— Ну привет, это же написано в "Элль", ты что, не читала? Это должно быть ваще обалденно, и, слушай, без обид, Орл, но согласись, тебе бы очень пригодился офигенный эксфолиатор!

— О боже. — Джулия морщится и выразительно потирает ухо, обращенное в сторону Джоанны. — Надеюсь, за завтраком она так не орет. А то я с утра не человек.

— А что такое эксфолиатор? — интересуется Бекка.

— Такая штука для кожи, — поясняет Селена. Джоанна и ее подружки используют каждый совет модных журналов по поводу того, что нужно делать с кожей, волосами и целлюлитом.

— Звучит как название удобрения.

— Как оружие массового поражения, — уточняет Джулия. — А они — армия дроидов-пиллеров, выполняющих приказы властелина. Эксфолиируем всё!

Она произносит это металлическим голосом да́лека[33], достаточно громко, чтобы Джоанна и компания резко обернулись, но к тому моменту Джулия уже цепляет на вилку пару фрикаделек и спрашивает Селену, не напоминает ли ей эта картинка вареные глазные яблоки, словно и думать не думает о Джоанне. Ледяной взгляд Джоанны обшаривает зал; затем она отворачивается к своей тарелке, тряхнув гривой так, будто она звезда и ее снимают папарацци.

— Эксфолиируем всё, — гудит Джулия, а потом продолжает обычным голосом как ни в чем не бывало: — Да, Хол, я все хотела спросить, твоя мама нашла те сетки для стирки?

Подруги давятся смехом.

— Извините, — гневно рявкает Джоанна. — Вы что-то мне сказали?

— Они у меня в чемодане, — отвечает Холли. — Когда разберу вещи, я… Кто, я? Ты меня спрашиваешь?

— Да неважно, кого угодно. Какие-то проблемы?

Джулия, Холли и Селена смотрят абсолютно невинно. Бекка набила полный рот картошки, чтобы скрыть свой страх, помноженный на восторг, и не расхохотаться в голос.

— Фрикадельки отстойные? — высказывает предположение Джулия.

И мгновение спустя — хохот.

Джоанна тоже смеется, а вслед за ней и прочие Далеки, но глаза остаются все такими же ледяными.

— Смешная ты.

Джулия морщит нос:

— О-о-о, благодарю. Я старалась!

— Хорошая мысль, — замечает Джоанна, — продолжай стараться. — И возвращается к своему ужину.

— Эксфоли…

На этот раз Джоанна почти поймала ее. Селена поспевает вовремя:

— У меня есть запасные сеточки, если вам нужно, девчонки. — Лицо сводит от сдерживаемого смеха, но она повернулась спиной к Джоанне, а голос спокойный и уверенный, никакого намека на веселье. Лазеры Джоанны сканируют окружающее пространство в поисках наглеца.

Бекка чересчур поспешно забрасывала в себя еду и в результате вдруг оглушительно громко рыгает. Она смущенно вспыхивает, но зато трем остальным подругам это дает долгожданный повод: они заходятся от смеха, утыкаясь головами друг в друга и едва не падая под стол.

— Боже правый, — высокомерно поджимает губы Джоанна, — ты просто омерзительна.

Она отворачивается, и вся ее отлично натасканная банда немедленно следует примеру атаманши, синхронно отвернувшись и поджав губки. Что вызывает новый взрыв хохота. Джулия давится фрикаделькой, краснеет и кашляет в салфетку, а подружки сползают со стульев, изнемогая от смеха.

Когда веселье в конце концов стихает, до них вдруг доходит осознание собственной дерзости. Прежде они старались ладить с Джоанной и ее компанией — весьма благоразумно.

— Что это было? — тихонько спрашивает Холли у Джулии.

— Что? Если бы она не перестала завывать насчет этого тупого "ухода за кожей", у меня бы барабанные перепонки расплавились. И вот, пожалуйста — сработало.

Далеки съежились над своими подносами, бросая по сторонам подозрительные взгляды и демонстративно понизив голоса.

— Но ты ее почти взбесила, — шепчет Бекка, испуганно выкатив глаза.

— И что? — пожимает плечами Джулия. — Что она мне сделает, расстреляет? Где написано, что я должна терпеть эту стерву?

— Просто расслабься, и все, — советует Селена. — Если хочешь войны с Джоанной, у тебя впереди целый год. Нет нужды портить сегодняшний вечер.

— Да что такого-то? Мы вроде никогда и не были подругами?

— И врагами мы тоже никогда не были. А теперь тебе ведь придется жить рядом с ней.

— Вот именно. — Джулия разворачивает поднос, чтобы удобнее было дотянуться до фруктового салата. — Похоже, меня ждет веселый год.

За высокой стеной, тенистой улицей и еще одной высокой стеной воспитанники школы Святого Колма тоже вернулись с каникул. Крис Харпер бросил на кровать свое красное одеяло, развесил одежду в своем отделении гардероба, напевая непристойную версию школьного гимна новообретенным низким хрипловатым голосом, и радостно улыбнулся, когда соседи по комнате подхватили песню, дополнив ее соответствующими жестами. Прилепил пару постеров над кроватью, поставил на тумбочку новое семейное фото, завернул в старое драное полотенце многообещающий пластиковый пакет и засунул его поглубже в чемодан, а чемодан затолкал на гардероб. Оценил в зеркале, как свисает челка, и помчался на ужин с Финном Кэрроллом и Гарри Бейли. Все трое орут, нарочито громко хохочут, дружески подталкивают друг друга, хватая за руки, проверяя, кто стал сильнее по итогам прошедшего лета. Крис Харпер полностью готов к новому учебному году, дождаться не может начала; у него масса планов.

Жить ему остается восемь месяцев и две недели.

— Итак, что дальше? — спрашивает Джулия, когда они покончили с фруктовым салатом и отнесли свои подносы на стойку. Из загадочных глубин кухни доносится позвякивание посуды и перепалка на неизвестном языке, вероятно польском.

— Что угодно, — отзывается Селена. — Пока не засадят за уроки, есть время прошвырнуться в торговый центр или, если парни из Колма играют в регби, можно сходить посмотреть. Но до следующих выходных нам нельзя покидать территорию школы. Так что остается общая гостиная или…

Она уже направляется к выходу, и Бекка с ней. Холли и Джулия спешат следом.

Все еще светло. Школьная территория — это сплошная зелень, тянущаяся вдаль. Вплоть до нынешнего момента парк был зоной, куда Холли и Джулии ходить не полагалось; не то чтобы строжайше запрещено, нет, но девочки, не жившие в пансионе, могли попасть туда только во время обеда, а на это никогда нет времени. Но сейчас перед ними словно отодвинулась стена из матового стекла: цвета ослепительны, каждая птичка поет собственную неповторимую песню, тени в кронах деревьев кажутся глубокими и прохладными, как колодцы.

— Вперед, — командует Селена и мчится по газону, словно он принадлежит лично ей. Бекка следом. Джулия и Холли бросаются вдогонку, в это зеленое буйство.

За железной калиткой, в гуще деревьев внезапно обнаруживается переплетение аллей и тропок, о которых Холли и не подозревала прежде. Солнечные блики, трепет листьев, сплетающиеся над головой ветви, взгляд выхватывает лиловые брызги цветов — трудно поверить, что всего в двух шагах от этого великолепия проходит автомобильная трасса. Впереди чуть в стороне — темная коса Бекки и золотистые локоны Селены, взметнувшиеся синхронно, когда они разом поворачивают к небольшому холмику за аккуратными шарами кустов, подрезанных неведомыми эльфами-садовниками, а потом обратно — из пятнистых зарослей на яркое солнце. Холли даже приходится на миг прикрыть ладонями глаза.

Полянка совсем маленькая, просто кружок стриженой травы в кольце высоких кипарисов. Здесь даже воздух абсолютно иной, прохладный и неподвижный. Звуки сюда проникают — ленивое воркование горлицы, жужжание насекомых, спешащих куда-то по своим насекомьим делам, — и растворяются, не оставляя ряби в эфире.

Селена, слегка запыхавшись, произносит:

— А еще можно посидеть тут.

— Вы нас никогда раньше не приводили сюда, — говорит Холли. Селена и Бекка переглядываются и молча пожимают плечами. На миг Холли чувствует себя почти преданной — Селена и Бекка живут в пансионе уже два года, но ей никогда прежде не приходило в голову, что у них могут быть свои секреты, — однако тут же понимает, что теперь и она посвящена в общую тайну.