На завтраке он кратко рассказал домашним, что Его Превосходительство Сергей Владимирович в организации свадьбы никакого участия принимать не будет. Я тоже поспешила самоустраниться, разрешая маменьке самой всем руководить.

Антонина Михайловна прямо просияла. Я на мгновение подумала, что дело не во мне, не в происхождении, а в том, что ей жизненно необходимо кому-то противостоять. Олю, то есть меня, она третировать больше не может, других детей она любит, а с будущей сватьей у них слишком много противоречий. Есть где разгуляться.

Оставшись одна, с новой силой бросилась обучаться. Поведала Воланду о своих снах, а мою беседу с братом он и сам подслушал.

— Просыпается в тебе силушка, Оля, — мурлыкал кот от удовольствия. — Уже больше видишь. Говорил же, что ты не бесполезная...

Ага, пару дней назад все наоборот было. Мяукал истошно, вылизывался и жаловался, какой дурной хозяин ему достался.

Свободная от домашних обязанностей, за эти дни заниматься я стала больше. Утром начала пробежки устраивать, вечером тренироваться в магии. Вес сходил быстро, моментально. Через две недели все платья на мне висели, и подшивать их стало невозможным.

Антонина Михайловна и Татьяна в один из дней критически оглядели меня, поцокали языками, а потом твердо решили в город ехать. Негоже будущей княгине в одеяниях не по размеру замуж выходить.

Я молча со всем соглашалась. Пора было и платье свадебное шить, и на город посмотреть хотелось. Я ведь за территорию имения ни разу не выходила.

Жаль, что с собой нельзя было взять Воланда, с ним я чувствовала себя немного уверенней.

Надолго откладывать подобные дела не стали. Уже на следующее утро я, маменька и Татьяна сидели в удобной карете. Сопровождать нас вызвался Антон, но чтобы не сидеть с женщинами, не слушать их сплетни, средний брат устроился рядом с возничим, несмотря на неудовольствие Антонины Михайловны.

Беседу я едва ли поддерживала, во все глаза уставилась на пейзажи, открывавшиеся из небольшого окна. Природа занимала меня мало, она почти не отличалась от обстановки в моем мире, правда, машин здесь, конечно, не было. Про асфальт я рассуждать и не берусь. Зато люди...

Немного совладав с даром, мне было интересно, а смогу ли я что-то в них «прочитать».

К сожалению, ничего не получалось. Проезжали мы довольно быстро, а мне требовалось сосредоточиться.

Могла потренироваться на родных, но отчего-то боялась проводить с ними свои волшебные эксперименты. Они все маги, чужую силу почувствуют. В толпе непонятно, а в тесном экипаже догадаются молниеносно.

Через несколько часов, изрядно заскучав, мы въехали в главные ворота столицы. Теперь я была внимательней, старалась не сильно выказывать удивление, но получалось с трудом.

Народу было много, очень. Повозка то и дело останавливалась, пропуская впереди себя разного рода пешеходов. Отовсюду звучали чужие голоса, выкрики с просьбой посмотреть товар, слышалось ржание лошадей, скрип колес. Все сливалось в какую-то дикую какофонию из звуков.

Пробыв в усадьбе больше месяца, не покидая дом, я позабыла, как шумно бывает в городе.

Чем ближе мы отъезжали от окраин, тем тише и чище становилось вокруг.

Наконец, карета остановилась, мы дождались, чтобы Антон открыл дверцу и помог всем дамам сойти. Я вышла последней, и любимый братец, словно издеваясь, до боли сжал мою ладонь.

— Что, Олюшка? — насмешливо пропел мне в лицо родственничек. — Что-то не так?

— Нет, что ты, — спрятала руку в меховую муфту, — просто давно в лавках не была, вот и замедлилась.

Виду не подавала, но мелкую пакость запомнила.

В большом здании с резными ставнями и огромной, прозрачной витриной расположилось ателье мадам Анри. Женщина была из Франкии, но обосновалась у нас и считалась самой известной, самой дорогой модисткой. Очередь на ее услуги была бешеная. Но Бестужевым, Долгоруким и еще нескольким семьям она не отказывала и находила окошки в плотном расписании.

— О, как прекрасно, — хлопая в ладоши, улыбаясь, встретила она всю женскую половину Бестужевых. Общалась она приветливо, с акцентом и характерной гортанной «р». — Рада, что вы меня посетили! Такое событие. Долгорукие и Бестужевы брачный союз заключают. Дайте же мне взглянуть на невесту.

Оторвавшись от созерцания внутреннего убранства, я поздоровалась со швеей и заметила, как осунулось ее лицо.

— Мадам Анри, вас что-то смущает? — забеспокоилась я.

— Оля, что за вопросы? — возмутилась мама. — Неприлично-то как.

Или мне показалось? Кажется, я догадалась об истинных причинах всеобщего замешательства. Модистка-то вела себя нормально, а ее истинные эмоции мне подсказала моя магия. Работает, значит.

— Оу, нет-нет, — хозяйка ателье замахала руками. — Юная мадемуазель права. Мне описывали ее как весьма пышную девочку, с формами, — она еще и формы мои изобразила. — А я вижу...

— Да, Оля скоро в тень свою превратится, — не без осуждения проскрипела Антонина Михайловна.

Я на миг растерялась. Между прочим, матушка первая, кто по фигуре Олюшки проходился. Сама ее стеснялась и гнобила за лишний вес. А сегодня на защиту потерянных килограммов встала?

— Простите, но кто вам описал? — заинтересовалась окончанием фразы.

— Ваша будущая свекровь, мадемуазель Бестужева, — пристыженно отозвалась мадам Анри. — Она, кстати, здесь. Подбирает платье себе и дочери. Если хотите, размещу вас рядом, все-таки будущие родственники.

— Нет, — испуганно отказалась маменька.

— Не стоит, — вежливо ответила Татьяна.

— Пожалуй, хочу, — твердо и решительно произнесла я, не давая женщинам из семьи пойти на попятную. — Где они расположились?

Пора было показать матери суженого, что нечего обо мне злословить и считать дурочкой молчаливой. Я тогда с ней и дня в одном поместье не проживу, а нам год терпеть друг друга.

— Я покажу, — модистка вообще ничего не понимала.

Зато навострила уши, подмигнула своим работницам и велела принести журнал с эскизами. Что-то мне подсказывало, что дальнейшие слова, поведение, позы, разговоры разойдутся по столице ехидными сплетнями.

Войдя в новый зал со множеством кресел, кушеток, на небольшом постаменте возвышалась незнакомая мне девушка. Совсем юная, едва достигшая совершеннолетия. Полина, кажется.

Вокруг нее ходили девушки, втыкали булавки в платье, что на ней висело и спрашивали мнение княгини Долгорукой.

— Доброго вам дня, Екатерина Степановна, — я первая нарушила тишину и обозначила наше присутствие.

Мать Сергея медленно развернулась. На секунду испытала шок, разозлилась, о чем мне опять же услужливо поведала магия, но моментально совладала с эмоциями.

— Госпожа Бестужева, да с семьей, — она разулыбалась, но как-то ядовито. — Рада встрече.

Дождавшись, когда Екатерина Долгорукая поздоровается с матушкой и Татьяной, я тоже ответила ей улыбкой. Вложила всю наивность, на которую была способна... пока.

— Олюшка, — она меня даже обняла и не выказала брезгливости, — тебя не узнать. Ты не захворала часом?

Вот не может меня не задеть.

— Что вы, — отстранилась от женщины. — Стараюсь для будущей свадьбы.

Знала, что выгляжу куда лучше, чем в первую нашу встречу. Не по меркам их времени, по меркам моего.

Пропал второй подбородок, обозначились ключицы и скулы. Теперь я больше напоминала девушку, а не пухлого ребенка. Кожа подтянулась, живот почти ушел. В молодости со всеми килограммами с легкостью расстаешься.

Мы стояли, а дочь княгини кашлянула, захотела, чтобы и ее представили тоже.

Екатерина Степановна опомнилась.

— Это моя средняя, — погладила она наследницу по голове, — Полина. Будет вам сестрой, Ольга.

— Рада знакомству. — Я была искренне расположена к девушке.

Почему бы и нет? Если судить по телу Олюшки, мы были ровесницами. Она очень походила на брата. Такая же темноволосая, кареглазая, со слабыми силами огневички. Да она больше на почившего Бестужева походит, чем я.