- Но прошли столетия, - неожиданно для себя вскричал Владимир. – Власть узурпировали тщеславные люди, которым дела нет до общества. Нет никакого смысла оставаться внутри Сферы. Мать-природа полностью возродилась. Мы… Мы могли бы просто уйти туда, на гору. И дальше, дальше. Но как быть с этими несчастными?

- Да! – перебивает Поэт. – Как быть с несколькими миллионами наших сограждан? Они живут в ужасных условиях. Только мы способны освободить их. Феликс не хочет уничтожать Сферу. Ведь здесь есть технологии, орудия труда. Клетка ещё сослужит нам службу, но необходимо её вскрыть. Ты ведь с нами, Александр?

«Рано утром раздался звонок. Мне не спалось, как это часто бывает в последнее время. Я захлопнул лэптоп и спрятал его в стол. Потом бросился к шкафу, нацепил на себя комбинезон и подбежал к двери. На пороге стоял Швак: высокий, крепкий. Совсем один. Это меня излишне расслабило. Быть может, я даже был рад визиту этого гражданина?

- Собирайтесь, - приказал инспектор. – Вы арестованы.

- Позвольте осведомиться, - замахал я руками. – Мне даже не удалось выпить энергочай! В чём же я обвиняюсь?

- В похищении и убийстве.

Тон Швака был настолько безапелляционным, что я даже опешил. Каких угодно грехов за собой мог представить, но такого! Сегодня глаза полицейского были совершенно пустыми. В них не отражалось ничего. Бездна, заглянув в которую у меня закружилась голова.

- Но позвольте… Какие у вас доказательства? – пытался спорить с ним.

- Я видел тебя у Метро, Александр. Вчера ночью. Я следил за тобой. Ты шёл по катакомбам так, словно гуляешь по парку! Даже я заблудился… Полагаю, что именно там, в этих бесконечных лабиринтах, мы найдём кости Виктора. Что такое доказательства? Самое главное – признание вины. Это значит – раскаяние. Это значит – что цель правосудия достигнута.

- Но это же абсурд! – взмолился я, и тогда впервые столкнулся с безжалостным правосудием. Швак просто ударил меня кулаком по лицу, защёлкнул цепные наручи и повёл вниз. Маску он надел на меня совершенно неправильно: видеть я мог только левым глазом, да и то чуть-чуть. Дышать было тяжело, от напряжения весь покрылся испариной. Из разбитого носа текла кровь.

К счастью, на лестнице никого не оказалось. Какой позор – быть задержанным вот так, среди бела дня. Мощь инспектора меня впечатлила. Он буквально нёс меня – я почти не касался земли ногами! Нас ожидал черный автобус, похожий на тот транспорт, который недавно вёз меня во Дворец.

В полицейское управление мы попали с нижнего уровня. Здесь, под Сферой – самая совершенная система катакомб. В каждое здание ведёт два, а то и три хода, с разной высоты. Небрежно вытащив меня из автобуса, Швак поставил меня на ноги и повёл к лифтам. Его могучая рука лежала на моём правом плече, корректируя направление. Комната для допросов.

- Прошу прощения, - когда меня усадили на табурет, мне наконец удалось достучаться до полицейского. – Что происходит?

- Прежде чем мы начнём… Ты, наверно, пытаешься понять, где прокололся, как я смог раскусить твой план и раскрыть это дело. Всё просто. Интеллект. Это то, что есть у меня и чего нет у тебя. С Виктором у тебя были давние счёты. Какие – не знаю, может, он популярнее. Вас, писак, не разберёшь. Ты сманил его в метро, там и задушил. Почему задушил? Да потому что у тебя дома ни ножа нет, ни хорошей дубины. Зато – всякие нитки есть. Фенечки. Вам, писакам, такое нравится. Знаешь, что тебя выдало? Чувство вины. Ты к матери пришёл Виктора, и талонов ей всучил. Думал, мы не узнаем? А теперь ты ходишь в метро, чтобы проведать труп, но… Впрочем, тело мы уже нашли. А теперь я – весь внимание, - улыбнулся Швак, но вышло у него это неубедительно.

В этот момент мне хотелось засмеяться, но спазм поразил мышцы лица. Мне ведь ясно, что Виктора никто не убил. Они просто не смогли обнаружить его, а потому заподозрили убийство. И этот невежа всерьёз подозревает меня? Ну, коли так, то песенка спета. Даже если я буду упираться… Даже если продержусь день или два… В конце концов, я во всём сознаюсь, лишь бы прекратились пытки. О методах Полиции всем известно.

Они вырывают ногти. Ещё – зубы. Вообще им как-то странно нравится лишать человека выступающих частей тела. Так, стоп, этой части тоже? Которая выступает не всегда? В конце концов, если во всём «признаться», можно попасть на каторгу. А не в камеру переработки. Тягостное чувство заволокло душу, и это сразу подметил Швак.

Только чудо может меня спасти. Может, выхватить дубину и ударить его? Бежать в метро, а там – в Пустоши. Попроситься добровольцем в армию. Заговаривать ему зубы, бесконечно долго… Меня спасёт чудо, или…

- Разрешите сделать звонок в Редакцию. Сегодня пятница, знаете ли. Один звонок, и я сразу во всём признаюсь. Обещаю.

- Ну конечно, мы ведь не звери, - инспектор протянул мне кнопочный телефон. Бьюсь об заклад, что нужных цифр он не знает. Я набираю их по памяти. Но совсем не те цифры, которые могли бы соединить меня с местом работы.

Гудки, долгие гудки. Настолько длинные, что я едва не отчаялся. На том конце провода раздался бархатный голос Крокса, нисколько не удивленный. Словно он ждал моего звонка.

- Магистр, искренне прошу прощения за этот звонок, - мой голос дрожал. - Это Александр. Ваш кандидат.

- Говорите, - Крокс, как всегда, предельно конкретный.

- Меня задержали. По какому-то нелепому обвинению.

- Кто? – осведомился магистр.

- Инспектор Швак.

Тишина, молчание длилось несколько секунд. А затем… Затем в трубке раздались гудки. Полицейский глядел на меня с той же самодовольной улыбкой. Я догадался, что он не понял, кому я позвонил и зачем. На меня нахлынуло отчаяние и апатия. Неужели Крокс так быстро открестился от меня, хотя заверял в своём восхищении? Неужели он не поможет разобраться в этом деле?

- Совершенно стандартная процедура… - протянул Швак. – Сейчас я предложу тебе, Александр, написать признание. Не только в убийстве Виктора, разумеется. Пиши всё, что общество должно знать о тебе. С кем ты ел. С кем ты спал. Кого в редакции за задницу лапал. Не только про женщин, Алесандр. Про парней тоже пиши.

- Про парней?! – возмутился я. – Мне только женщины нравятся.

- Да будет тебе известно… - поучительным голосом произнёс инспектор. – Редкий писатель знает, как пользоваться по назначению своей задницей.

- Я не такой!

- Пиши, пиши, - кивнул Швак. – Ориентация твоя не может быть обычной.

В тоне полицейского было столько патетики, что мне захотелось взять у него интервью. Сделать фото на память. Так вот, как они раскрывают преступления! Ни дать, ни взять – профессионалы.

- О любых кражах пиши, - продолжал Крокс. - С кем ты на работе спишь, чтобы, значит, секретарю или журналистке больше часов нарисовать в табеле. Где алкоголь покупаешь. Сколько раз в день думаешь о том, что неплохо бы о Главе плохо написать. О своих стихах. Может, о мужиках нет-нет, да и подумаешь. Понятно?

- Да, - ответил я. – Ну, про алкоголь, инспектор, Вы и сами можете написать. А на работе ни с кем не сплю. Честно. И про мужиков тоже не думаю.

- Ты меня не обманешь, - улыбнулся Швак. – У тебя есть тридцать минут. Потом мы начнём дознание.

Степенно и неспешно инспектор встал из-за стола. Вытянул руки и хрустнул костяшками пальцев. Затем он начал раскладывать перед собой богатый арсенал инструментов дознания. Длинные иглы. Острые звёздочки. Кусачки и плоскогубцы. Телескопические дубинки. Какие-то электрические приспособления, о назначении которых можно только догадываться.

- Пиши-пиши, - сказал он почти ласково. – Тебе скидка выйдет.

Я взял ручку и начал заполнять шапку. Указал свою фамилию и имя, должность. Место проживания. «Чистосердечное признание». И тут озадачился. В чём, по сути, мне признаваться? О чём рассказать? Мне есть, что скрывать. Очень даже много всего. О чём же написать? О том, как начал вести дневник, что строжайше запрещено? Что похитил в редакции ноутбук и карты памяти? Познакомился с Сопротивлением? Участвовал в нелегальных собраниях?