Если ты нашёл записи и расшифровал их, то… Ты очень одарённая личность. Убеждён – такой же журналист, как я, или учёный, или, чем свет не шутит – руководитель. Потому что код к записям – разный. Простая предосторожность. Это нужно мне, чтобы продержаться как можно дольше. Код хоть и разный, но простой. Нужно подобрать шифр, я оставил его в начале каждой заметки. Больше – для себя.

Раз уж я главный герой своего повествования, стоит раскрыть свою личность хоть немного. Выгляжу я необычно. Чёрный комбинезон, противогаз-маска, с защитными окулярами. Иногда я надеваю красный обод на шею – отдаю дань прошлому, дресс-код любого художника.

Подобные знаки отличия раньше носили представители творческих профессий. Маска – это конституционная гарантия государства, непременный атрибут социального общества. Если у тебя нет маски, значит, ты либо преступник, либо зверь, что в принципе равнозначно. Хотя в жизни всякое бывает. Можно ведь и банку с пилюлями где-нибудь забыть – не убивать же из-за такого?

На меня обращают внимание в силу моей внешности, я как глоток воздуха в мире ядовитых газов. Но узнать друзей в этих ужасных намордниках нелегко. Да и нет у меня друзей, если разобраться. Как говориться, друг до каторги доведёт. Это ещё мой дед сказал, а он хорошо понимал смысл подобных вещей. Умный был дед, да где он?

Сейчас я иду по улице и вижу много непонятных ребёнку вещей. «Папа, а что это за дяди?» - спросил меня однажды мой сын. Я был погружён в свои мысли, и с трудом оторвал от них себя. Думаю, действительно: что за они? Вот если бы внезапно потерял память, смог бы разобраться в Сфере? Понять, что тут и как? Ответ – нет. Всё слишком сложно. Но я попытаюсь объяснить читателю, а заодно и себе якорь оставлю. Кстати, что такое якорь?

Идём мы по проспекту… Можно было бы и проехать, но коли день хороший, почему бы не пройтись? Сейчас здесь и там – уличные торговцы, они носят синюю униформу-комбинезон, абсолютно идентичную на первый взгляд неопытного ребёнка. Но я прожил довольно много времени, и потому поучаю своего сына. С поставками новой униформы всегда проблемы, и бывает, новичка в торговле можно узнать по цвету одежды.

Если она светло-синяя, почти голубая, то с таким можно торговаться. Самые матёрые, в почти чёрной одёжке могут втюхать любую шляпу – сам ничего не заметишь. Но бывает по-всякому. Бывает, опытные торговцы специально покупают новые комбинезоны, и используют маскировку для повышения собственной прибыли. Это всё тонкости, и вникать в них долго и неинтересно.

Кстати, вы знаете, что такое шляпа? Это такой древний предмет одежды. Должен защищать от солнца. Но мы носим маски, а ещё – плотные шлемы, которые спасают нас от грязи внешнего мира. И поэтому шляпа – абсолютно бесполезный атрибут. То, что и даром не нужно. Вот так.

Торговцы продают фильтры, воду и питательную смесь в жестяных банках. Официально, то есть по закону. Но ведь любой торговец может продать что угодно, всё у него найдётся, нужно только спросить. Не с собой, так дома. Не дома, так в тайнике. Не для тебя, так для друга. Обязательно есть. Специально для официальных товаров в наших масках 2 отверстия, одно для моей любимой воды, второе – для жидкой пищи. Можно есть и пить прямо на ходу, и это мне нравилось всегда, есть сидя неудобно и непривычно. Хотя кто знает, что эти ребята в иссиня-чёрных комбинезонах добавляют в банки?

Думаю, что в будущем торговцев уже нет. Их непременно заменит машина-распределитель. Слышал, что её создают наши умы, но пока что работа не спорится у них. Трудно такую машину создать: всегда есть соблазн себе взять чуть больше, чем остальным. Распределить, так сказать, в свою пользу. Мне вот кажется, что все торговцы – жулики. Недостойные люди, никогда я не писал о них в своих репортажах. Торговать – удел слабых.

Мне не довелось увидеть этот мир в другом обличье. Однако старики утверждают, что лет триста-четыреста назад наш мир был другим. Он напоминал цветущий сад. Мне показывали старинные фотографии, хотя хранить их запрещено законом: они выделяют ядовитые вещества. На этих ветхих карточках дома утопают в зелени. Она радует глаз, растений так много, что на земле этому весёлому племени места мало, и оно начинает расползаться по древним кирпичным хижинам с крышей, похожей на книгу, поставленную корешком вверх.

Зелень вываливается из духовых пристроек (так называемых «балконов»), растёт прямо на открытых участках зданий, цепляясь за каждый клочок земли или бетона. Мне понятна такая воля к жизни, мы и сами напоминаем зелень. Кто смог бы выжить в таких нечеловеческих условиях, кроме самих людей? Мы ищем себе трудности лишь для того, чтобы преодолеть их.

Но деревья – ненадёжный товарищ, и это доказанный факт. Они потребляют много воды, дают слишком мало кислорода. Правительству пришлось их вырубить, и моё поколение не застало даже странных обрубков, которые мой дед звал «пнями». Таким же точно образом звали и его, последние 10 лет его гражданского существования.

Вся надежда на кислородные аппараты, лёгкие нашего идеального государства. Все подходы к ним перекрыты, ведь враг не спит, а оставаться без воздуха нам не с руки, да и опасно это. Они делают столько воздуха, что я спокоен за свою судьбу.

Хотя постойте, я всё-таки вас обманул, пускай и без умысла, я видел один «пень» (кроме своего деда). Он торчал из земли на самой окраине Сферы (не дед, а тот самый остаток дерева), там я писал репортаж о новых «окнах». Окна – это дань прошлому, когда было приятно взглянуть за пределы своего жилища. Там почти всегда можно было увидеть солнце, распахнуть окно, впустить внутрь комнаты больше кислорода. Можно было даже выпрыгнуть из окна – и не надо искать верёвку, когда жить стало совсем уж туго. В нашем обществе окна ни к чему – смотреть особо не на что, если разобраться.

Так вот, что я говорил об этом «пне». Обрубок был огромным и толстым, мне одному не обхватить его руками. Целых четыре шланга от противогаза в диаметре! Вообразите себе такую толщину?»

Бук закрывается. Алекс идёт в ванную. Краска медленно отслаивается от стены, всюду серость и тлен. Поддон кабины – жёлтый от некачественной воды. Смеситель слегка протекает. Чистит зубы, тщательно, словно от этого зависит его жизнь. Душ примет утром. Встанет, с утра пораньше, когда все ещё спят, когда давление технической воды в трубах высокое.

Возвращается в жилой отсек. Маленькая комнатка, зато своя. Далеко не у всех есть личная ванная, ведь даже такая вода, которую нельзя пить – дефицит. Им нужно довольствоваться общей баней раз в неделю. Главред сдвигает в сторону крышку вентиляции. И прячет карту. Туда, где уже есть несколько штук. Он думает о том, что нужно подыскать место понадёжнее. И вдруг начинает смеяться.

- Если найдут – будут пытать? – шепчет он. – Пытать – за что? Что я посмел написать несколько строчек, не одобренных партией?

Эта мысль почему-то кажется смешной. Тут он вспоминает кое-что важное и ёжится. Вспоминает, что его уже вычислили – и задержали.

Внутри полусферы люди стараются не делать резких движений. Каждый шаг, каждый вздох, каждый мах рукой – кислород. Он уходит из крови и тканей, покидает тело, превращаясь в углекислоту. Люди под Сферой экономны. Они не кричат и не плачут – до последнего терпят.

Стальная дверь открывается. Сдвигается в сторону с металлическим лязгом, от которого кровь в жилах стынет. Алекс деморализован. Напуган. Даже он не ожидал чего-то подобного, хотя внутренне был готов ко всему. Ноги замёрзли: вместо нормальной обуви ему дали шлёпанцы. Пальцы всё время наружу – холодно. Воды нет. Он чувствует, что от него воняет. Скоро начнёт смердеть.

Его повреждённую кость кое-как зафиксировали пластиковой спицей. Теперь она торчит наружу. Рану зашили, но совсем плохо. Плоть пожелтела. Выглядит всё это жутковато. Алекс думает о том, что он никогда не ценил благ, дарованных партией. Думает о себе, как о преступнике.