По словам Адвар, в город стоило зайти под видом двух уроженок гор: к горцам в Ошакати относились снисходительно, считая дикарями. И за это прощали пренебрежение правилами.

А правил было немало, и Накато оставалось лишь изумляться, слушая товарку.

Женщина, девушка и девочка из приличного дома – а это дома не только богачей, но и обычных горожан – не могла выходить на улицу просто так. Для дел из дома выходили мужчины или служанки, рабыни. Если женщина идет по улице сама по себе, без сопровождения – это точно не почтенная горожанка. Выйти можно лишь в крайнем случае, и только в сопровождении служанки или рабыни, а для богатых – еще и одного из домашних охранников. К слову, жены перебравшихся в Ошакати горцев позволяли себе больше вольностей. Но и они, обжившись, перенимали правила.

На ярмарке в одном из крупных поселков Накато стащила мешочек с монетами у какого-то ротозея. На этой же ярмарке они с Адвар купили настойку черного корня и одежду.

Уроженки гор предпочитали носить одеяния, выкрашенные в желтый цвет – это тоже подсказала Адвар. Синие одежды предпочитали коренные жительницы Ошакати.

Адвар пришлось не только выкраситься в черный с головы до пяток, но и покрасить черным волосы. Косички ей заплетала Накато. Свои волосы у женщины оказались светлыми-светлыми, почти чистого белого цвета. Как и кожа, совершенно не тронутая загаром.

Накато только головой покачала, увидев, какой светлой стала ее спутница, когда отмылась в речушке. Она привыкла к светлокожим жителям равнин – но Адвар была белой, как свежевыпавший снег.

- Я с Хвоста, с самого юга континента, - пояснила та. – Из мест южнее Нухроба. Ты слышала про Нухроб?

- Слышала давно, - отозвалась Накато.

О городе, называемом Нухроб, она слышала давно, еще от колдуна, что увел ее некогда из степи. Позже она слышала о нем от своего нанимателя, который погиб от ее руки: тот служил правителю Мальтахёэ и закупал для его дворца разные разности по всему Орруору. В том числе – и в Нухробе. Оттуда, кажется, привозили жемчуг и благовония. И разноцветные прозрачные камни, которые ценились дороже, чем бусы. Самоцветы – так их называли. У Накато были браслет и бусы из красных самоцветов – рубинов.

Оказывается, в Нухробе, из которого привозили дорогие товары, жили удивительно светлокожие люди с белыми волосами – такие же, как Адвар.

В город решили идти поутру. Как раз черная настойка пропитает как следует кожу и волосы, высохнет. Накато тоже измазалась, хоть и была куда темнее Адвар. Однако ее кожа была, как и у всех уроженцев северных степей, светло-коричневой. И рядом с каким-нибудь коренным горцем – черным, как ночь в глубокой долине – она выглядела почти белокожей.

После настойки черного корня обе беглянки сделались неузнаваемыми. Одежда из скверно отбеленного полотна с тусклыми желтыми полосками дополнила вид.

Теперь обе они сделались похожими на уроженок какого-нибудь горского поселения. В таком виде можно было идти в город. Навряд ли кто-нибудь станет вглядываться пристально в каждую горскую девицу, стремясь узнать в ней одну из беглых рабынь. Да и навряд ли кто-нибудь ждет появления беглянок в городе – так сказала Адвар. Любой беглец, которому повезло миновать стражу и выбраться из Ошакати, постарается как можно скорее убраться подальше.

Хоть в те же горы.

*** ***

- Центр города, и ни одного храма, - заметила Накато.

- Тс! Молчи, - шикнула Адвар, оглядываясь по сторонам. – Выдумала – такое говорить на улице. Сколько ушей вокруг!

- Да помилует нас Икнатон, - Накато вздохнула, вызвав у Адвар еще один приступ возмущенного шиканья. – Что я такого сказала, скажи на милость!

- Ты, видимо, слишком мало времени провела в Ошакати, - спутница дернула уголком губ. – Здесь не принято упоминать богов и их имен. Здесь нет храмов, и не ставят домашних алтарей. Помянуть здесь имя одного из богов – это все равно, что, - она задумалась, окинула девушку скептическим взглядом. – Все равно, что ты откажешься в Мальтахёэ чествовать плодородную Умм во время праздника плодородия в начале лета.

- О, я помню праздник плодородия в начале лета, - протянула Накато.

Перед глазами ярко стала картина: улицы, запруженные людьми, стекающимися к площади в центре города. И храм, похожий на титаническое страусиное яйцо, богато изукрашенное жемчугом и золотом. В одну из ночей начала лета из домов выходили все жители и приезжие.

- Почему? – полюбопытствовала она. – Отчего нельзя упоминать имен богов? И как тогда жители города чествуют их и приносят жертвы?

- Здесь не почитают богов и не приносят жертв на алтарях, - мрачно отозвалась Адвар. – И да хранит тебя разум тайком устроить какое-нибудь жертвоприношение в пределах города! – предостерегла она. – Здесь это запрещено. За такое карают… карают жестоко и неотвратимо.

- Как же кто-то узнает, если я стану приносить жертвы тайком? – хмыкнула Накато.

- Ты совсем бестолковая? – зло рыкнула женщина. – Если это запрещено и за это казнят – то уж как-нибудь да узнают! Я не знаю причины, - прибавила она спокойнее. – Но обо Бабатанд когда-то рассказывал мне – мы тогда приезжали в Ошакати. Предупреждал – мы в Нухробе чтим прекрасную Нубит. Богиня – моя покровительница. И он предупредил, чтобы в Ошакати я даже не вспоминала об этом. Я видела казнь, - она смолкла.

- И ты точно знаешь, за что казнили? – Накато недоверчиво нахмурилась.

- Знаю! – рубанула Адвар. – Я слышала, как глашатай читал приговор. Он сказал – за почитание богов и за жертвоприношения в пределах города.

- И твой хозяин ничего тебе не объяснил?

- Он объяснил. Что взывать к богам и приносить им дары в этом городе нельзя. А чтобы лучше дошло – отвел на площадь и приказал смотреть на казнь. Обо Бабатанд сказал, что неважно – видит кто-нибудь, как ты приносишь жертвы, или нет. Если ты это сделаешь – об этом узнают. Непременно узнают. И стража башни схватит тебя.

Девушка промолчала на это. Ей вспомнилось, как хотела найти в первый день храм Нефер, чтобы оставить монетку в бассейне с водой – жертвы для богини удачи бросали в воду. Бассейн служил ее алтарем. Не разыскав храма, хотела бросить монетку в какой-нибудь фонтан или в море. Искала море – подумала тогда, что уж если приносить дар богине – то непременно бросить его в морские волны.

Она не успела – столкнулась с Отино. Выходит, вздорный богач, сам того не ведая, спас ей жизнь.

Стражи башни колдунов! Наверняка от них так просто удрать не получилось бы. В их-то городе! Хотя – удрала ведь она от них тогда, в Рунду. Отыскать ее сумела лишь Адвар – такая же измененная, как и она сама.

- Адвар! – окликнула Накато. – Почему я не сумела разыскать их башню за предыдущие дни, как ни пыталась?

- А ты считала, что башня Ошакати должна торчать посреди города, на виду у всех? – хмыкнула та. – Нет, не все так просто.

- Но нельзя же спрятать целую башню.

- И почему ты так считаешь? – Адвар приподняла брови. – Полагаешь, ты можешь судить о делах колдунов и магистров башни? – она выразительно взглянула на Накато.

Та в ответ пожала плечами. Она не бралась судить о делах колдунов – откуда ей знать что-то об их делах? Она всего лишь высказала недоумение.

- Словом, - Адвар тяжело вздохнула – сжалилась. – Говорят, когда-то башня Ошакати и правда стояла посреди города. Собственно, город и вырос вокруг нее. Подробно хозяин мне об этом не рассказывал – на что? Но вот уж полвека, как увидеть башню Ошакати не в силах никто из непосвященных.

- Видят ее лишь колдуны? – переспросила Накато.

- Колдуны – и те, кого они считают нужным допустить туда. Как уж они так скрыли свою башню, что простые люди не видят ее и не в состоянии найти – я не знаю. Меня колдовскому ремеслу не обучали.

- Значит, и ты ее не видишь, - заключила девушка.