С детства ей нравились сказки. Больше всего девочке было жалко не главных героев, а бедного Змея Горыныча, которому почти в каждой сказке отрубали головы. Она представляла, как попадает в эти сказки и становится на защиту Горыныча. Радовало, что головы у него вырастали заново. Став постарше, Лиза зачитывалась Стругацкими, Лемом, Ефремовым, Беляевым, представляла, как она вместе с героями книг покоряет космос, неизведанные миры или совершает необычные научные открытия. А уже в более взрослом возрасте появились книги-фэнтези. Вот здесь был разлет фантазии. Хрупкие девушки попадали в лапы к монстрам-драконам, приручали их, а там дальше любовь-морковь, слезы-сопли, куча детишек. Одним слово — все хорошо. Попаданцы-мужчины переделывали миры под себя, эдакие реформаторы-прогрессоры.

«Эх, мне бы попасть в какой-нибудь такой мир к драконам, стать женой одного из них, — мечтала Елизавета, возвращаясь домой после очередной прочитанной книги. — Я бы…». А вот дальше ее фантазия подводила, что бы она делала в том мире. Ей хватало фантазии только выдумать себе мужчину-дракона, который стал бы ее мужем. Согласно книжным канонам — все мужчины-драконы красавцы, высокие, мощные, темноволосые, темноглазые. Вот и она мечтала о таком и вздыхала над своими мечтами, оглядываясь, не заметил ли кто из соседей по вагону трамвая ее мечтательного выражения лица. Но им было совершенно наплевать на то, что происходит в ее душе. За почти час поездки от работы до дому Елизавета Павловна успевала попасть в другой мир, выйти замуж за богатого и красивого дракона, нарожать ему кучу детишек. Но вот ее трамвай приходил к ее остановке и она снова оказывалась в серой действительности.

Только вот сегодня почему-то вместо мечты о красавце-драконе полезли мысли-воспоминания о ее никчемной жизни. Она снова тяжело вздохнула, когда все ее годы пролетели перед ней, как один день. С чего бы это? Так стало тоскливо на душе, что захотелось плакать. Елизавета Павловна даже закрыла глаза, чтобы удержать непрошеные слезы и не видела, как наперерез трамваю несется грузовик, у которого отказали тормоза.

Она только успела услышать крики пассажиров, скрежет металла, потом резкую вспышку света в глазах и наступила темнота. Успела проскочить единственная мысль: «Надо предупредить соседей, чтобы свет в квартире не включали, коротнет». И все.

Сколько прошло времени, Елизавета Павловна сказать не могла. Но когда она стала ощущать свое тело и слышать окружающие звуки, ей показалось, что прошла целая вечность. Спиной она ощущала какую-то твердую поверхность, смесь неприятных запахов — чего-то тухлого, пыли, конского навоза, человеческого пота забивал нос и проникал мерзкой волной в мозг, вызывая волну тошноты. Рядом слышался чей-то голос, какая-то женщина причитала и звала какую-то Элизию. Потом Елизавета Павловна почувствовала на себе чьи-то руки, словно кто-то пытается узнать, бьется ли ее сердце. Она с трудом разлепила веки, которые казались ей тяжелыми, словно их отлили из металла. Зрение не сразу, но вернулось к ней. Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы хоть что-то увидеть перед собой в серой темноте.

Елизавета сначала ничего не поняла, где это она оказалась. Какая-то темная будка, обитая потертой тканью. А где вагон трамвая? Где пассажиры? Или где, в конце концов, больничная палата, если они попали в аварию? Что, черт возьми, за будка? И что произошло и происходит до сих пор? Какая-то женщина лет сорока склонилась над ней и всматривалась с тревогой в ее лицо.

— Слава тебе, святая Мартина! Ты жива, девочка моя, — в голосе женщины слышалось неимоверное облегчение, словно она увидела кого-то вернувшегося с того света.

Елизавета Павловна попыталась что-то спросил у этой женщины, но горло и язык совершенно не слушались ее, словно она целую неделю ела песок вперемешку с сухим бетоном, не запивая водой. Она с трудом провела языком по губам, давая понять, что очень хочется пить.

— Девочка моя, сейчас-сейчас, — засуетилась женщина.

Елизавета Павловна прикрыла веки, слушая, как женщина шуршит в каких-то сумках и ворчит, что никак не может найти флягу. Наконец чужие руки подняли голову Елизаветы и она почувствовала на губах прохладу. Вода живительным эликсиром потекла в ее горло. Четыре больших глотка стали для нее жизненно важными. Елизавета снова открыла глаза. Женщина, которая держала ее голову и поила из какой-то фляги, смотрела на нее глазами, полными счастья.

— Ну вот, теперь все будет хорошо, — проговорила женщина. — Выпей еще. Это живительная вода из источника святой Мартины. Не зря я ее взяла с собой в дорогу, как знала, что пригодится. Девочка, ну зачем же ты решила умереть? Ты же еще так молода, у тебя еще будут дети и будет счастье. Зачем же ты решила выпить этот яд? Это я во всем виновата, не углядела за тобой. Не думала я, старая, что ты пойдешь на такое.

Елизавета Павловна сделала еще пару глотков и почувствовала облегчение и поняла, что может хоть что-то сказать. Но пока она решила помолчать, определиться прежде, куда это она попала. Где-то на задворках сознания билась тихая испуганная мысль, что ее желания попасть в другой мир осуществились. Но она не хотела попадать вот так, в тело, которое чуть не умерло. Надо сначала присмотреться, послушать эту женщину с добрыми глазами, потом уже приступать к расспросам.

Последние слов женщины, наконец-то, дошли до ее мутного сознания — «девочка», «еще будут дети», «умирать», «яд» и мозг Елизаветы Павловны включился в работу. Это что же получается из первичных вводных? Она в теле какой-то девчонки, которая решила умереть потому что потеряла ребенка, сама приняла яд? Надо со всем этим разобраться.

— Помогите мне сесть, — хрипло проговорила Елизавета Павловна.

— Да-да, Элизия, девочка моя, — обрадовалась женщина, снова засуетилась и помогла подняться с ее «лежанки».

«Значит Элизия. Почти Лиза. Уже не плохо. Теперь бы узнать все остальное», — мозг Елизаветы Павловны заработал с какой-то ясной четкостью, как у молодой и здоровой.

— Что ты еще хочешь? — с заботой спросила женщина.

— Дышать. Нечем дышать, — прохрипела Елизавета Павловна.

— Ой, сейчас открою дверь.

Она проследила за действиями женщины, которая протянула куда-то в сторону руку и открыла дверь «будки». В нее тут же потек свежий воздух, который Елизавета Павловна с удовольствием вздохнула полной грудью. Когда перестала кружиться голова и зрение вернулось уже окончательно, Елизавета снова осмотрелась. Будка напомнила ей о какой-то карете, да и фырканье лошадей с улицы, которые топтались на месте, указывало на то, что она права. Вот откуда запах навоза. Так, пока надо выяснять кто она, куда едет и что с ней произошло.

— Кхм-кхм, — прокашлялась Елизавета. Надо с чего-то начинать.

— Что, девочка моя? Что хочешь еще? — снова с заботой спросила женщина.

— Извините меня, но я совершенно не помню, что со мной случилось, — Елизавета постаралась придать своему голосу больше трагизма и даже свела брови домиком.

— Как? — на лице женщины появилось удивление. — Как не помнишь? Ничего? Святая Мартина!

— Совершенно ничего, — она для убедительности покачала головой. — Я даже не помню, кто я, как меня и Вас зовут.

— Святая Мартина! — снова всхлипнула женщина и зажала руками рот. В глазах плескалось настоящее горе. — Девочка моя, да как же это так? Совсем-совсем ничего не помнишь?

— Ничего, — снова покачала головой Елизавета.

— Ох ты ж. Не хватило одной большой беды, а теперь еще и эта, — тяжело вздохнула женщина.

— Вы скажите, как меня зовут. И вас.

— Тебя зовут Элизия до*Марвен. А я твоя нянюшка и служанка Вендера. Я с тобой уже шесть лет, с того времени, когда ты еще жила в монастыре святой Мартины. Потом вместе с тобой приехала к твоему будущему мужу лорду Эрселию до*Марвен.

— А где мой муж?

— Муж? — Вендера замялась. — Муж расторг брак и выгнал тебя. Отослал в Северный замок.