Все предыдущие собрания под началом Лаоро Комацо проходили гладко. И теперь он гарантировал Тициано Донетти и его оппонентам полную конфиденциальность и защищенность от полиции. Именно эти обещания были причиной, по которой Тициано дал согласие присоединиться к остальным.

Тициано приехал с эскортом из пятерых доверенных людей, среди которых был его шурин — Мариано Лучи.

Комацо предварительно оповестил всех о вопросах, которые предстояло обсудить.

Программа включала три пункта.

Первым из них было обсуждение возможных результатов принятия закона о запрещении торговли, ввоза и употребления спиртосодержащих напитков, который МакФолену удалось на прошлой неделе провести. Договаривающимся сторонам предстояло обсудить новые, более эффективные меры хранения информации о своей деятельности и новые методы ведения бизнеса.

Вторым пунктом шли сложности, связанные с нерегулярной платой определенными главами кланов и их советниками «членских взносов» в фонд поддержки семей «людей чести». Эти деньги были предназначены для компенсации расходов на услуги адвокатов и предоставление денежной помощи семьям высшего круга Ндрангеты, если они попадали в непростые обстоятельства. Система была введена Доминико Таскони, когда тот стал капо ди тутти капи, и сейчас многие выступали против неё.

Последний по счёту, но первый по важности вопрос выносили на обсуждение специальные гости с Альбиона, которых на подобных собраниях застать было нелегко. Заключался он в том, кто должен управлять мафией, если с Доминико Таскони что-нибудь произойдёт. Вариантов было два: власть могла достаться Тициано Донетти или Лоренцо Фебини.

Члены ассамблеи уже были готовы приступить к прениям по программе заседания, когда в дом Лаоро Комацо ворвались агенты отдела по борьбе с организованной преступностью и приказали всем оставаться на своих местах.

Никто из донов и их консильери не воспринял всерьёз приказ лейтенанта. Они мигом кинулись кто куда. Кто-то попрятался по другим помещениям просторного дома, кто-то побежал задними дворами, некоторые — к своим платформам. Командир полицейских сил успел преградить им дорогу своим бронированным бусом, за которым находилась группа оперативных агентов. Были арестованы девять участников ассамблеи, другим удалось бежать. Среди арестованных оказались и Тициано Донетти, и Мариано Лучи.

Ещё одним неприятным нюансом оказалось то, что среди арестованных оказалась почтенная и глубокоуважаемая во всех мирах содружества княгиня Аргайл. Разумеется, леди Изабель была с извинениями отпущена в тот же день — она так перепугалась, что едва стояла на ногах, когда покидала участок.

— Подвести, Вишенка? — услышала она со стороны заботливый мужской голос.

Княгиня Аргайл нахмурилась.

— Вишенка я для друзей. Для вас, господин губернатор, я княгиня Аргайл. Но если хотите — можете помочь мне добраться в порт.

Доминико узнал о случившемся через несколько часов. Он стоял и слушал доклад бледный, как мел.

— Дерьмо… — прошипел он. — Где Лука? Проверить весь дом.

Доминико боялся, но страх пульсировал где-то на грани сознания. Опасность так часто ходила кругом него, что он давно уже не верил в её реальность до конца.

Доминико закурил. В голове промелькнула мысль позвать Стефа — присутствие сицилийца всегда успокаивало его. Но он посмотрел на часы — было ещё только девять часов утра. Они расстались четыре часа назад.

Доминико не любил надоедать.

Он подошёл к бару и смешал себе лёгкий расслабляющий коктейль. Сделал глоток, но осушить бокал не успел, потому что раздался стук в дверь.

— Да, — крикнул Доминико и провёл рукой по волосам, машинально приглаживая их.

Лука вошёл и без лишних слов положил на стойку бара перед Доминико небольшой предмет.

Доминико покрутил его в руках и поднёс к глазам.

— Что это за дерьмо? — спросил он.

— Это жучок, — спокойно ответил Лука.

— Копы?

— Не совсем.

— Куда идёт сигнал?

— Недалеко. В комнату Стефано Бинзотти.

Рука Доминико, сжимавшая бокал, задрожала.

— Привести его ко мне, — очень спокойно сказал он.

— Прямо сейчас?

— Да! — Доминико всё-таки сорвался на крик и швырнул бокал в стену — туда, где несколько часов назад прижималась щека сицилийца.

— Я не хотел…

Очередной удар перебил Стефано на полуслове, и тот, покачнувшись, сделал шаг назад, оступился и начал сползать по стене.

Двое охранников тут же подхватили его под локти и вернули на прежнее место, чтобы Доминико смог нанести ещё один удар. На сей раз Стефано не удалось отступить — голова безвольно мотнулась, и на губе показалась кровь.

— Чего ты не хотел?

Глаза Доминико горели нездоровым, безумным огнём, которого Стефано не видел в его зрачках до сих пор.

— Отвечать! — рявкнул Доминико, хватая его за волосы и заставляя посмотреть себе в глаза. — Ты не хотел подставить моих братьев, поганый коп?

— Нико!.. — ещё один удар заставил его замолчать.

Стефано сплюнул на пол скопившуюся во рту кровь.

Доминико изображал допрос, но он не задавал вопросов, на которые Стефано мог отвечать.

Единственный вопрос, который имел смысл, прозвучал в самом начале, около часа назад:

— Ты поставил этот жучок?

— Да, но… — ответил Стефано, и тогда руки ему выкрутили в первый раз.

Доминико нанёс удар — потом ещё и ещё. Сначала по лицу, потом по корпусу один за другим.

— Доминико! — пытался выдавить Стефано, но никак не успевал произнести больше двух слогов, потому что его скручивала новая боль.

Наконец он обвис на руках охранников, и на какое-то время те ослабили хватку, заставив его стоять самого.

Голова кружилась, и Стефано трудно было соображать, а Доминико нанёс очередной удар и, придавив его к стене, схватил за горло.

— Ты предал меня, feccia*, — прошипел Доминико в самое лицо, и трудно было поверить, что эти губы несколько часов назад целовали его. — Предательство нельзя прощать.

— Ты приказал…

— Я знаю, что я приказал! — перебил его Доминико и нанёс новый, не такой сильный, как прежние, удар — просто чтобы Стефано замолчал.

— Дай хотя бы сказать…

— Мне не нужны твои слова. Я предупреждал тебя. Разве не так?

Стефано молчал.

— Я говорил тебе, Стефано — никогда не смей меня предавать. Я говорил, что я этого не перенесу. Тебе было плевать.

— Доминико! Он пре….

Новый удар выбил воздух из его лёгких. А затем, уже без всякой причины, Доминико ударил его ещё раз, и ещё.

Стефано казался сам себе боксёрской грушей, набитым опилками мешком, который нужен только для того, чтобы на нём срывали злость.

Это понимание постепенно занимало место в его голове, пока он вовсе не перестал отвечать: для Доминико не имело значения, что он собирался сказать. Только возможность причинить кому-то боль.

Сам Стефано не знал, чем окончился налёт: о том, что Тициано был арестован, он мог лишь догадываться по тому приветствию, которое Доминико устроил ему с самого утра.

И ещё о том, что Лука, видимо, предал его. Сделал то, что с самого начала должен был сделать он — рассказать Доминико обо всём.

Стефано чувствовал себя идиотом, и более того — неприятное ощущение дежавю наполняло его. Так же глупо, как он верил Габино, по словам Доминико предавшего его, он попался и сейчас.

Никому нельзя было доверять. Стоило усвоить это давно.

И теперь только кровавые цветы боли один за другим наполняли его, когда Доминико наносил очередной удар.

Когда Стефано думал, что больше уже не сможет стоять, ему показалось, что злость Доминико испарилась, улетучилась из его глаз. Корсиканец выдохся и теперь смотрел на него с усталым разочарованием, так что Стефано ещё больше захотелось объяснить, что всё-таки произошло.

— Доминико, Лука предал….

Он не успел договорить.

Размахнувшись, Доминико нанёс последний, самый сильный удар, и Стефано осел на пол.