Я не собирался спорить, особенно там, где был с ней согласен, и она, видимо, это понимала.

— Да, ты, пожалуй, права.

— Точно. Я права.

Даже переругивались мы вполголоса — здесь все время казалось, что тебя могут услышать и в любую секунду на тебя кто-нибудь выскочит из-за угла. Каждый звук, взмывавший к извивам высоченной лестницы, оседал где-то в глубоких тенях над нашими головами. Над входной дверью светилось голубым арочное окно в изящном переплете.

Ящик для находок — старый, черный, металлический — стоял в углу фойе. Я вставил ключ — как мог осторожно, чувствуя себя ребенком, пробравшимся в запретную комнату, источая адреналин, — и выдвинул дно. На меня обрушился ворох барахла: кардиган, пропахший выдохшимися духами, плюшевый котенок, книжка, сандалия, транспортир.

Перламутрово-розовый телефон выпал последним. Сегодня утром, входя в школу, мы прошли мимо него.

Я надел перчатки, будто бы там можно было найти отпечатки. Конечно, ничего подобного. Ни снаружи, ни внутри, ни на сим-карте, ни на аккумуляторе — все стопроцентно окажется начисто вытерто.

— Отлично, — мрачно констатировала Конвей. — Дочь копа. Прекрасно.

— Все же не факт, что это дело рук Холли, — осмелился я после паузы.

Прозвучало глупо и жалко, неубедительно даже для меня. Конвей дернула бровью:

— Ты так не думаешь?

— Она могла покрывать Джулию или Ребекку.

— Могла, но нет ничего, подтверждающего эту версию. Все остальные факты свидетельствуют против любой из них, а вот наша единственная реальная улика указывает прямо на Холли. Она терпеть не могла Криса. И, насколько я успела ее узнать, она очень решительный человек, независимый, у нее есть мозги и воля. Из нее получился бы отличный убийца.

Хладнокровная Холли, утром, в отделе нераскрытых преступлений. Блестяще точные ответы на допросе, а в финале, резко меняя тему, комплименты мне. Всё под контролем.

— Если я что-то упустила, поправь.

— Зачем приносить мне ту записку с доски?

— Этого я не упустила. — Конвей вытряхнула еще один пакет для улик, расправила его на крышке ящика и начала подписывать. — У нее железные яйца, я так скажу. Она понимала, что рано или поздно кто-нибудь явится к нам, и решила, что если это будет она сама, это исключит ее из списка подозреваемых, — и ведь сработало. Если тебя ждут неприятности, лучше выйти им навстречу и встретить лицом к лицу, а не совать голову в песок, надеясь, что тебя не найдут. Я поступила бы точно так же.

Какое лицо было у Холли днем в коридоре, когда Элисон билась в истерике, она сканировала толпу. Вычисляла убийцу, подумал я тогда. Мне и в голову не приходило, что искала стукача.

— Не слишком ли много выдержки для шестнадцати лет?

— И что? Думаешь, у нее духу не хватило бы?

На такое ответить нечего. До меня вдруг дошло, даже язык к гортани примерз: Конвей с самого начала имела Холли в виду. В тот самый миг, когда я появился на пороге их отдела, полный энтузиазма, с карточкой в руках и с рассказом на устах, она уже начала подозревать.

— Я не утверждаю, что она точно все провернула самостоятельно, — сказала Конвей. — Мы же обсуждали, она могла действовать в компании с Джулией и Ребеккой, да вообще это могли сделать все четверо. Но что бы там ни произошло, Холли в этом дерьме по самое не балуйся.

— Я и не говорю, что она ни при чем. Просто стараюсь оставаться объективным.

Конвей закончила оформлять пакет и выпрямилась, разглядывая меня.

— Ты со мной согласен. Тебе просто не нравится, что твоя Холли тебя обдурила.

— Она не моя.

Конвей молча протянула мне пакет, чтобы я опустил в него телефон. Застегнула.

— Если ты не сможешь участвовать в допросе, скажи сейчас.

— С чего бы вдруг? — сумел произнести я ровным тоном.

— Нам придется привлечь ее отца.

Никаких уловок; тут уж не скрыть, что Холли — подозреваемая. Даже самый тупой детектив не купился бы. А отец Холли не тупой.

— Да. И что?

— Поговаривают, что Мэкки однажды оказал тебе услугу. Я не приматываюсь, каждый справляется как умеет. Но если вы с ним типа друзья-приятели или ты ему обязан, тогда ты не тот парень, который может допрашивать его дочь по делу об убийстве.

— Я ничего не должен Мэкки, — сказал я. — И он мне не приятель.

Конвей молча ждала.

— Прошло несколько лет с тех пор, как я с ним вообще разговаривал. Однажды я был ему полезен, он с тех пор считает, что должен мне, и хочет, чтобы все вокруг знали, что он в случае чего в долгу не останется. Вот и все. Точка.

— Вот как, — покачала головой Конвей. Может, была удовлетворена, а может, прикинула, что Мэкки станет сговорчивее, имея рядом союзника. Она уложила пакет в сумку, к остальным уликам. — Я с Мэкки не знакома. Будет он капать на мозги, а?

— Будет, — обнадежил я. — Непременно. Не думаю, что он тут же погонит Холли домой и велит обращаться к его адвокату; нет, он не из таких. Он, конечно, будет нам мешать, но исподтишка, и не отстанет — во всяком случае, пока не поймет, что мы добились реальных результатов. Он заставит нас говорить и говорить, а сам тем временем попытается сообразить, что у нас есть на его дочь и на чем нас можно поймать.

Конвей кивнула:

— Ясно. Есть его номер?

— Да.

Следующие несколько секунд я жалел, что не сказал "нет", но Конвей ограничилась нейтральным:

— Набери его.

Мэкки ответил почти сразу:

— Стивен, мальчик мой! Сколько лет, сколько зим.

— Я сейчас в Святой Килде, — сразу прервал его я.

Воздух мгновенно сгустился в острие кинжала.

— И что случилось?

— С Холли все в порядке, — поспешил успокоить я. — И вообще все нормально. Нам просто нужно побеседовать с ней, и мы подумали, что ты захочешь присутствовать.

Молчание.

— Не смей говорить ей ни слова, пока я не приехал, — после паузы сказал Мэкки. — Ни одного слова. Понял?

— Понял.

— Смотри не забудь. Я неподалеку, буду через двадцать минут. — И повесил трубку.

— Он будет через пятнадцать минут, — сообщил я Конвей. — Нам нужно подготовиться.

Конвей захлопнула крышку ящика. Резкий лязг железа ворвался в самую гущу теней и медленно растаял.

Громко, обращаясь к темным сводам, Конвей объявила:

— Мы будем готовы.

Маккенна выскочила из гостиной на первый же стук Конвей, словно ждала за дверью. Долгий рабочий день и лампы дневного света в коридоре не красили ее. Прическа по-прежнему в идеальном порядке, и на дорогом костюме ни морщинки, но изысканный незаметный макияж местами собрался комочками, а кое-где просто стерся. Морщины с утра стали глубже, поры на коже зияли, как оспины. В руках она держала телефон: все еще пыталась сохранить контроль над ситуацией, судорожно латая расползающуюся по швам реальность.

Она была в ярости:

— Не знаю, включает ли стандартная процедура дознания доведение свидетелей до нервного срыва…

— Ну это же не мы держали толпу подростков взаперти целый день, — возразила Конвей. — Уютная комнатка и все такое, но через несколько часов они начали бы сходить с ума даже в самых изысканных интерьерах. На вашем месте я предоставила бы им возможность размять ноги перед сном, если не хотите, чтобы среди ночи они опять забились в истерике.

От возмущения Маккенна чуть прикрыла глаза, потом процедила:

— Благодарю за совет, детектив, но, полагаю, вы уже закончили свои дела здесь. Девочек держали взаперти, чтобы вы могли при необходимости побеседовать с ними, но теперь необходимость миновала. Соблаговолите покинуть школу.

— Невозможно, увы, — спокойно ответила Конвей. — Нам нужно перекинуться парой слов с Холли Мэкки. Вот только папу ее дождемся.

Маккенна возмущенно вскинулась:

— Я позволила вам общаться с девочками наедине только для того, чтобы избежать вмешательства родителей. Их присутствие сейчас лишь усложнит ситуацию и для вас, и для школы…

— Отец Холли все равно узнает обо всем не позднее завтрашнего утра, как только появится на работе. Не переживайте: не думаю, что он ринется обзванивать школьных мамочек, чтобы поскорее разнести свежие сплетни.