— Он что, не пользуется картой, раз она так запрятана? Тогда зачем она ему вообще нужна? — отмахиваясь от поднятой старой пыли, закашлялась Оля.
— Он эту карту рисовал еще для моего отца, когда меня не было. Дядьке она без надобности, вот и завалялась на шестнадцать лет.
— М-м… — поглядев на дыру в полотке, кивнула девочка. — Может, тебе помочь?
— Нет. Не хочу снова быть фельдшером и перебинтовывать тебе руку, прости. — усмехнулся он, бросив лукавый взгляд в сторону девочки. — Сходи-ка лучше принеси мне налобный фонарь из машины. Он в бардачке должен быть. Невозможно одной рукой нормально тут рыскать! — пробурчал в потемках он, едва не уронив башню из ящиков с пустыми банками.
Покинув пыльный сарайчик и вдохнув влажный свежий воздух, Оля потопала через все дворы к машине. Добыв фонарь, она стала возвращаться и возле входа в дом Стаса столкнулась с той самой женщиной, которую видела позавчера из окна.
Блондинка с растрепанными волосами куталась в растянутый серый кардиган, который весь был усыпан белой кошачьей шерстью. Когда она повернулась, Оля напряглась, увидев перед собой неухоженное и слегка припухшее лицо, которое, стоило им встретиться взглядами, стало подозрительно и пугающе мрачнеть. Сонный взгляд стал меняться на осознанный, а ее тело подалось вперед, после чего женщина несильно взяла Олю за предплечье.
— Здравствуйте… — кивнула ей девочка.
— Это ты… — широко раскрыв темные глаза, прошептала она.
— Кто? — Оля чуть отодвинулась от нее, испугавшись чужого выражения лица и слов.
— Дочь…
Во второй ее руке оказались ржавые большие ножницы, которые женщина резко занесла над головой Оли с явным намерением воткнуть их в нее. Не успев даже пикнуть, девочка перехватила ее руку с оружием и стала держать изо всех сил. Теперь уже обезумевшие карие глаза пили кровь из нее и будто бы забирали тем самым ее силы на сопротивление, все ближе толкая кончики лезвий.
— Прости… Тебя нужно убить… и тогда… тогда… тогда… — повторяла она, будто бы забыв продолжение фразы.
— Эй! Мам! — с соседнего участка бежал Стас.
Блондинка тут же повернулась в его сторону, отпустив девочку.
— Ты же говорила, что уйдешь. — остановившись только возле них, запыхался парень. Увидев в ее руке ножницы, он взглянул на до ужаса перепуганную подругу.
— Еще не ушла. — отчеканила она и развернулась к Оле. — И хорошо. — женщина резко подняла руку с ножницами.
— Мама! Прекрати это! — Стас схватил ее руку и оттащил женщину от подруги. — В машину иди! — взглянув на нее, закричал парень в попытках вырвать ножницы из тонких, но внезапно чудовищно сильных рук матери.
— Она должна умереть! Это дочь проклятия! — продолжала вопить она, будто бы была не в себе.
Добежав до машины так быстро, как только могла, Оля залезла в нее и заблокировала все двери, не желая умирать навсегда. Ей требовалась всего секунда и загадочный амулет для души. Часто дыша от шока, она впилась глазами в то место, где была калитка во второй дворик, и молилась, чтобы из нее вышел кто угодно, кроме матери Стаса. И хотя женщина пыталась убить ее, в одном Оля, признаваясь только себе, была ей благодарна — теперь она не сомневалась ни на грамм в том, что проклятие точно существует, а та женщина, скорее всего, тоже находится под его особым влиянием, ведь именно она была одной из подруг ее родителей.
Из калитки выбежал взъерошенный Стас и в несколько прыжков оказался у машины. Дернув за ручку, он вопросительно взглянул на Олю, которая будто бы только теперь вспомнила о том, что заблокировала двери. Потянувшись к водительскому сиденью, она одним нажатием разблокировала их все.
— Ты в порядке? — быстрее свежего уличного воздуха до девочки добрался его вопрос.
— Да… — будто бы в тумане кивнула она.
— Я думал, что ее не будет. Прости. Ее не должно было быть дома в это время. — оправдывался Стас так, будто бы в этом была его вина. — Только не воспринимай ее слова и поступок всерьез, я тебя прошу. Она… она пьет. Много. К тому же, у нее поврежден рассудок, поэтому… я был уверен, что ее не будет. Иначе бы я никого не привел домой. — он впервые выглядел так виновато и испуганно перед Олей. От этого девочка почувствовала, как страх после произошедшего отступает под более сильным чувством. — Она верит в это проклятие только потому, что не в себе. Ничего более. — Стас жадно впился янтарными глазами в лазурные. — Не нужно из-за этого умирать на секунду.
— Я уже все поняла, не волнуйся, никто не умрет даже на секунду. — она слабо улыбнулась ему, чтобы выглядеть более убедительно и не показывать того, что стала еще на шаг ближе к смерти на секунду.
— Совсем уже забыл… — Стас достал из бездонного кармана куртки смятую карту, на которой едва ли можно было заметить чертеж старого карандаша.
— А это что? — ткнув пальцем туда, где очевидно от души потерли ластиком, спросила Оля. Бумага в этом месте настолько истончилась, что сквозь нее, казалось бы, можно было видеть.
— Не знаю… — озадаченно протянул парень, приглядевшись к стертой области. — Главное, что основная информация на карте сохранилась. Я просто никогда не ездил в ту область Шами один.
— Прикинь, если клад.
Стас нахмурился, приподняв одну бровь.
— Прикинь, если это тоже относится к проклятию, ты хотела сказать? — его губы задвигались, сдерживая усмешку.
— Я не разрешала тебе шутить на эту тему! — она от души стукнула его по плечу. — Грубиян.
— Грубиян. — согласно кивнул Стас, сворачивая карту. — А ты ребенок.
— Вчера я не обиделась, но могу сделать это сегодня. — теперь нахмурилась Оля, недовольно скрестив руки на аккуратной груди.
— Ну правда, какой еще клад! — засмеялся парень, отъезжая задом от ржавых ворот.
— Меня только что пытались убить, а ты смеешься над каким-то кладом.
— Зато ты теперь точно поняла ценность своей жизни и даже на секунду не захочешь с ней расставаться. И поэтому я спокоен. — серьезно сказал он, глядя на дорогу, которая постепенно затягивалась молочным туманом.
Забрав Пашку и Кирилла, машина направилась вперед по рыжей дороге, неровной лентой убегающей в черноту настоящей Тайги. Сумеречный лес грозно стоял у краев дороги, темными соснами и старыми толстыми дубами очерчивая границу между миром людей и диким миром. Низкое дымчатое небо цеплялось за острые зеленые макушки, не желая опускаться ниже и придавливать собой мокрую землю. Мальчишки не подавали виду, что вчера между ними произошел конфликт, а Стас и Оля не показывали, что ее только что пытались зарезать кухонными ножницами.
Через полчаса езды машина лжецов свернула с оранжевой дороги, оказавшись на заросшей колее, над которой угрожающе свисали тоненькие березки, изрядно побитые дождем без причины. Дорога стала до невозможности отвратительной: машину качало, подкидывало, перекашивало, а слишком близко расположенные корявые ветки скребли по крыше и стеклам с неприятным и даже жутким звуком. Впившись тонкими пальцами в ручку над дверью, Оля со всей силы пыталась удержать свое тело в каком-никаком равновесии и не врезаться головой в стекло двери от резких скачков транспорта.
Вскоре мучения закончились и машина остановилась прямо посреди колеи. Заглушив ее, Стас первым выбрался наружу, а за ним и Паша с Кириллом. Открыв дверь, Оля спрыгнула на что-то мягкое, испугавшись и резко отскочив в сторону. Опустив голову, она увидела, как деформированный мох медленно поднимается после того, как она наступила на него. Не поверив своим глазам, девочка наступила на него еще раз одной ногой — мох действительно был настолько глубоким и мягким, что создавалось впечатление хождения по синтепону. Усмехнувшись от восторга, Оля огляделась. Вокруг стоял настолько густой лес, что неба над головой будто бы не существовало — со всех сторон была только малахитовая зелень и черные стволы старых деревьев. С игольчатых веток елей свисал полупрозрачный бирюзовый мох, будто бы роскошный балдахин, который укрывал собою моховые опочивальни, почти не подпуская к ним и без того едва ли добирающийся сюда солнечный свет.