— Ну да. Когда я выходила в… На обратном пути посмотрела. — Короткий взгляд на Хулихен. — Только на секундочку. А потом сразу вернулась заниматься проектом.

— О, чудесно. На это я и надеялся. Заметила там новые записки?

— Ага. Одна такая с собакой, ну прямо мимими. И еще кто-то написал про… — Нервная ухмылка, прячет лицо. — Ну вы поняли.

Я ждал. Элисон ерзала.

— Ну, это… как бы женщина… верхняя часть. Одетая, конечно! Не… — Неестественный смешок. — И написано: "Я коплю деньги, чтобы, когда исполнится восемнадцать, купить себе такую же!"

Наблюдательная, да. Качество, часто сопутствующее пугливости. Жертвы хищников опасаются каждого куста и потому всё подмечают.

— И все? Больше ничего нового?

— И все, — покачала головой Элисон.

Если она говорила правду, это возвращало нас к исходной мысли: Орла и Джемма ни при чем.

— Отлично, — сказал я. — Просто замечательно. Скажи, а сама ты когда-нибудь помещала там записки?

Глаза забегали.

— Это совершенно нормально, если ты пользовалась доской объявлений. Она ведь именно для такого и предназначена. Было бы странно, если бы доска пустовала.

Вновь слабая улыбка.

— Ну… да… Всего пару раз. Просто… когда меня что-то тревожило и я не могла об этом поговорить, я… Но это было давным-давно. Приходилось действовать очень осторожно, и потом я каждый раз так боялась, что кто-нибудь догадается, что это я, и разозлится, что я повесила записку, вместо того чтобы рассказать ей. И поэтому я перестала. И все свои записки сняла.

Кто-нибудь. Девица из ее компании, которой боится Элисон.

Она расслабилась практически максимально, как смогла. То есть не особенно.

— А это тоже одна из твоих записок? — осторожно спросил я.

Фотография. Элисон ахнула. Прижала свободную ладонь ко рту. Пронзительное верещание сквозь пальцы.

Страх, но не могу понять какой. Страх, что ее застукали, что где-то неподалеку бродит убийца, что кто-нибудь знает, кто это, а может, просто рефлекторная реакция на любое потрясение — поди разбери. Впадает в ступор от всего, чтоб ее, сказала Конвей. Элисон вся потускнела и стала какой-то непрозрачной и размытой, как ветровое стекло под дождем.

— Это ты повесила записку?

— Нет! Нет-нет-нет… не я. Честно!..

— Элисон, — мерно, убаюкивающе говорил я. Наклонился, чтобы забрать у нее фотографию, да так и остался. — Элисон, взгляни на меня. Если это сделала ты, в этом нет ничего страшного. Хорошо? Кто бы это ни сделал, он, то есть она поступила правильно, и мы ей очень признательны. Нам просто нужно с ней поговорить.

— Это не я. Не я. Я этого не делала. Пожалуйста…

И все, больше я ничего не добился. Дальнейшее давление ничем не помогло бы, разве что похерило мой следующий шанс, равно как и этот.

Конвей выступила из своего угла, все еще стараясь не попадаться на глаза. Прощупывала ситуацию.

— Элисон, — сказал я. — Я тебе верю. Мне просто нужно было спросить. Такой порядок. Вот и все. О’кей?

Наконец мне удалось поймать ее взгляд.

— Итак, это не ты. А как думаешь, кто бы мог это сделать? Кто-нибудь из девочек говорил о своих подозрениях насчет того, что случилось с Крисом?

Мотает головой.

— А это может быть кто-то из твоих подруг?

— Вряд ли. Не знаю. Нет. Спросите лучше у них.

Элисон соскальзывала обратно в панику.

— Ну вот и отлично. Это все, что я хотел знать. Ты большая молодчина. А скажи-ка нам вот что: ты ведь знакома с Холли Мэкки и ее подружками, верно?

— Да.

— Расскажи мне о них.

— Они просто чокнутые. Реально придурочные.

Плотно обхватила себя руками. Надо же: она боится компашки Холли.

— Это мы уже слышали, да. Но никто так и не смог объяснить, а в чем же их придурочность. Думаю, если кто и сумеет растолковать, так именно ты.

Затравленно смотрит на меня.

— Элисон, — ласково уговариваю я. Я сильный, я защитник, я вживаюсь в образ и становлюсь воплощением ее мечты. Не моргнув глазом. — Расскажи мне все, что знаешь. Никто никогда не узнает, что это ты. Ни одна душа. Клянусь.

И Элисон выдала — наклонившись вперед, прошептала едва слышно, чтобы не дошло до Хулихен:

— Они ведьмы.

Что-то новенькое.

Я услышал отчетливое "Какого хрена?", прозвучавшее в голове Конвей.

— Вон оно что, — невозмутимо кивнул я. — Как ты это выяснила?

Краем глаза я заметил, как Хулихен уже наполовину сползла со стула, пытаясь подслушать. Слишком далеко. А ближе подойти нельзя. Едва попытается, ее тут же остановит Конвей.

Элисон задышала чаще, возбужденная собственным признанием.

— Раньше они были, ну, нормальные. А потом просто стали странными. Все это заметили.

— Да что ты? И когда?

— Ну, где-то с начала прошлого года или года полтора назад.

Еще до Криса; до той вечеринки в День святого Валентина, когда даже Орла заметила неладное.

— Разное говорили насчет того, почему это случилось…

— Например?

— Фигню всякую. Типа того, что они лесбиянки. Или пережили насилие в детстве. Я разное слышала. Но мы-то считали, что они ведьмы.

И взгляд испуганный — на меня.

— А почему?

— Ну, не знаю. Потому что. Просто думали так, и всё. — Элисон съежилась еще больше, будто прятала что-то. — Наверное, я не должна была вам это рассказывать.

Голос упал до шепота. Конвей перестала записывать, чтобы не заглушать звук. Я не сразу допер: Элисон решила, что только что навлекла на себя проклятие.

— Элисон. Ты правильно поступила, рассказав нам. Это защитит тебя.

Не убедил.

Я чувствовал, как с трудом сдерживается Конвей. Молчит, конечно, как обещала, но очень громко молчит.

— Еще пару вопросов. Ты встречаешься с кем-нибудь?

Алая волна румянца, в которой Элисон утонула. Глухое бормотание, слов не разобрать.

— Повтори, пожалуйста?

Мотает головой. Сжимается почти в комок, глаза утыкаются в коленки. Элисон уверена, что я сейчас начну тыкать пальцем и ржать над ней, потому что у нее нет парня.

— Не встретила нормального парня, да? — сочувственно улыбнулся я. — Молодчина, это правильно, лучше подождать. Полно времени еще.

Опять бормотание.

Я все же спросил — да пошла она, эта Конвей, у нее свои вопросы, а у меня свои:

— Если бы ты рассказывала о Крисе и надо было выбрать что-то одно, самое важное, что бы ты выбрала?

— А?.. Да я его почти не знала. Может, спросите остальных?

— Спрошу, конечно. Но у тебя талант, ты очень наблюдательная. И мне любопытно, что запомнилось тебе.

На этот раз улыбка автоматическая, рефлекторный спазм в ответ на раздражитель, без всяких чувств.

— На него обращали внимание, — сказала Элисон. — Не только я, его все замечали.

— С чего бы?

— Он был… в смысле, был такой красавчик. И везде первый — регби, баскетбол. И общительный такой, веселый. И еще я однажды слышала, как он поет, очень хорошо, по-настоящему классно, и ему все говорили, что надо участвовать в телешоу… Но не только в этом дело. Он был… заметнее, что ли. Его как бы было больше, чем прочих. Вот как бы входишь в комнату, где веселятся пятьдесят человек, а видишь только Криса.

И что-то тоскливое в голосе, в повисших веках. Джемма была права: Криса любили все.

— Как ты думаешь, что же все-таки произошло?

Элисон опять скукожилась.

— Не знаю.

— Понимаю, что ты не знаешь. Это нормально. Я спрашиваю о твоих соображениях. Ты же мой наблюдатель номер один, помнишь?

Призрак улыбки.

— Все говорили, это садовник.

Никаких собственных мыслей, или просто уходит от вопроса.

— Ты тоже так думаешь?

Пожимает плечами, не глядя на меня:

— Наверное.

Я держал паузу, сколько мог. И она тоже. Ну, значит, это все, чего я добился.

Визитка, предложение звонить, улыбка. Элисон ринулась к выходу, как будто в комнате пожар. Хулихен засеменила следом.