Шагала, изумляясь про себя: в этих районах что, до рассвета галдят и веселятся? Пожалуй, имеет смысл днем где-нибудь спать – пусть даже и на крыше какого-нибудь склада, а ночами ходить по окраинам.

Сначала вокруг сделалось тише – пусть и не чище. Море закрыла стена сплошных построек в три-четыре этажа и почти без окон.

Ошакати оказался поистине огромным. Накато лишь сама себе усмехнулась. Уж сколько раз она за истекшие декады изумлялась тому, как мог разрастись единственный город. И каждый раз понимала, что Ошакати даже больше, чем она считала. Сколько еще придется ей так идти? Казалось, улица никогда не закончится – так и будет вести вдоль глухой стены до бесконечности.

Она дошла до конца припортовых построек, когда небо начинало сереть. Еще немного – и Накато спустилась к небольшому пляжу. С одной стороны узкого причала оказались несколько вытянутых на прибрежную гальку лодок.

В стороне от берега находились дома, на рогатинах сохли развешенные сети. Здесь, должно быть, жили рыбаки. Девушка прошла в предрассветных сумерках мимо, перебралась через нагромождения валунов у воды, обошла скалу и спустилась наконец по каменистому берегу к самой воде.

Здесь не было лодок и причалов. Да и пляжем эту часть берега назвать было сложно: здесь громоздились огромные камни, спускаясь к самой воде.

Кое-где между камнями застряли целые груды водорослей, от которых шел тяжелый запах. Вдалеке от воды и вовсе намыло небольшую гору, в которой запутались прозрачные тела безжизненных давно медуз. Сейчас вода была спокойна. Однако в ветреную погоду волны здесь, должно быть, перехлестывали через камни, вскидывая брызги выше человеческого роста. А еще из гладкой, едва тронутой редкой рябью воды торчали тут и там скалы и обкатанные головы валунов.

Навряд ли суда здесь рисковали подходить близко к берегу. Даже рыбацкой лодке сложно будет проскользнуть мимо скал. А уж при неспокойном море такая попытка будет чистым самоубийством.

Хорошее место, чтобы посидеть, поглядеть на рассветное море. Никто здесь бродить не станет, а значит – и не потревожит ее. Девушка уселась на крупный обкатанный валун над самой водой, постелив стянутый с головы платок.

Предрассветная тишь окутала пологом, даря умиротворение. Море едва-едва дышало, облизывая спускающиеся к нему бока камней. В отдалении над разгладившимся водным зеркалом собиралась туманная дымка – пока еще едва заметная. Накато прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Вот сейчас она ощущала запах моря – такой, каким он и должен быть: свежий и соленый, будоражащий кровь.

Не тухлая и не пересоленная рыба, не гниющие водоросли. Море. Бескрайнее, раскинувшееся до самого горизонта.

- Благослови меня, могущественная Нефер, - прошептала Накато, повинуясь наитию.

Лица коснулось слабое дуновение ветерка. Над морем стал расползаться туман длинными плетьми, как плющ.

«Мое благословение и так с тобой, - почудилось, или это ветер шепнул ей на ухо ответ богини? – Разве не избавила я тебя от того, что было тебе не нужно?»

Накато распахнула глаза. Сердце колотилось.

Ей почудилось? Не могла ведь, в самом деле, богиня сказать такое о ее сыне. Да и не слыхала Накато, чтобы боги разговаривали со смертными.

Должно быть, усталость последних суток сказалась. Ум порождает образы и голоса, которых нет в действительности. Возможно, она слишком много думала о сыне и о поисках. Возможно, она хотела услышать ответ на свою мольбу? Хотела, чтобы богиня проявила участие в ее судьбе.

Потому что боги не разговаривают со смертными.

И потому что нельзя было назвать ее похищенного малыша тем, что ей не нужно. Сын – единственное родное для нее существо в этом мире. Говорить об избавлении жестоко. Даже для всесильных богов.

Накато открыла глаза. Морскую даль затянуло мутной пеленой. Она рассеется лишь, когда солнце поднимется из-за спины, со стороны континента.

Казалось, море спит. Последние мгновения тишины. Кругом царит безмолвие – но в воздухе разливается предвкушение. Скоро предрассветный покой растает, как туман над морской гладью, обернется блеском и плеском засиневших волн, голосами людей и криками чаек.

Тишину разорвал свет. Зарозовели кромки облаков. Тонкие пронзительные лучи заискрились в воздухе, растворяя в себе неподвижное беззвучие.

Накато глядела, как рассвет раскрашивает облака и камни у воды. Как сначала густеет, а потом – тает туман, как проступают из рассеивающихся клубов заискрившиеся волны. Плеск воды усилился, рябь сделалась выше, превратилась в легкие волны. А девушку охватило странное безразличие. Не хотелось никуда идти, ничего делать.

Она заставила себя встряхнуться.

Это все бессонная ночь и предшествовавший ему непривычно тяжелый день. По-настоящему тяжелый. Она могла от рассвета до заката таскать грузы, ходить туда-сюда по городу, и не устать. А вот два дня с развеселой компанией и новым хозяином утомили, как давно ничто не утомляло.

Со стороны пляжа с причалом слышались голоса – рыбаки готовились выйти в море. Но там, где сидела Накато, никого не было. Безлюдье. Побродив немного, она нашла укрытие среди камней. Небо оказалось ясным – не замерзнет. Солнце припечет, нагреет камни. Станет совсем тепло. Только улечься так, чтобы оказаться в тени под крупным валуном – а то перегреется под солнечными лучами. Здесь, на юге, они особенно жгучи.

А когда выспится, она всерьез возьмется за поиски башни Ошакати. Она найдет-таки того, кто расскажет ей все, что она хочет знать!

- Стой!

С двух сторон Накато крепко ухватили за локти. Стражники!

Девушка, вздрогнув, замерла. По припортовым районам стража ходила редко – но все же ходила. Чего им нужно? Ошиблись, или ее расспросы в течение последних дней не прошли незамеченными?

Ей не составило бы труда стряхнуть вояк и удрать по узким закоулкам. Остановило соображение: если они пришли за ней из-за ее расспросов о башне колдунов, возможно, ей сейчас удастся что-нибудь узнать. А нет, ошиблись – так ошибка быстро вскроется. И ее отпустят. Нет – удерет тогда.

- Что вам нужно? – выдавила она, выпрямляясь.

- Ты гляди-ка, - рассмеялся один из них. – Какие беглые рабы пошли – держатся не хуже иных высших!

Все-таки ошибка.

- Я не беглая, я свободная, - проговорила Накато.

- Вот предъявим тебя твоему владельцу – он и подтвердит, свободная ты или нет, - хмыкнул один из стражей.

Люди расступались перед отрядом стражников, которые вели ее. Накато шагала смирно, не пытаясь вырваться и удрать. Подумать только – ее приняли за беглую!

- И часто ли беглые рабы скрываются возле порта Ошакати? – полюбопытствовала она.

Ей не ответили. Что ж, не беда. Возможно, беглые и впрямь прячутся по окраинным многолюдным районам – вблизи порта или в трущобах. Это не ее дело. Сейчас все разрешится – если, конечно, владелец беглого не вздумает сказать, что удрала от него именно она. Зря она, может, сменила свою длинную синюю тунику на другую, из некрашеной ткани? Но синее одеяние слишком привлекало внимание дорогим видом. Носить в бедном квартале одежду из сплошь окрашенной ткани – слишком заметно.

Вот и сделалась незаметной. Вырядилась в одежду для бедняков и отросшие волосы в несколько косичек заплела.

Куда, интересно, сажают беглых рабов? Отправляют в подземелья и надевают деревянные колодки? Даже если так – она дождется ночи, сломает колодки, дверь и сбежит. Пусть попробуют потом поймать! Это, правда, затруднит ей поиски.

Одно дело – когда на тебя просто таращатся в недоумении – мол, кто такая, и что здесь делает. Совсем другое – когда тебе приходится скрываться.

Закат уж скоро. Хорошо бы, чтоб нынче же все и прояснилось. Неохота целый вечер и ночь ждать, когда явится владелец беглого раба.

- Хорошо бы с девкой решить нынче же, - один из стражников высказал вслух ровно то, о чем думала сама Накато.