Стефано знал пару способов просмотреть список использованных телефонных номеров, не имея ордера на обыск или арест — но сильно сомневался, что контакты Донетти можно будет выявить так легко.

Не стоило рассчитывать и на то, что он захочет связаться с Аргайлами ещё раз.

«Как бы я передал информацию врагу?» — спрашивал он себя.

По некотором размышлении Стефано решил всё же посетить телефонную станцию — но большие надежды возлагал на личные вещи Донетти — следовало незаметно извлечь оттуда планшет или телефон, а лучше и то, и то. Так он разом получил бы не только список контактов, но и пароли, и много чего ещё.

С момента последней встречи Доминико и Тициано прошло несколько дней. Значит, следующую можно было ожидать ещё через четыре дня. Времени было достаточно, чтобы всё организовать — оставалось надеяться, что за это время ничего не произойдёт.

В последние дни Лука дважды заводил с ним разговор — один раз по приказу Доминико провёл внеочередной инструктаж, в другой — по своим собственным делам.

— Ты что-то решил? — спрашивал он.

— Как видишь, я тебя не сдал, — ответил Стефано тогда.

— Хорошо, значит, я могу рассчитывать на тебя?

Стефано пожал плечами и промолчал. Он не хотел давать лишних обещаний — на которых затем его можно было бы поймать, как не хотел он вызывать у Луки какие-либо подозрения. Лучшей политикой оставалось молчать.

— Стеф, ты не собираешься открывать? — дверь распахнулась, и на пороге показалась Кассандра. Только теперь Стефано понял, что, кажется, пропустил её стук — и не один раз.

— Был немного занят.

— Чем? — Кассандра шагнула к нему, и Стефано, отложив папку, торопливо спрятал её в стол.

— Поручение твоего дяди.

— Ну-ну, — любопытство из глаз Кассандры никуда не делось, но тему она всё-таки решила сменить, — он как раз хочет с тобой поговорить.

Стефано кивнул и проверил, запер ли ящик на ключ. Встал и направился было к двери.

— Стеф… — окликнула его Кассандра на полпути.

Стефано остановился и посмотрел на неё.

Кассандра облизнула губы, будто хотела, но не решалась что-то сказать.

— Ну же, Кэси, я тебя не съем.

Девушка фыркнула.

— Закрой дверь, — попросила она.

Стефано покосился на выход, но просьбу выполнил.

— Он с тобой о Пьетро не говорил? — спросила девушка.

Стефано напрягся. О Пьетро Доминико в самом деле не говорил. И это не переставало Стефа напрягать.

— Нет, — сухо сказал он.

— Ну, вот и хорошо, — Кассандра, казалось, выдохнула с облегчением. — Знаешь… — сказала она, отворачиваясь к окну, — Пьетро был та ещё вонючка. Не то чтобы это оправдывало такую паршивую смерть.

Стефано молчал. Он не был уверен, говорит ли Кассандра всерьёз. Сам он уже успел кое-что выяснить об этом человеке, которого Доминико ставил так высоко. Приводов в полицию у Пьетро Таскони было не счесть — начиная от банальных кутежей и заканчивая кое-чем посерьёзней. Его обвиняли в убийстве, совершённом с особой жестокостью и, похоже, из прихоти — но доказательств, конечно же, никто не нашёл.

— Я знаю, что ты думаешь, — сказала Кассандра, покосившись на него, — он был моим братом. Так что мне трудно поверить всему, что о нём говорят. Но он был заразой — это факт. И если бы он не был сыном Доминико, я бы не стала по нему скучать.

Больше она не сказала ничего.

Доминико сидел в одной из своих комнат — всего их было три: библиотека, спальня и кабинет. В руках его был бокал с бренди, и он смотрел на потрескивавший в электрокамине огонь.

Настоящие камины были на станции запрещены — они потребляли кислород. И это был один из немногих законов, которые Доминико предпочитал не нарушать.

«Принцип разумности», — так он говорил.

Когда дверь открылась, корсиканец не обернулся, и Стефано невольно подумал, что будь он убийцей — у него всё получилось бы слишком легко. От этого по позвоночнику пробежала неприятная дрожь.

Он подошёл, остановился у Доминико за спиной и, опустив руки ему на плечи, поцеловал в висок.

— Ты по мне соскучился? — спросил он и прочертил носом линию к уху Доминико, вдыхая аромат его одеколона — дубовой коры и бренди.

Доминико накрыл его ладонь своей рукой и закрыл глаза.

— Знаешь, какое сегодня число? — спросил он.

Стефано качнул головой.

— Двадцатое февраля.

Стефано эта цифра не говорила ничего, а Доминико, похоже, не собирался ничего объяснять.

Стефано огляделся по сторонам и увидел фото, стоявшее на каминной полке — мальчишка, одетый в форму пилота с серебряным кантом выпускника лётной школы был неуловимо похож на того, чьё фото Стефано видел уже один раз.

— Побудь со мной, — попросил Доминико.

— Я всегда с тобой, — Стефано запечатлел на его виске ещё один поцелуй, но затем добавил, — только не здесь, Доминико. Сходим куда-нибудь?

Доминико устало посмотрел на него.

— Что ты хочешь от меня?

— Чтобы ты тоже был со мной. Вот и всё.

В Мидлтауне кинозалы были открыты с тринадцати до двадцати трёх часов, и Стефано рассчитывал провести время в одном из них. Доминико молча следовал за ним — ему, похоже, было всё равно.

Фильмы в прокате менялись часто — два или три раза в неделю. Каждый второй житель Манахаты ходил в кино, и киномагнаты были заинтересованы в том, чтобы поддерживать интерес. Не посещали кино разве что те, кто хотел сэкономить — или те, кто вынужден был сидеть с маленькими детьми.

Владельцы кафетериев, профсоюзные организации и спортивные клубы не переставали выражать недовольство, но ничего не смогли изменить: с тех пор как кинотеатры появились на станции, они настолько завоевали интерес её обитателей, что ради просмотра фильмов те готовы были отказаться от многих других занятий.

Как только посещаемость кинозалов падала, реклама торопилась простимулировать зрителей настойчивыми и неплохо продуманными аргументами: «Идите в кино — вас ждёт небывалое зрелище. Вы достойны этого удовольствия».

Стефано встречал такие лозунги на каждом шагу, но сам испробовать модное местное развлечение не успел.

Добравшись до кинотеатра, он усомнился однако, что пришёл сюда не зря: зрителям на выбор предлагалось два фильма.

Один из них назывался «Пансион», и аннотация на рекламном буклете гласила: блестящие мужчины, потрясающие красотки, море шампанского! Ночные балы, флирты на рассвете, всё это заканчивается чудесным и наводящим ужас финалом, останавливающим дыхание».

Второй фильм назывался «Мужчины и флирты». «Флиртуете ли вы? — обращался к нему неизвестный кинокритик: — А что насчёт вашей жены?»

Стефано покосился на Доминико и не заметил ни грамма радости на его лице.

— Плохая была идея, да? — спросил Стефано, откладывая буклет. — Хочешь вернуться домой?

— Он тоже любил кино.

Стефано вздохнул. Поймал его за локоть и потянул прочь.

— Можно сходить в порт, — сказал он, когда оба выбрались на мостовую, и платформы снова засвистели мимо них. — Говорят, Матерь изгнанников на закате смотрится особенно хорошо.

Доминико покачал головой.

— Его там нашли, — сказал он.

— Вот чёрт… Есть какое-то место, которое не напоминало бы тебе о нём?

— Идём к водохранилищу. Там, по крайней мере, тихо и светло.

Стефано кивнул, и они пешком направились в ту сторону, где в обрамлении деревьев раскинулся громадный прямоугольный водоём, обеспечивавший станцию водой.

Молчание, воцарившееся между ними, казалось незыблемым и тяжёлым, и потому, силясь разрушить его, Стефано спросил:

— Что с ним произошло?

Доминико долго молчал. Заговорил он, только когда оба выбрались к воде. Остановился и, глядя на голубоватую гладь, произнёс:

— Он влюбился в шлюху.

Стефано помолчал.

— Но ведь от этого не умирают, — уточнил он.

— Я даже сомневаюсь, что это любовь, — продолжил Доминико, не обращая внимания на его слова. — Он просто хотел, чтобы этот дерьмовый мальчишка отдался ему. Не знаю, что это было… Настоящее желание или идиотский каприз. Когда Пьетро чего-то хотел — его было не остановить.