Оксана молча смотрела на Олю, но без какой-либо неприязни. Она смотрела на нее так, будто бы ничего не могла поделать с тем, что девочка завладевает вниманием Кирилла. Но Оля была готова поклясться ей, что ничего подобного ей и в голову не приходило по отношению к нему.

— Как же, Господи, я замерз! — из темноты вырвался блестящий от воды Паша, подлетев к костру со скоростью ветра и выставив вперед руки.

За ним подтянулись и все остальные ночные ныряльщики. Отыскав взглядом Стаса, который молча встал около костра и уперся в него взглядом, скрестив руки на груди и двигая нижней частью лица так, словно пытался достать что-то, застрявшее в зубах, Оля тут же отвернулась.

Посиделки у костра продолжались с трудом. Атмосфера в компании была неприятного серого цвета из-за недопонятых Кирилла и Оксаны, Алены, Оли и Стаса. Поэтому вскоре было принято решение разойтись по домам, когда все немного обсохли и смогли натянуть одежду. В сторону болота, где жила тетя Оли, никому не нужно было идти, а потому последние минуты пути девочка протопала в гордом одиночестве и хлюпающих кроссовках.

Добравшись до крыльца, где был заботливо оставлен наружный свет, Оля тяжело опустилась на него и облокотилась о стену плечом. На темной улице стояла тишина, нарушаемая только тихими ударами мотыльков о пыльное стекло уличной лампы и едва уловимое шуршание тетиных цветов, в которых буквально утопал просторный двор.

Оля чувствовала неприятный холодок в ногах и руках, вызванный мышечной болью. Долгий день и его события очень утомили девочку.

— А ведь это всего третий день… — вздохнув, она с помощью одной ноги стянула со второй кроссовок и повторила то же самое на другой.

Поднявшись, Оля рванула на себя металлическую дверь, но та не поддалась. И со второй попытки тоже. Помотав головой по сторонам, она вспомнила, что ключи тетя оставляла под пустым цветочным горшком на лавочке, находящейся на крыльце. Приподняв пыльный пластиковый горшок, Оля заметила обломанный ключ от двери. Воспользовавшись им, она наконец-то оказалась дома.

Сходив в еле теплую баню, которую сегодня еще не топили, Оля упала на кухонный диванчик. Дома и правда никого не было. Зато на плите был готовый ужин, состоящий сразу из нескольких вкусных блюд. Однако голова девочки была забита только мыслями о проклятии. Сейчас, когда она была одна в этом доме, у Оли был шанс поискать что-то связанное с родителями без пристального присмотра тети Маргариты.

Подскочив с дивана, Оля засеменила к комнате дяди и тети, остановившись перед дверью, которая по обыкновению была прикрыта, но закрытой до конца быть не могла из-за навешанных на ней халатов. Возможно, ее должно было одолевать некое сомнение перед тем, как ворваться в чужую комнату и начать копаться в вещах, но этого не произошло. Желание узнать правду о родителях, которых ты никогда не видел, было много сильнее чувств совести. Неважно, правду или неправду говорил Воронцов, важно то, что она сможет отыскать в доме, где некоторое время жила ее мать.

Войдя в темную комнату, освещаемую только полосой света из-за приоткрытой двери, Оля щелкнула прикроватный светильник, который ударил по глазам противным желто-оранжевым светом, хотя пыльный кружевной плафон и скрадывал часть яркости. Развернувшись к шкафу-стенке, который находился буквально в двух шагах от кровати из-за небольшого размера комнаты, Оля потянулась к нижним выдвижным ящикам. Внутри, казалось бы, не было ничего ценного, кроме ящичков с украшениями, медалями дяди и фотоальбомов. Но даже среди подобных вещей можно было отыскать что-то полезное.

Выудив из ящика все три огромных фотоальбома, Оля бросила их на кровать и, упав рядом с ними, начала быстро пролистывать их, не находя ничего интересного, кроме фотографий тети и дяди с отдыха и даже молодости. Из всех оставшихся в альбомах фотографий не было ничего интересного, однако пустые места для фотографий в абсолютно хаотичной последовательности наталкивали девочку на мысль, что некоторые фотографии просто вытащили из альбомов специально. Оля сложила их на место и проследовала в следующий шкафчик, где обнаружила в куче старых газет черный пакет-майку, завязанный на узел. Достав его и подняв тем самым облачко пыли, Оля чуть было не чихнула. Внутри пакета было что-то весомое. С трудом развязав узел своими длинными ноготками, она увидела кучу фотографий, чуть ли не вскрикнув от восторга.

Доставая по пачке фотографий, Оля рассматривала их более внимательно, нежели альбомные фото. Однако и на этих снимках не было ничего нового. Более того, почти все фотографии были пусты. На одних был лес днем и даже ночью, на других местные здания, даже встречались фотографии пустых комнат и просто мебели этого дома. И практически не было фотографий с людьми, а если и были, то где-то в углу снимка, будто бы на фото должно было быть что-то еще.

По коже пробежали мурашки. В комнате будто бы резко похолодало и потемнело, несмотря на противно горящий светильник сбоку. Кровь гулко пульсировала в ушах, а пульс, казалось, увеличился в два раза и увеличивался дальше с каждой новой жуткой фотографией без людей. В других пачках фотографий было все то же самое. Можно было сказать, что весь пакет был заполнен пустыми снимками.

Внимание сильно привлекло очередное изображение. На нем было аж три человека, хотя и тоже по бокам фотографии, будто бы между ними должно было быть еще что-то или кто-то. Всматриваясь в лица троих человек, Оля остановилась на парне, лицо которого было видно хуже всего из-за плохой вспышки камеры, однако даже так она заметила схожесть этого парня с кем-то из новой компании, но никак не могла понять, с кем именно.

Послышался скрип входной металлической двери, а затем хлопок. Они вернулись. Оля начала судорожно собирать фотографии в пакет, но от страха и только сейчас появившегося стыда все валилось из рук. Уже когда девочка пыталась завязать узел, склонившись над пакетом, дверь в комнату открылась, осветив ее светом с зала. На кровать легла тяжелая тень тетушки, которая не перебивалась даже прикроватным светильником.

— Ты что делаешь? — тихо спросила Маргарита, с некой обидой взглянув на племянницу.

— Я просто хотела посмотреть фотографии… — завязав узел, Оля убрала пакет на место и задвинула шкафчик.

— Фотографии хранятся в фотоальбомах. Зачем ты достала этот пакет? — тетушка положила свою сумочку на диванчик.

Оле нечего было ответить. Ей едва ли приходилось врать бабушке, с которой она жила до этого лета.

— Просто я хотела найти фото мамы и папы. — решила признаться она. — Почему их нет?

— Оля, нам пришлось избавиться от подобных фотографий. — присев на диванчик у двери, устало произнесла Маргарита.

— Почему? Это же память. Я даже не знаю, как они выглядели! — пытаясь сдержать слезы, уже громче говорила девочка. — Это ведь правда из-за проклятия? Поэтому все их забыли?

— Кто тебе это сказал? — тетушка сдвинула темные брови к середине лба, выказывая явное недовольство полученной информацией.

— Какая разница? Почему ты не отвечаешь на этот вопрос?

— Потому что никто не знает на него ответ. Дело о пропаже твоих родителей так и не закрыто, Оля. Почему вдруг у тебя появились подобные мысли спустя четырнадцать лет? — медленно, будто бы думая на ходу, что выгоднее сказать, проговаривала Маргарита.

— За что их прокляли? — по веснушчатым щекам протекли горячие слезы, скатившись по подбородку и впитавшись в ночную футболку.

— Прекрати повторять эту глупость! — громко сказала тетушка, поднявшись с дивана. — Если бы мы знали что-то, ты думаешь, мы бы скрывали это от одной тебя? Ради чего?

— Откуда мне знать, Марго? Я ничего не знаю. Я не знаю даже их имен. Почему вы не говорите мне их? Почему у тебя полный пакет пустых фотографий, убранных из альбомов?

— Никогда не копайся в чужих вещах без разрешения, что за манера? — скрестив руки на груди, вцепилась в последний вопрос Марго, проигнорировав все сказанное выше. — Пойми, не во все нужно совать нос. Некоторые вещи полезнее никогда не узнать.