого дома, ни одной деревни. Все разобрано на блиндажи, сожжено противником. Пересекли полотно железной дороги. Перед глазами одно полотно, нет ни шпал, ни рельсов. Одиноко торчат телеграфные столбы со спутанными проводами.

К ночи достигли деревни, где сохранились отдельные, еще не сожженные дома. Впервые за многие месяцы спали в относительном тепле, не в землянке, а в доме. Под настоящей крышей, вповалку на настоящем полу. Кому не удалось втиснуться, спал сидя или полулежа, примостившись на спинах, ногах соседей. Кому-то удалось устроиться на столе, кто-то похрапывал в сенях, опоздавшие пристраивались на крыльце дома — хоть на морозе, но все же ближе к теплу, да и пахнет по-хорошему — жильем.

По окончании почти недельного марша, полк расположился в Авдеевском лесу для пополнения и отдыха. Разместились по-дивизионно, разметили общую линейку. Личный состав построил шалаши, расчистил площадки для техники, оборудовал привязи для коней.

Приводили в порядок обмундировку, упряжь, драили материальную часть, готовили к выводке артиллерийских битюгов. Комиссию, дотошно проверявшую коней, возглавил заместитель командира полка, тот самый, что разносил отстававших огневиков на марше.

На щите около штабной палатки приколото расписание: темы, часы, руководители. Часть людей отправили к старому месту дислокации — за имуществом хозчасти и боеприпасами. Все забрать с прежнего места сразу не смогли. Штаб артполка разместился в деревне. Штабным завидуют: живут в избах, в тепле, с непривычным для нас комфортом.

Обычный, казалось бы, устоявшийся порядок нарушила нежданно вспыхнувшая эпидемия гриппа. Грипп обошел и прихватил всех, миновав как будто бы одних медиков. На их плечи легла забота борьбы со злом, о котором забыли думать, находясь в землянках, на воле, в траншеях, днем и ночью под дождем и снегом. Там не было никакого гриппа, забыли думать и о других болезнях. А тут, едва расположившись удобно и кучно, построили нары, соорудили нечто похожее на мебель, раздобыли одеяла, как на них обрушилась эта напасть. В полковом пункте, медсанбате не стало отбою от гриппующих и залечивающих прежние, старые, вдруг давшие о себе знать болячки.

Впрочем, прозябать долго в Авдеевском лесу не пришлось. Не успели разведчики и топографы втянуться в ритм жизни “по расписанию”, как последовала команда — провести рекогносцировку.

В район Новой Деревни выслана рекогносцировочная группа — начальники разведки дивизионов во главе с капитаном Александром Харитошкиным. Задача — наметить для батарей огневые позиции, выбрать места для НП, уточнить маршруты, по которым позже прибудут люди и техника. Приказано заранее «привязать» огневые, оборудовать наблюдательные пункты.

Записи об этом в Журнале боевых действий нашего полка: (25.01.1944) “Выслан разъезд пути с задачей разведки пути к району новой дислокации во главе с заместителем командира 3 дивизиона по строевой части капитаном Харитошкиным”; (27.01.1944) “Вычислители полка направлены в район нового боевого порядка с задачей привязки НП и ОП. Четвертый день стоит оттепель. Дороги крайне плохие. Личному составу выдается кожаная обувь”.

Командир дивизиона назначил меня старшим группы, которой предстояло выполнить задачу для нашего дивизиона. Прихватив пилы, топоры, лопаты, отоварившись сухим пайком, прибыли в намеченный район и принялись за работу.