В преддверии его отъезда я подозревала, что он был под кайфом. Я никому ничего не говорила, потому что не хотела ошибиться или, что еще хуже, позволить себе думать, что он интересовался мной только тогда, когда был под кайфом. Это заставляло меня чувствовать себя глупо.

Прошло слишком много минут, а я все еще стою на месте.

Мои мысли прерывает звук, заставляющий меня подумать, что он прижал руку к поверхности двери.

Только когда я вижу, как кончик листка бумаги скользит под дверью, я снова двигаюсь.

Сначала я думаю, что это еще одна записка. Потом я вижу, что это не так. Это маленький ангел-оригами, вроде тех, что он делал для меня, когда я была маленькой девочкой и играла с мальчиками на лугу.

Я наклоняюсь, чтобы поднять его, и что-то смягчается в моем сердце, когда я смотрю на него.

В последний раз он сделал мне такое, когда мы только встретились. Два года назад мы были в обычной опасности, и он был в беде. Я даже не думаю, что он знал, насколько сильно наркотики на него повлияли. Мы были на острове Тристана на Багамах.

Доминик сделал мне ангела, а потом поцеловал меня. Это был такой случайный поступок, потому что мы ничего не делали, просто сидели на кухне и разговаривали. Я беспокоилась о нем, и, думаю, он это видел. Он не делал для меня таких ангелов много лет. Когда он это сделал и поцеловал меня, это все изменило.

Воспоминания об этом поцелуе открывают мое сердце для других воспоминаний о том, как он делал для меня маленьких ангелочков, чтобы успокоить меня, когда мне снились кошмары о смерти моих родителей. Это были первые шаги к возвращению меня из тени.

Именно эти воспоминания заставляют меня открыть дверь, встретившись с его беспокойным взглядом. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, затем он окидывает меня взглядом, замечая мои волосы, мое платье и мое полностью накрашенное лицо.

— Ты хорошо выглядишь, — говорит он.

— Спасибо.

— Могу ли я войти? — Он машет рукой в сторону двери, и я отступаю в сторону, позволяя ему войти.

Когда он входит, потрескивание энергии, которая приходит вместе с ним, заставляет мое тело оживать от тепла. Тепло, которое омывает меня, начиная с макушки головы, спускаясь к кончикам пальцев ног.

Сглотнув комок в горле, я закрываю дверь.

— Не думала, что их еще делают, — говорю я, показывая ангела.

— Не всегда. — Он оглядывает комнату, затем поворачивается ко мне лицом. — Хорошее место, тебе подходит.

— Спасибо. Что тебе нужно?

Хотя мой голос кроток и осторожен, он нарушает неловкую тишину, грозящую заполнить пространство между нами.

— Я хотел увидеть тебя, Кэндис. Чтобы извиниться.

— Да?

— Мне жаль за все, что произошло. За все. Я не ожидаю, что ты примешь мои извинения, но я говорю это в любом случае, независимо от того, имеет ли это значение или нет.

Мне так много нужно ему сказать. Многое из этого заставит его почувствовать себя хуже, а потом меня почувствовать себя плохо или я буду вести себя как стерва, отказываясь понимать, что он переживает.

Мне так много всего нужно высказать, но когда я действительно обо всем этом думаю, ни одно из моих беспокойств не имеет значения. Он здесь, чтобы извиниться, и все.

Он не просит еще одного шанса, и я даже не думаю об этом.

Он здесь не для того, чтобы сказать мне, что хочет вернуть меня, и поскольку мне нужно сосредоточиться на своей жизни, ничто из того дерьма, что я скажу, проносящегося в моей голове, не будет иметь значения. Даже если мое глупое сердце настаивает на том, чтобы держаться за него, это не имеет значения. Этот визит — просто завершение, возможно, для нас обоих.

— Хорошо, — говорю я, и его челюсть напрягается и становится квадратной.

Он поймет, что между нами не все в порядке. Вчерашние пощечины говорили больше, чем все, что я сказала сегодня вечером. Больше ничего мы не можем сказать друг другу, что не вызовет ссору или еще большую боль.

— Ладно… — Его губы сжимаются в тонкую линию недовольства, но он кивает в знак согласия. — Наслаждайся свиданием.

Свидание…

Это меня сбивает с толку, но я не позволяю ему видеть. Думаю, он все-таки услышал, как я разговаривала с Жаком.

Хотя он выглядит так, будто пришел поговорить дольше, чем те две минуты, что мы провели, он уходит.

Я слишком долго смотрю на пустой след, который он оставляет за собой, затем на ангела в своих руках, пытаясь понять, куда мне идти дальше.

Вот оно. Это было оно. Конец нам, и так и должно быть. Доминик сказал мне не ждать, и его записка была очень ясна о том, кем мы больше не являемся.

Не вместе.

Вот с этим мне придется работать и принять тот факт, что Доминик и я никогда не были предназначены друг другу.

Глава 8

Кэндис

Нежная джазовая музыка окутывает нас, когда официанты ставят на наш стол две маленькие миски крем-брюле.

Я благодарю их, пока они убирают пустые тарелки, на которых раньше лежал потрясающий обед из двух блюд: рийет из лосося и французского ростбифа с весенними овощами.

Конечно, Жак организовал нам ужин на крыше ресторана. В смешении лунного света и окружающего сияния янтарных огней вокруг нас он выглядит поразительно. Смертельно красивый и полностью заинтересованный мной.

Я приехала подготовленной, чтобы поговорить о Бордо. Именно там вырос Жак и проводит большую часть времени, когда он в отъезде. Расположенный на юго-западе Франции, Бордо славится на весь мир своими виноградниками и изысканным вином. Шато Бельмон с его впечатляющими 50 гектарами винограда Каберне Совиньон и Мерло на шестисотлетнем винограднике внес свой вклад в эту славу.

Поскольку я несколько раз бывала в Бордо и мне там очень понравилось, я могла с легкостью поддерживать приятную беседу.

Жак наблюдает, как я опускаю ложку в крем-брюле и откусываю. Вкусно, но я сыта и больше есть не могу. Мне тоже пора домой. Я заложила ровно два часа, за вычетом времени на дорогу, просто чтобы держать его в тонусе.

Его губы расплываются в ухмылке, когда он видит, что я пытаюсь откусить еще кусочек и сдаюсь.

— Я не думал, что ты сможешь это съесть, но я впечатлен, что ты попыталась, — заявляет он.

— Спасибо. Ненавижу выбрасывать вкусную еду. — Я делаю глоток сладкого вина. Оно тоже великолепно, но я забыла название. Это он заказал его для меня.

— Отличная еда? Приятно слышать, что ты так думаешь. В этом ресторане хранятся рецепты моего дедушки. Он человек, который ценит вкус. Так же, как и я.

Я не скучаю по тому, как его взгляд скользит по моему телу, как его глаза раздевают меня.

— Ого, ну, я не могу с этим спорить. — Я киваю с легкой улыбкой и кладу ложку. — Как бы мне ни хотелось остаться и попытаться доесть свой великолепный десерт, мне нужно бежать.

Мои слова дали именно тот результат, на который я надеялась. Любопытство и удивление наполняют его глаза, и ясно, что он не может меня понять. Я сказала все, к чему он не привык, и, что самое главное, я не набросилась на него. Это он преследовал меня все это время, прилагая немало усилий.

— Что? В смысле, домой?

— Сегодня работаю в ночь, — отвечаю я, и он смеется.

— И с каких это пор работа стала достаточным поводом для того, чтобы сократить вечер?

— Мистер Белмонт, я отношусь к своей работе очень серьезно.

— Я понимаю, мадемуазель, Массимо очень повезло с тобой. Я просто пытаюсь вспомнить, когда в последний раз женщина говорила мне, что ей нужно бежать, потому что сегодня работает.

Я его подбадриваю смехом. — Ну, не каждый день встречаешь такую девушку, как я.

— Нет, это определенно не так. — Тот же огонек возвращается в его глазах, когда он с восхищением смотрит на меня. — Нет ни единого шанса под солнцем, что ты согласишься пойти со мной домой сегодня вечером, не так ли?

Под столом я хватаюсь за край платья и натягиваю на лицо улыбку уверенности.

— Нет, мистер Белмонт. Не существует.

Его улыбка становится шире, и он кладет локти на стол. — Почему? Почему нет?