— Спасибо, доктор, — отвечает Массимо.

Я подношу руки к щекам и чувствую себя опустошенной.

Когда я была в коме, я проснулась на следующий день. Может быть, это случится и с ним.

Я молюсь и надеюсь, и снова молюсь, и надеюсь еще больше, но наступает завтра, а Доминик все еще в коме.

Проходит неделя, потом другая. Проходит третья неделя, и я понимаю, что следующая неделя будет месяцем. Мы все навещаем его каждый день. Я почти не отхожу от него.

Я говорю с ним все время, потому что знаю, что он меня слышит. Поэтому я говорю ему, что люблю его каждый день.

Я знаю, что так больше продолжаться не может, поэтому я каждый день умоляю его проснуться и вернуться ко мне.

Наступает пятница, и у нас есть несколько дней до конца месяца. Все выглядят потрепанными. Я снова отвлеклась на то, чтобы стать той девушкой в тени. На этот раз я прячусь в горе и боли, заставляя себя не терять надежду.

Массимо, Тристан и я стоим вокруг кровати Доминика, начиная ежедневный ритуал. Это привычка, которую мы выработали, когда мы разговариваем с ним первым делом с утра и надеемся, что этот день принесет лучшие результаты, чем предыдущий.

Массимо всегда идет первым. Он готовится сделать это сейчас, и сегодня у него грустное выражение лица, которое меня ослабляет.

— Я скучал по тебе, когда ты уехал. Я не могу описать никому, как сильно я скучал по тебе и как сильно волновался, — говорит Массимо. Я смотрю на него. Это первый раз, когда он проявил столько эмоций. — Я понял, почему ты должен был уйти, но я просто хотел, чтобы ты вернулся. Я хочу, чтобы ты вернулся сейчас, потому что я потерян без тебя, младший брат.

— Я тоже, — говорит Тристан, а затем качает головой. — Ребята, я не могу сегодня. Не могу. Я вернусь позже.

— Пойдем, прогуляемся, — предлагает Массимо, и они оба уходят.

Я беру Доминика за руку и решаю попробовать сегодня что-то другое. Другую тактику.

— Доминик, сегодня пятница. Еще раннее утро, но твои родители, наверное, уже обсуждают, что они будут делать на свидании, — начинаю я. Сегодня я говорю о воспоминаниях. О хороших.

— Конечно, они уже выбрали музыку, но они говорили о том, что на самом деле собираются делать. Твоя мама настаивала на готовке, а твой папа заставлял ее думать, что она сама придумала эту идею. Я признаю, что эта женщина умела готовить, лучше моей мамы. Она делала лазанью лучше и давала мне дополнительную порцию сыра. Но никто не мог сравниться с моей мамой, когда дело доходило до выпечки. Она была как сахарная фея. Мы все любили смотреть, как твои родители танцуют на крыльце. Мои лучшие воспоминания связаны с тем, как они танцуют под эту старую джазовую песню. Я не могу передать, насколько они тронули мою жизнь и как мысли об их любви помогли мне пережить очень темные времена. Несколько недель назад, когда мы танцевали под эту песню, я могла его видеть. Будущее. Я видела будущее. Мы с тобой танцуем, как твои родители. Я люблю тебя и хочу этого волшебства. Только с тобой. Ты должен проснуться. Пожалуйста. Пожалуйста.

Я прикусываю нижнюю губу так сильно, что рву кожу. Я пытаюсь не заплакать снова. Я не хочу позволить горю ослабить меня сегодня, но, как и у Тристана, у меня нет сил.

Я долго и упорно смотрю на Доминика, качая головой. Он не двигается, и я не знаю, будет ли он когда-нибудь двигаться снова.

— Каждый раз, когда у нас появляется шанс, что-то происходит, — говорю я, произнося слова своего ноющего сердца. — Что-то останавливает нас. Я никогда не хотела верить, что мы не должны быть вместе. Я все время вижу себя с тобой. Я все время вижу нас вместе, и мы счастливы. Но, может быть, это просто мое воображение. Не настоящее.

Мои губы дрожат, и я теряю самообладание, слезы текут рекой. Я ненавижу плакать перед ним, но у меня нет сил встать и уйти.

Я так сильно плачу, что, кажется, представляю, как он сжимает мою руку, точно так же, как я представляла себе тот образ нас в будущем.

Но когда он снова сжимает мою руку, я резко поднимаю голову и смотрю в его прекрасные голубые глаза. Они открыты.

Он проснулся!

Проснулся и смотрит на меня.

— Доминик, — выдыхаю я, приближаясь. — О Боже, ты проснулся.

— Ангел, — выдыхает он, сжимая мою руку крепче. — Ты… и я были предназначены друг другу. Я никогда не сдамся. Никогда.

Он меня услышал.

— Ты мне обещаешь?

— Я обещаю тебе, мой ангел, — слабая улыбка расплывается на его лице.

— Я тоже тебе обещаю, мой ангел.

Глава 48

Доминик

Шесть месяцев спустя…

Яркий солнечный свет падает на сочную зеленую траву. Я оглядываюсь вокруг и впитываю все это, фиксируя в своей памяти.

Сторми-Крик именно такой, каким я его помню.

Четверо из нас планировали прийти сюда сегодня, чтобы прогуляться по переулкам памяти. У меня есть еще кое-что запланированное, но смысл сегодняшнего дня был в размышлениях.

Это годовщина смерти моего отца. Обычно мы ничего не делаем в этот день, решив почтить его в день рождения. Сегодня был один из тех дней, когда мы должны были это сделать.

Я рад, что мы это сделали, потому что я чувствую его.

Я, Кэндис, Тристан и Массимо стоим вместе и смотрим на луг.

Когда-то давно мы были детьми, бегавшими в этом самом месте. Мальчиками, которые жили в доме у подножия холма, и маленькой девочкой, которая играла с ними.

Сторми-Крик был местом, которое хранило всевозможные воспоминания для каждого из нас. Хорошие, и в основном плохие, но хорошие воспоминания, которые у нас есть, — это магические воспоминания, которые определяют нас.

С тех пор жизнь прошла, и мы все выросли. Нам разбивали сердца и чинили их, и снова разбивали, и чинили. Несмотря на это, мы все еще те люди, которыми были раньше, с надеждами и мечтами.

Я рад, что мне удалось увидеть это сегодня, потому что я знаю, что я почти присоединился к своим родителям на другой стороне.

Я только что полностью восстановился после месяцев физиотерапии и длительного пребывания в больнице. Меня подстрелили почти в то же место, что и Кэндис, но пуля прошла на один миллиметр ближе к сердцу.

Массимо нарушает тишину, вытаскивая письмо из кармана пиджака. Это анонимное письмо, которое отправило нас в дикое путешествие, которое никто из нас никогда не забудет.

— Я думал, что мы узнаем, кто это отправил, — говорит он.

— Может быть, мы никогда не должны были знать, — отвечаю я. — Может быть, человек хотел уйти и не хотел вмешиваться.

Мы никогда этого не узнаем.

— Как ты думаешь, все действительно кончено? — спрашивает Тристан, глядя на каждого из нас.

— Мне кажется, все кончено, — отвечает Массимо.

За последние шесть месяцев мы убедились, что мы ищем любые остатки опасности. Пока мы ничего не нашли.

Я все еще просматриваю файлы Альфонсо с Эйденом, но ничего особенного нам не удалось найти.

— Я тоже чувствую, что все кончено, — соглашаюсь я. — Я думаю, можно с уверенностью сказать, что мы можем продолжать жить так, как должны были. Осуществить свои мечты.

Массимо улыбается. — Думаю, это должно быть сигналом к тому, чтобы уйти.

Он смотрит на меня, а затем на Кэндис, которая улыбается ему в ответ, не понимая, что он имеет в виду.

— Пойдем, Тристан, прогуляемся вдоль реки, — добавляет он.

— Только Тристан? — спрашивает Кэндис.

— Только Тристан, — отвечаю я за него, беру ее за руку и притягиваю к себе.

Мои братья оба улыбаются и уходят от нас. Кэндис оглядывается на меня с любопытным выражением на ее красивом лице.

— Что происходит, мистер? — смеется она.

Я тяну ее за руку и делаю несколько шагов к тому месту, где я сидел, когда мы все здесь жили.

— Вот оно, то самое место, — заявляю я.

— Где вы раньше сидели?

— Так и есть. И ты бы стояла у окна и смотрела. Кэндис Риччи, мы знаем друг друга с незапамятных времен. Ты всегда была моей, и я думаю, что пришло время сделать это официально.

Только когда я достаю из заднего кармана маленькую бархатную коробочку и опускаюсь перед ней на одно колено, она понимает, что я делаю.