Восстановленные сообщения это подтверждали. Привет Дес. Сможешь забрать меня в три часа?… Привет Ванесса, да, я приеду. До встречи.

Спустя несколько месяцев телефонные звонки и сообщения участились: дважды в неделю, трижды, каждый день. Соседки говорили, что матери Ванессы становилось все хуже, поэтому приходилось все чаще навещать ее. Однако в сообщениях не сквозило ничего подозрительного. Привет, наша договоренность на завтра в 7 в силе?… Да, конечно, в семь я буду. И смайлик. Ничего более интимного.

— Только бизнес, — сказал Стив.

— А как же иначе? Жена знала, что у него есть мобильник. И, судя по всему, она из тех, кто проверяет мобильники.

Второго января, за пять недель до исчезновения Десмонда, умерла мать Ванессы. После похорон Ванесса сообщила соседкам и начальнику, что уходит с работы и перебирается в Англию, чтобы начать все заново. Шестого февраля она уехала, а накануне исчез Дес.

Из отчета из дома престарелых следовало, что мать Ванессы умерла внезапно, никакого ухудшения здоровья у нее не наблюдалось и что Ванесса никогда не приезжала к ней чаще двух раз в неделю. Отдел Пропавших обратился за помощью к одному знакомому полицейскому в Англии, и тот выяснил, что Десмонд Мюррей подал запрос на получение лицензии водителя такси в Ливерпуле. Тогда они попросили уже в Ливерпуле об одолжении, человек наведался по новому адресу Десмонда Мюррея и подтвердил, что тот жив-здоров и живет с Ванессой О’Шоннеси. На этом делу конец.

— Сюрприз, сюрприз, — сказала я. — Чуваку надоела его жена, он сменил ее на подругу новой модели. Никаких банд. И ничего общего с нашим делом, насколько вижу.

— Но почему Пропавшие не известили семью? Ашлин понятия не имела обо всем этом. Почему они не сообщили Эвелин Мюррей?

Если ты отследил пропавшего без вести, но он не хочет, чтобы ты об этом сообщал, — а многие не хотят, — то ты должен держать рот на замке. Обычно, правда, ты делаешь так, чтобы передать все в общих чертах, — хотя бы потому, что никому не надо отягощать совесть смертью от передозировки валиума матери, решившей, что ее сынок стал жертвой серийного маньяка, тогда как чадо делает карьеру мальчика по вызову. А это именно такой случай, тут следовало осторожно намекнуть, что-то вроде: конечно, мы не можем сообщать подробности, миссис Мюррей, но я уверен, что у нас нет причин вызывать вас на опознание тела. По какой-то причине Финней и его ребята этого не сделали.

— Или, — сказал Стив, — там была какая-то скользкая история, и детективы хотели защитить семью.

— Или жене они все рассказали, но она не поделилась с дочерью.

— За все пятнадцать лет? Даже когда та выросла? Когда отчаянно хотела узнать, что стало с ее папой?

— Люди бывают странными. Ты слышал Люси. Мать стыдилась того, что ее бросил муж. Может, до того стыдилась, что ничего не рассказала дочери.

Стив лизнул палец и быстро пролистал оставшиеся страницы, выдергивая из стопки то одну, то две и откладывая в сторону.

— Не-а. Вспомни записку своего приятеля, его слова о водителе на пассажирском сиденье. Именно это он имел в виду: детективы ничего не сказали семье, и если ты думаешь, что им следовало это сделать, то придержи комментарии.

— Я думаю, детективы могли сообщить семье. Это сэкономило бы нам херову тучу времени и сил.

— Они должны были сообщить семье, вот в чем дело. Даже если там была какая-то скользкая история, они должны были намекнуть, что он жив. — Стив смотрел в папку.

— Возможно. — Я начала складывать мою половину бумаг, чтобы отправить обратно в коробку. — Позвоню Гэри и спрошу его, что там за история.

— Ты не согласна с тем, что они обязаны были сообщить?

— Не знаю. Я что, похожа на папу римского? Сложные моральные вопросы не по моей части.

— А что бы ты сделала, если бы это было твое дело? Промолчала бы? Честно?

— Я бы перешла в отдел убийств. Там такое дерьмо не всплывает.

— А я бы сообщил, — произнес Стив. Я собралась сунуть бумаги в коробку, он отобрал их у меня, добавил к своим и продолжил листать. — Точно. Это отец Ашлин? Это муж ее матери? Значит, они имели право знать. Если бы они знали, может, их жизнь не пошла бы под откос. По крайней мере, не так радикально.

Я было вытащила свой телефон, но последнее замечание заставило меня повернуть голову.

— Да? С чего бы? Они что, не могли выйти из квартиры и перестать рыдать, пока не узнают, где их папочка? Без этого они не могли просто жить себе дальше?

Это вырвалось с бо2льшим раздражением, чем я ожидала от себя. Стив прекратил ковыряться в бумагах.

— Да ладно тебе. Я не это имел в виду. Просто… Если они провели половину жизни в ожидании, что папа объявится в дверях, а другую половину — представляя, как его пристрелили в горах, то да, они вполне могли умом тронуться.

Я позвонила Гэри, поглядывая на дверь, чтобы не пропустить появления Бреслина.

— Вот и нечего было время на ветер пускать. Детективы точно их к этому не принуждали. Завели бы себе хобби. Макраме там.

— Я не думаю, что это…

Я предупреждающе подняла палец и снова набрала тот же номер. И снова попала на голосовую почту. Беспокоиться из-за того, что Гэри меня игнорирует, я не собиралась.

Привет, Гэри, это Антуанетта. Мы получили материалы. Спасибо. Уже проглядели. Твой парень может забрать их назад в любое время. Я не хочу отдавать коробку нашим практикантам. И позвони мне, когда сможешь, хорошо? У меня есть пара вопросов, и я бы хотела задать их тебе, а не кому-то еще. Созвонимся.

— Если он не хочет, чтобы я начала разыскивать детектива, который вел это дело, он не пропустит мой звонок. И если там было что-то скользкое, даст мне знать, чтобы я не начала копать.

— Тут основное, — Стив приподнял тощую стопку листков. — Мне нужны копии. На всякий случай.

Он сгреб со стола первые попавшиеся бумаги, сунул в середку листки и небрежно направился к копиру.

Я пихнула коробку под стол, пусть ждет там, когда Гэри пришлет своего мальчишку в дрянном костюме. Не было ни одной причины, по которой Бреслину не стоило это видеть, там просто нечего было видеть, и все же не надо, чтобы эти бумаги попались ему на глаза. Это просто здравый смысл, сказала я себе, ведь мне не хочется выслушивать нотации Бреслина на тему попусту растраченного времени. Затем я раскрыла папку с финансами Рори и сделала вид, что увлечена не на шутку, — пусть порадуется прикормленный песик Бреслина, кто бы это ни был.

У меня прекрасно развиты инстинкты. Я не хвастаюсь. У любого детектива, особенно у того, кто добрался до Убийств, они хорошо развиты, и я умею ими пользоваться. Инстинкты просыпаются, когда расследование грозит привести меня прямиком мордой в кирпичную стену, но только не в этот раз, сейчас они бездействовали. Не то чтобы они помалкивали, нет, сирены верещали, мигалка крутилась, колокола звонили, но это, скорее, был шум, ни на что конкретное они не указывали.

Рори чего-то недоговаривает, никаких сомнений, но я не знаю, связаны ли его увертки с убийством. Бреслин крутит нам мозги, но я не понимаю почему. Я чувствовала, что упускаю нечто очевидное, но чем больше я думала об этом, тем больший шум вырабатывали мои инстинкты. Что-то сбивало их с толку.

Детектив поопытнее меня наверняка бы разобрался. Детективы прекрасно умеют использовать свои инстинкты, чтобы раскрутить человека. Подозреваемые совершают ошибки не потому, что они идиоты, по крайней мере не все. Они делают ошибки, потому что мы умеем подтолкнуть их к ошибке.

Кто-то явно хочет, чтобы я совершила ошибку. И я сейчас за две сотни миль от берега, на судне, все системы управления которого сошли с ума.

Но меня это не слишком беспокоило. Не опасность была той штукой, что путала мои сигналы, напротив, именно она помогала сохранять ясность, давала шанс моей навигации вырулить из этой мешанины. Я наблюдала, как Стив, помахивая новенькой голубой папкой с ненужными бумагами, стоит у копира, и надеялась, что у него это работает так же, как у меня.