Проходя мимо небольшого сквера, заметил пару детей, бегающих вокруг качелей, смеясь так искренне, что на секунду стало завидно. Поблизости старик прогуливал маленькую собаку, неторопливо шагая по аллее.

— А ведь когда-то это было моим идеалом выходного, — пробормотал я себе под нос, вспоминая, как в детстве играл на этом же самом месте. Теперь парк казался меньше, а его красота — приглушённой, как старая фотография.

Повернув за угол, оказался на улочке с низкими домами, с небольшими палисадниками и скромными заборчиками. В одном из окон мелькнул телевизор — кто-то смотрел новости, на кухонном столе рядом стоял чайник, медленно пуская пар. Доносился аромат тушёного мяса, на мгновение заставивший задуматься, а не купить ли вместо такояки что-то посытнее.

Впереди показалась неоновая вывеска мини-маркета. У входа стоял велосипед, оставленный безо всякого замка, из дверей доносился тихий шорох кондиционера и слабый гул холодильников. Это место всегда было таким: тихим, стабильным, будто его никто не трогал десятилетиями.

Я потянул дверь, и та открылась с привычным звоном.

— Добро пожаловать! — раздалось откуда-то из глубины магазина.

Я кивнул в сторону приветливого кассира, затем прошёл вдоль ряда с напитками, где яркие бутылки в цветных обёртках соревновались за внимание. Остановившись у холодильника с готовой едой, задумчиво посмотрел на такояки, которые нужно взять для Юкино, и на рамэн, что внезапно выглядел слишком заманчиво.

— Пожалуй, возьму и то, и то, — пробормотал я.

После закупа — вышел. В голове неожиданно всплыли слова Юкино о том, что я веду себя как фитнес-хикки. Забавный подкол. В такие моменты кажется, что у нас с ней больше общего, чем она готова признать.

Направившись обратно домой с пакетом еды, улыбнулся. Вечерние прогулки — особенное время, когда шум дня стихает, а ночь ещё не успевает накрыть город прохладой…

— Казума-кун, — раздался вдруг мягкий, но уверенный голос за моей спиной.

Я остановился, как вкопанный. Весь вайб — спокойствие, тёплый ветер, уютная меланхолия — исчез в один миг. Смело волной всего лишь одним голосом прошлого.

«Что ей нужно?» — с раздражением подумал я, ощущая, как плечи непроизвольно напряглись.

Медленно обернувшись, надел на лицо натянутую, нейтральную улыбку. Ту самую, что можно было бы назвать «вежливой».

— Акане, — протянул я, глядя на фигуру девушки. — Снова случайная встреча. Вот это да.

Она стояла чуть поодаль, словно выбрав идеальное место, чтобы выглядеть ещё эффектнее на фоне уличного освещения. Высокая, с острыми чертами лица, и большими, кукольными глазами, Акане всегда умела выделяться в толпе. Длинные чёрные волосы струились по плечам, как глянцевая лента, слегка развеваемая вечерним ветром. В чёрных узких брюках, подчёркивающих её длинные, бесконечные ноги, и заправленной белой рубашке с мягкими складками. На плечах висел светлый пиджак, небрежно наброшенный, как будто она собиралась на деловую встречу, но передумала. На ногах — минималистичные кожаные туфли, кажется раньше она называла их лоферы, точно, какое странное название.

— Да, случайная, — ответила она, и губы слегка дрогнули в мягкой улыбке. — Но, кажется, я помешала? Ты шёл домой?

— Ага. Шёл в привычный свой мир, — бросил я. — А ты? Решила исследовать район или просто оказалась здесь по счастливой случайности?

Акане не ответила сразу, как будто взвешивала, что сказать. А её взгляд… он был таким же, каким я запомнил его в последний раз: цепким, изучающим каждый миллиметр моего лица. Она чуть наклонила голову, будто в задумчивости, и, не теряя грациозности, приподняла руку, чтобы показать небольшой пакет, который держала.

— Я тоже ходила в магазин, — и продемонстрировала тонкую шоколадку в стильной обёртке. — Увидела тебя и решила поболтать.

— Поболтать? — я чуть приподнял бровь. — О чём?

— Да обо всём, — ответила она с лёгкой улыбкой, будто этот ответ объяснял всё на свете. — В парке ты был не один, да и я… была не готова.

Я почувствовал, как её слова вызывают лёгкую неловкость, но быстро отмахнулся от этого чувства.

— К чему не готова? — спросил я, слегка склонив голову, но её лицо оставалось спокойным, без намёка на смущение.

— Просто не готова, — ответила она уклончиво и, чуть изменив тему, добавила: — Кстати, ты перестал бегать по утрам?

Я не выражал никаких эмоций:

— Нет, не перестал. Просто люблю делать это в одиночестве.

— Правда? — Она прищурилась, и взгляд чёрных глаз наполнился той игривостью, которую я помнил с наших школьных лет. — А может, просто боишься, что снова не сможешь меня догнать?

Я чуть хмыкнул, вспоминая тот момент.

— Догнать? Если я правильно помню, это я тебя обгонял, а потом, из великодушия, позволил тебе почувствовать себя победительницей.

Она рассмеялась. Смех был звонким, лёгким, как будто позволила себе расслабиться впервые за весь наш разговор.

— Да, конечно, великодушие, — проговорила она, пытаясь подавить улыбку. — Знаешь, Казума, твоё умение придумывать оправдания совсем не изменилось.

— Ага, пусть будет так, — мне почему-то было пофиг, переубеждать её не собираюсь.

Акане чуть наклонила голову, будто размышляя, и добавила с лёгкой насмешкой:

— Ну, если вдруг надумаешь бросить свою «любовь к одиночеству», зови меня.

Я усмехнулся, слегка покачав головой.

— Оставь двусмысленности, Акане.

Она игриво приподняла бровь, глаза блеснули искрой, которую я знал слишком хорошо.

— Какие ещё двусмысленности? Это ты не придумывай, — сказала она с легкой насмешкой в голосе. — Фантазия у тебя всегда была слишком бурной.

— Ты всё та же, — хмыкнул я. — Изворачиваешься, как рыба.

Она улыбнулась:

— Хотел сказать — как змея?

— В точку, — согласился я, выдержав паузу, а затем добавил с полуулыбкой: — Ох, уж это моё благородство — тонкий поводок. Не позволяет говорить такие вещи вслух, хотя иногда так и подмывает.

Её улыбка стала чуть шире, но при этом в глазах мелькнуло что-то непонятное — смесь забавы и размышления.

— Казума, ты действительно не изменился, — сказала она тихо, будто подводя итог разговора. — Всё так же скрываешь своё истинное лицо. В этот раз за маской хикки-задрота, — её глаза блеснули в свете фонарей. — Может, пора раскрыться окружающим? Или боишься, что отпугнёшь от себя всех?

Я улыбнулся улыбкой, что лишь однажды видела Харукой за школой и сказал спокойным, холодным тоном:

— Не твоё дело, Акане, — затем, после короткой паузы, добавил: — Что ж, на этом всё. Было увлекательно повстречать тебя, но, увы, есть куда более важные дела. Например, съесть рамен. Пока.

И, развернувшись, пошёл прочь, оставив её стоять на месте.

— Я жалею, что бросила тебя! — вдруг прозвучал её голос, отчётливо, как звон в пустой комнате.

Я не замедлил шаг, продолжая идти, будто ничего не слышал.

— Хоть бы ответил на эту шутку! — бросила она мне вдогонку, и в её голосе зазвучала едва уловимая горечь.

Ну её. Насвистывая незатейливый опенинг из Токийского гуля, я потопал домой, пока это чудовище в девичьем обличии не сожрала моё сердце, что теперь стучит для Рин…

Утро началось, как обычно, с мелодичной трели будильника, который я по привычке попытался отключить, махнув рукой, но вместо этого смахнул телефон на пол. Раздался глухой стук, и в соседней комнате, сквозь сон, недовольно проорала Юкино:

— Казума!!! Ты можешь хотя бы раз проснуться КАК ЧЕЛОВЕК, а не устраивать землетрясение⁈

— Зато я сплю нормально! — ответил я, растягиваясь на кровати, — в отличие от тех, кто разговаривает во сне!

— Я не разговариваю во сне! — крикнула она через стену.

— Да-да, конечно, не разговариваешь! — Я зевнул и начал собираться. — Это твой шкаф шепчет мне, чтобы я его ПОТРОГАЛ!

Три. Два. Один.

— ВРЁШЬ, СОБАКА!!! — взорвалась Юкино.

Вот теперь хорошее утро. Я улыбнулся и не стал ей отвечать, бросив во временный игнор-лист. Ведь она это «ТАК ЛЮБИТ».