С величайшим усилием проглотив вязкий ком в горле, спросила:

— Дядя Саша, вы не знаете, почему отец так неожиданно вызвал меня к себе?

Мне нужно было подготовиться к встрече с родителями. И хоть какая информация не будет лишней.

— Анастасия Эдуардовна, сядьте в машину, и мы поговорим.

Это еще больше насторожило. Но я подчинилась. Другого выхода не было. Меня в любом случае доставят к отцу. И два амбала, которые сопровождающие дядю Сашу, тому явное подтверждение. Дядя Саша единственный из служащих отца, кто был со мной любезен и не жесток. Остальные знали, что останутся безнаказанными, даже если за волосы запихнут меня в машину, выполняя указание своего начальника.

— Это пришло сегодня на почту мэрии, — охранник протянул мне папку, когда мы только отъехали от университета.

В папке были фото моих ночных выходок: танец на шесте, мое тело на плече Стаса и его рука на моей пятой точке.

Понятно, почему меня везут домой.

Не понятно, кто сделал эти фото и зачем. Люди отца уже давно не следили за мной. Для конкурентов отца моя пьяная выходка слишком незначимый повод, чтобы затевать разборки с самим мэром. Да и для подрыва репутации отца эти фотки были бы у прессы, а не на почте мэрии, за стены которой они не выйдут. Поэтому напрашивается один вывод, кто-то специально слил меня отцу. Это камень в мой огород, а не мэра.

Обхватила себя руками, чтобы унять нарастающую панику, и уставилась в окно.

— Не плакать… — умоляла я саму себя.

Мне не впервые нести ответственность за несоответствующее поведение единственной дочки мэра города. Меня это не так пугало, как возможное наказание.

А моим наказанием может быть возвращение домой из столицы.

Только я не хотела этого. Не хотела менять свою жизнь. Слишком много дорогих и любимых людей, от которых придется отказаться. Слишком много сил я потратила, чтобы выбраться из-под контроля отца.

Мне потребовалось больше двух минут, чтобы спуститься во двор к Зорину.

— Я не один, — выпалил Ник, подойдя ближе. — Громов в машине. Я не знал, как твои на него отреагируют.

— Ник… — вспыхнула я. — Ты зачем его сюда притащил? Он не знает ничего: ни о моей семье, ни о должности отца, а тем более о том, что …

— Отец снова тебя бил? — не дал продолжить бывший.

— Несколько пощечин, — поправила волосы, прикрывающие синяк. — Ерунда. Ты знаешь, что я привычная.

— Насть…

— Послушай, Ник, тебе нужно увезти Стаса. Он не должен ничего знать. И сам не приезжай больше.

— Всё так серьезно.

— Я не знаю. Отцу прислали мои фото из клуба. И это не его люди следили за мной. Ник, кто-то специально сделал фото и анонимно прислал отцу. Притом не лично, а в мэрию. Отправителя не отследить. Поэтому отец в бешенстве. Он думает, что кто-то копает под него через меня, — я не могла оторвать взгляд от машины Зверюги за воротами. — Ник, я не вернусь в универ ближайшее время. А может и совсем. Отец грозится отправить меня за границу, чтобы я меньше отсвечивала. Поэтому…

Дверь машины открылась, и Стас направился к нам.

— Нельзя, — шептала я. — Нельзя.

Сердце громыхало, заглушая слова Зорина. Картинка перед глазами расплывалась, фокусируя только глаза Стаса. Свирепые, гордые и отталкивающие. Он имеет право злиться. Имеет право ненавидеть, но я не хочу ненависти. Только не сейчас, когда и так всё и все против меня. Только не сейчас, когда всё и так неопределенно. Только не сейчас, когда мне нужна поддержка, а не неприязнь.

Но Громов не уйдет без разговора, поэтому мне нужно найти объяснение для него и заставить уехать. Не хочу, чтобы отец навредил ему.

Настя

Слышу шепот охранников за спиной. Понимаю, что они обсуждают появление Зверюги. На его персону распоряжение матери не действует, поэтому они с превеликим удовольствием разомнут кулаки, провожая незваного гостя.

Вижу движение охранников в сторону калитки.

— Не сметь. Пропустить, — грозно рычу я, молясь, чтобы они послушались.

Это для остальных я избалованная единственная дочь мэра, которой все подчиняются. Но в своем доме я никто. И для отца. И для матери. Все знают это. Поэтому мои слова не имеют веса для служащих. Охранником вообще позволено применять силу, если потребуется.

Но я всё равно пытаюсь. Не могу позволить им ударить или даже просто унизить Громова.

Меня можно.

Его нет.

Охрана только обдает меня высокомерным взглядом, продолжая движение.

— Это приказ. Пропустить его, — повторяю я, преграждая им дорогу.

Надеюсь, они не затащат меня пряма сейчас в дом. Так как отведенные матерью пять минут уже вышли.

— Эдуард Максимович…

— Я отвечу сама перед отцом, — на что начальник охраны скалится. Знает же, что меня ждет.

Раньше отец бил меня сам. Теперь не марает руки. Так несколько пощечин, чтобы спустить пар. Для воспитания дочери есть верный начальник охраны Коля, который двумя ударами вправляет мне мозги. Два удара. Два синяка. И две недели домашнего ареста, чтобы синяки сошли. Я не послушная дочь, поэтому мы с Колей «общались» часто.

Учёба в столичном университете была моим спасением. Общага — местом, откуда охранники отца не выдернут меня среди ночи. А дедушка — единственным человеком, который мог за меня заступиться. И только благодаря ему я уехала в столицу, а не осталась учиться в местном ВУЗе, как хотел отец. Но дедушка в Грузии, а я тут без средств связи. Хотя если бы у меня и не отобрали телефон, я бы всё равно не рассказала дедушке. Не сейчас, когда он только оправился после очередного инсульта. Кроме дедушки у меня никого нет. Я не могу его подвести. Не могу снова побеспокоить.

Я облажалась с этим пьяным походом в клуб. Но я была уверена, что все забыли про меня. Отец снял своих людей со слежки за мной, стоило лишь мне уехать. А для остальных я была не очень интересна. Прессе и конкурентам отца было наплевать на соплячку, которая прогуливает уроки и целуется с сыном директора обувной фабрики. Только отец считал мои выходки подрывающими его авторитет. Ник не устраивал отца, поэтому встречи с Зориным карались побоями. Хотя и без Зорина отец нашел бы за что наказать меня.

Потому что ненавидел. Потому что я подделка. Не родная. Дочь лишь на бумаге. Но эти бумажки должны быть идеальными для карьеры мэра.

Мое трусливое сердечко бьется через раз. Но решительный взгляд и командный голос походу действует. Коля нажимает на кнопку, и ворота отъезжают, пропуская Стаса.

— Приказ выполнен, Анастасия Эдуардовна, — насмехается надо мной Коля, предвкушаю нашу вечернюю встречу.

Плевать.

Мне на всё сейчас плевать. Нужно выпроводить Громова, пока отец не приказал своим громилам доходчиво объяснить ему, что в этом городе ему нет места.

Ника люди отца не тронут. Отцу не нужны разборки с Зориным старшим. Но Стас…

— Анастасия Эдуардовна? Сильно… — слышу надменный смешок за спиной.

Поворачиваюсь к Зверюге, высокомерно улыбаясь. Притворяться — мое всё.

— Николай, вы можете идти, — кидаю непринуждённо. Начальник охраны учтиво кивает и отходит.

Мерзко, надменно и показушно. Вот как всё ведут себя со мной. И моя стервозность — это ответная реакция, которая позволяет мне не жаться в уголку и стоять с высоко поднятой головой.

Но не перед ним.

Один взгляд, глаза в глаза и моя решительность на нуле. Хочется расплакаться. Прижаться к груди Зверюги и побыть девочкой. Девочкой, которую просто любят. Любят не потому, что она послушная и сделала так, как ей приказали, а любят, потому что она просто есть. Хотя меня никто не любит. Стас, так же как и все, выбросил меня из своей жизни, хотя с ним я была примерной девочкой. Ни разу не ослушалась. Ни разу не подорвала его репутацию. Но всё равно оказалась не подходящей. Не достойной.

Всё как обычно.

Поэтому проще уйти, чем добиваться чей-то любви. Я ушла от Ника, когда поняла, что я ему в тягость, что он бегает от меня и целуется с моей одноклассницей. Теперь пришло время расстаться со Стасом. Не на время, а навсегда.