— Упрямая, — буркнул я. — В твою жену, должно быть.

Взгляд искоса.

— Одним упрямством меня не возьмешь. Если бы все было так просто, я бы поддразнивал ее, пока ей не надоест. Но однажды вечером Холли закатила полномасштабный подростковый скандал — даже не помню, по какому поводу, кажется, мы не пустили ее ночевать к Джулии — и прокричала: "Они — единственные на свете люди, которым я могу довериться, они мне как сестры! Из-за вас это единственные сестры, которые у меня вообще могут быть! И вы меня к ним не отпускаете!" Рванула по лестнице к себе, хлопнула дверью и рыдала потом в подушку, как, дескать, несправедливо устроена жизнь.

Долгая затяжка. Вскинув голову, он наблюдал, как дым колечками поднимается вверх и тает в воздухе.

— Но штука в том, что девочка-то была права. Хреново, когда так получается. Семья — это важно. И мы с Лив не позаботились толком, чтобы у Холли она была, не сделали ей братика или сестричку. И если она сумела сама найти себе сестер, кто я такой, чтобы стоять у нее на пути?

Твою ж мать. Я готов был спорить на дюжину пинт, что Фрэнку Мэкки чувство вины знакомо исключительно понаслышке — нечто удобное, чтобы выкручивать руки и выбивать признание из других. Холли завязала его в морской узел.

— И ты решил ее отпустить, — заключил я.

— Мы решили, что в течение одного семестра она может попробовать пожить в пансионе, посмотреть, как оно. А теперь ее оттуда эвакуатором не вытащишь. Мне принципиально не нравится эта идея, и я отчаянно скучаю по нашей маленькой хозяйке, но ты правильно сказал: когда дело касается твоего ребенка, принципы летят в помойку.

Мэкки сунул зажигалку обратно в карман джинсов.

— Ну вот, ты свое получил. Разговор по душам с дядей Фрэнки. Доволен?

Он сказал правду. Может, всю правду, может, не всю, но правду.

— Я ответил на все твои вопросы?

— Один остался. Я не понял, зачем ты мне все это рассказал.

— Я организую внутриведомственное сотрудничество, детектив. Демонстрирую приязнь в профессиональном смысле. — Мэкки бросил окурок под ноги, раздавил одним движением. — В конце концов, — с усмешкой бросил он через плечо, уже открывая дверь, — мы ведь работаем вместе.

Холли сидела все там же; Конвей стояла у окна, руки в карманах, смотрела на сад. Обе молчали. Судя по обстановке, по тому, как обе стремительно обернулись к нам, все это время они напряженно прислушивались друг к другу.

Мэкки сменил дислокацию, не давая нам расслабиться, — сел на стол за спиной Холли и принялся разминать найденный рядом комок пластилина. Я подвинул поближе телефон Селены. Задумчиво повертел по столу пакетик для улик.

— Итак, давай вернемся к телефону. Ты говоришь, что нашла его на полу фойе утром после смерти Криса. Остановимся пока на этом. Ты видела секретный телефон Селены; знала, как он выглядит. И должна была узнать его.

Холли отрицательно качнула головой:

— Я думала, это телефон Элисон. Селена хранила свой под матрасом, как бы он попал в фойе?

— И ты ее даже не спросила?

— Боже упаси. Я же сказала, мне совсем не хотелось обсуждать это с ней. Даже приди мне вдруг в голову такая идея — хотя не припоминаю ничего подобного, — я бы сообразила, что если это телефон Селены, то она бы скорее предпочла достать его из ящика, чем обсуждать, откуда мне известно, что это ее телефон и прочее.

Гладко как по маслу. Никто, даже дитя Фрэнка Мэкки, не смог бы выдумать такую складную историю с ходу, без подготовки. Холли обдумала все детали, сидя в общей гостиной, пока вокруг визжали и скакали. Методично анализируя, что именно нам может быть известно, и формулируя свои ответы.

Немногие невиновные способны на такое. Совсем немногие.

— Разумно, — согласился я. (Мэкки сплющил пластилин и теперь пытался крутить эту лепешку на пальце.) — Но вот в чем загвоздка. Свидетель сообщил нам, что ты вовсе не находила телефон на полу. Он был спрятан у тебя за поясом, завернутый в салфетку.

Холли озадаченно нахмурилась:

— Нет. Ну, в смысле, может, у меня и была салфетка в руках, все же плакали…

— Ты не любила Криса. А ты не из тех людей, кто станет оплакивать того, кто ему совсем не нравился.

— Я и не говорила, что я плакала. Я-то — нет. Наверное, я давала кому-то салфетку, не помню. Но я точно помню, что телефон лежал на полу.

— А я думаю, что ты вытащила телефон Селены из-под матраса и нашла отличный способ избавиться от него. Ящик для потерянных вещей, прекрасный вариант. Сработало. Почти.

Холли открыла было рот, чтобы возразить, но я остановил ее, подняв руку:

— Погоди минутку. Дай мне сначала закончить, а потом скажешь, прав ли я. Ты знала, что мы наверняка будем обыскивать школу. Понимала, что если найдем телефон, то допросим Селену. Ты знала, что такое полицейский допрос, и будем откровенны, есть лучшие способы провести свободное время. Ты не хотела, чтобы Селена прошла через это, особенно когда она и так была травмирована смертью Криса. Поэтому ты выбросила телефон. Похоже на правду?

Я подкидывал ей лазейку — уважительную причину, по которой она могла хотеть избавиться от телефона. Никогда не пользуйтесь лазейками. Они кажутся надежными, как дом родной. И они подводят вас на шаг ближе к тому месту, где нам легче вас поймать.

Мэкки пробормотал, не поднимая глаз от своей игрушки:

— Ты не обязана отвечать.

— Не вижу причин, почему бы тебе не ответить, — возразил я. — Думаешь, мы намерены выдвинуть обвинения против несовершеннолетней за сокрытие предмета, который, возможно, даже не является уликой? У нас есть гораздо более важные заботы. Твой папа может подтвердить, Холли: если дело серьезное, мы с радостью смотрим сквозь пальцы на пустяки. Это пустяк. Но с ним нужно разобраться.

Холли смотрела на меня, а не на отца. Вспоминала — или мне казалось, что вспоминает, — тот момент, когда она увидела во мне понимающего взрослого.

— Селена не убивала Криса, — сказала она. — Это невозможно. И я не сомневалась в ней ни секунды. Она не так устроена. — Прямая спина, прямой взгляд, пытается вколотить эту мысль прямо мне в мозг. — Я понимаю, вы думаете: ага, конечно. Но я не такая наивная. Я знаю, что про большинство людей даже не подозреваешь, на что они способны. Точно знаю.

Кусок пластилина замер в руках Мэкки. Это правда: Холли знала.

— Но с Селеной я уверена. Она никогда не причинила бы Крису никакого вреда. Никогда. Клянусь, это абсолютно невозможно.

— Ты, вероятно, точно так же готова была поклясться, что она не встречалась с Крисом.

Всполох раздражения: я снова терял доверие, плохо.

— Это разве одно и то же? Да бросьте. В любом случае я не думаю, что вам достаточно моих заверений, что не такой она человек. Она физически не могла этого сделать. Я уже говорила, что иногда не могу уснуть. В ту ночь, когда убили Криса, я тоже не спала. Если бы Селена выходила, я заметила бы.

Ложь, но я пропустил ее. Лишь констатировал:

— Итак, ты выбросила телефон.

Холли даже не покраснела, когда рассыпалась версия, которую она так искренне излагала мне еще пять минут назад; глазом не моргнула. Папина дочка.

— Ну да. И что? Если бы вы знали, что ваша подруга может влипнуть в неприятности за то, чего она точно не делала, вы разве не попытались бы выручить ее?

— Конечно, попытался бы. Это совершенно нормально.

— Вот именно. Любой верный друг так поступил бы.

— Ну вот и я.

— Спасибо. Это многое проясняет. Кроме одного. Когда ты забрала телефон из комнаты?

— Что? — Лицо Холли застыло.

— Единственное, что меня смущает. Во сколько обнаружили тело Криса?

— Сразу после семи тридцати утра, — отозвалась Конвей. Тихо, оставаясь в тени. Я действовал правильно.

— А когда состоялось собрание?

— Не помню, — пожала плечами Холли. — Перед обедом. Примерно около полудня?

— У вас с утра были уроки? Или вас сразу отправили по комнатам?