- Совсем как я, - усмехнулся мой противник, взял за голову фигурку Главы и приподнял её. Мне стало любопытно, и я поднял взгляд. Передо мной сидел Он – Государь. Страшно: я побеждал у собственного господина. Тем временем странная игра окончилась: я загнал Главу правителя в капкан. Если бы я отвлёкся чуть раньше и заметил, с кем играю, я, безусловно, отказался бы от борьбы. Но было поздно, и эта победа в неведомой игре меня испугала.

- Ты правда хочешь победить? – спросил Государь добродушным и мягким голосом. – Переиграть меня?

- Ну… - смущённо протянул я. – Это ведь игра, всего лишь забава. Кто-то обязательно должен победить. Да и играю я в первый раз… Мне просто повезло.

- А в другой раз не победишь… Тактики нет… Ничего нет. Прав ты, повезло тебе. Случайность.

- Как это случайность? – удивился я. - Ведь твой Глава капитулировал, а я победил! Пусть игра, но победоносная!

- Ещё нет, - засмеялся мой противник, смахнул фигурки с доски, поднял её и со всего размаху опустил её мне на голову.

Больно. Я почувствовал, как темнота надвигается и отступает. По голове потекли горячие капли крови, я потерял сознание и проснулся. Слава Главе, это всего лишь сон. Я по-прежнему был за Сферой, в подземном бункере, пытался прийти в себя после ночных приключений. По голове текла кровь – ранка во сне раскрылась, и теперь вся подушка – в мелких помарках».

Боль превратилась в наваждение. Главред уже не может рыдать. Даже стонать ему больно. Он думает, что ему осталось продержаться всего чуть-чуть… Ещё немного, и тогда он будет спасён. Но сможет ли? Выдержит ли? Он ведь уже немолодой, измученный. От пыток всё тело покрылось синяками, ожогами, отметинами. Он рад уже хотя бы тому, что перестали бить по зубам: Главреду всегда нравилась собственная улыбка, почти белоснежная.

- У меня для тебя кое-что есть, упрямый Александр, - следователь ликует. – Вот.

Ещё до всего этого Алексу уже сильно перевалило за сорок лет. Это возраст, который под Сферой принято считать старостью. Да, работа в тепле и с хорошим водным довольствием помогла ему сохраниться. Но здесь, за решёткой, день идёт за три, а то и за пять. И ему кажется, что он уже наверстал всё, что удалось сэкономить за эти годы. Следователь играет с ним, но делает это так грубо, примитивно.

Что он придумал на этот раз? Главред берёт пакетик непослушными пальцами и пробует на ощупь. Внутри – что-то твёрдое и маленькое. Огрызок карандаша? Ключ? Наконец, Алекс вскрывает его. И роняет. В ужасе отшатывается назад. Стул прикручен к полу, а иначе он бы рухнул вместе с ним. Когда ему казалось, что уже ничто не может удивлять – вот такой «сюрприз».

- Вот, - говорит следователь, разыгрывая удивление. – А что такое? Неприятно?

- Да. Противно, - соглашается с ним Алекс.

Перед ним на столе лежит палец. Мизинец. Конвоир склоняется вниз, чтобы разглядеть подарочек, и заливается смехом. Следователь улыбается. Тонкий пальчик. На коже – мозоли. Главред не разбирается в трупах, но понимает: свежий. Кожа не успела потемнеть и пожелтеть. Сама плоть издаёт неприятный запах: едва уловимый, но всё же. На какой-то момент ему становится противно, страшно – как будто он провёл здесь, в казематах, несколько долгих дней, или даже недель.

- Так почему же ты молчишь? – спрашивает следователь. – Почему не сдашь подельников? А?

- Не хочу.

- Не жалко себя? А жену свою жалко?

Тишина. Конвоир перестаёт смеяться. Следователь вопросительно смотрит на Алекса. Арестант тщетно пытается воскресить в голове образ своей супруги. Но не может вспомнить ничего, кроме ярких губ и светлых волос. «Какой она была? Что я вообще о ней знаю?»

- Жалко, - отвечает Главред. – Она умерла на каторге.

Молчание. Ему нравится тишина. Здесь, в этой комнате для допросов, это словно передышка. Небольшая пауза перед очередным раундом мучений. Алекс пытается взять себя в руки, задушить следователя взглядом. Ведь всё идёт по плану – по его плану. Всё в точности так, как и было задумано.

- Нет. Разве ты не узнаёшь этот палец?

Алекс всматривается в отрезанный мизинец. Ему противно. Ему стыдно – он никогда не обращал внимания на руки своей жены, своего сына и друзей. Помнит лишь, что они были красивыми – как и она сама. Ему стыдно, потому что он больше времени тратил на работу, чем на семью. И вот результат.

- Узнаю, - лжёт Алекс.

- Хочешь часть побольше? Что-нибудь покрупнее?

- Нет.

- Тогда начни уже давать показания! – следователь бьёт кулаком по столу.

- Нет.

- Неужели тебе не жалко жену? Она ведь страдает!

- Жалко. Но… Дело-то не в ней. Дело во мне.

- Мы расшифровали почти все твои записи, жалкий ты писака! Когда закончим, тебе конец! Ты будешь страдать. Сильнее, чем сейчас, понимаешь?! Ты можешь себе помочь. Нужно говорить! Мы будем оживлять тебя снова и снова. А потом – убивать. Ты пройдёшь через такие глубины мучения, что вот это вот всё тебе курортом покажется. Отдыхом!

- Нет. Я ничего не скажу.

Следователь делает знак головой. Охранник хватает со стола мизинец и пытается засунуть его в рот Главреду. Алекс сжимает челюсти. Между ними идёт странная борьба, столь глупая и нелепая. Она продолжается долго, и Главред удивляется, как в нём сохранилось столько сил, чтобы крутить головой и вырываться. Следователь в это время читает, словно в метре перед ним нет никакой ужасной сцены.

«В тот день решено было действовать. Я ощутил своё величие и причастность. Решено было разрушить Сферу. С одной стороны, я испытывал благоговейный трепет перед Куполом. С другой, понимал, что без такого радикального шага невозможно обеспечить будущее.

Сколько столетий прошло с тех пор, как нас добровольно заточили сюда? Беда в том, что никто не знает. Никто не ведёт учёт прожитым годам, а с недавних пор это стало преступлением. Возникла смелая мысль, столь же безумная, сколь и великая. А что, если там, за полированной поверхностью, всё уже вернулось в норму?

Мы никогда не узнаем это, если не проверим. Может, мир погибнет, а может – воспрянет. Мне отведена роль диверсанта. Главная задача – это подобраться достаточно близко к Главе, чтобы выполнить своё предназначение. Разумеется, задача сложнейшая, но не самая важная.

Куда больше меня интересовало, как будут действовать уничтожители. В нужный момент они просто пробьют в Сфере брешь, отчего она перестанет существовать. Они клялись и божились, что никто не пострадает. Кроме врагов. Но смею ли я доверять им?

От напряжения кружилась голова. Я снова и снова прокручивал в голове план действий, пытаясь понять свою роль. Смогу ли я причинить вред фигуре, которая для меня всегда была выше отца? Не дрогнет ли моя рука в нужный момент? Этот великий человек… Человек ли?

Однако, если верить вновь обретённой семье, выбора нет. Да я и сам это ощущаю. Нам отведено 40-50 лет под Куполом. Этот путь я прошёл на три четверти. И осталось совсем немного. Я должен, должен доверить семье, ибо они показали мне то, что невозможно забыть. Я должен действовать».

Наконец, охранник сдаётся. Он швыряет мизинец на стол и становится рядом. Следователь вопросительно смотрит на Алекса. Главред молчит, от борьбы он вспотел, лоб покрылся испариной.

- Классно написано, - говорит он. – Только есть один нюанс. Это писал не я. Знаешь, у меня стиль другой. Отрывистый, что ли? А тут – новичок какой-то. Серьёзно.

- Мы не закончили, - отвечает Стефан. – Ты сдашься, преступник. Я сломаю тебя.

- Сколько пафоса.

Алекс хочет засмеяться, но даже от такого незначительного усилия у него начинают жутко болеть рёбра. Это невыносимо. И – к своему стыду – он снова теряет сознание, на этот раз от боли. И там, в стране бесчувствия и бессилия, ему хорошо. Не больно.

- Сегодня великий день! – вещает майор, перед которым выстроилась добрая сотня солдат. – Граждане солдаты! Сегодня мы снова отправляем своих героев на разведку. Туда, в самое сердце Пустоши. Ну или к другим частям тела этой ненасытной стервы. Мы отсылаем тех, кто готов рискнуть своей жизнью ради Государства.