Пока я писал, Ричи следил за показаниями навигатора.

— Едем за город?

— В Брайанстаун. Слышал про него?

Он покачал головой.

— Судя по названию, один из новых городов.

— Точно. На побережье. Раньше там была деревня Брокен-Харбор, потом застроили. — Кретин на внедорожнике наконец убрался к чертовой матери, и пробка рассосалась. Одно из преимуществ экономического кризиса: половина машин остается в гараже, и те, кому действительно нужно ехать, теперь могут добраться до места назначения. — Можешь вспомнить, что самое страшное ты видел на работе?

Ричи пожал плечами:

— Я сто лет работал на трассе, еще до транспортного отдела. Видел разную жуть. Аварии.

Они все так считают. Когда-то я и сам так думал.

— Нет, сынок. Ничего ты не видел. Ты просто невинная овечка. Да, совсем не смешно, когда какой-то урод неправильно повернул и сшиб ребенка. Но ребенок, которого били головой об стену до тех пор пока не перестал дышать, — это совсем другое. Пока что ты видел только несчастные случаи. Теперь же сможешь взглянуть на то, что люди делают друг с другом сознательно. Разные вещи, поверь.

— А что там, куда мы едем? Ребенок?

— Семья — отец, мать и двое детей. Женщина, возможно, еще выкарабкается. Остальные уже нет.

Ричи замер. Я впервые видел его совершенно неподвижным.

— Боже мой. Сколько лет детям?

— Пока неизвестно.

— Что произошло?

— Похоже, их зарезали — дома, вчера вечером.

— Охренеть! Нет, ну просто охренеть. — Лицо Ричи исказила гримаса.

— Точно. И когда мы приедем на место, ты должен об этом забыть. Правило номер один, можешь записать: никаких эмоций на месте преступления. Считай до десяти, читай молитвы, тупо шути — все, что угодно. Если нужен совет, как бороться с чувствами, спрашивай прямо сейчас.

— Я в порядке.

— Надеюсь. Там сестра жены, и твои чувства ее не интересуют. Она хочет быть уверена, что у тебя все под контролем.

— Так и есть.

— Отлично. На, почитай.

Я протянул ему отчет о вызове и дал полминуты на то, чтобы просмотреть текст. Сосредоточившись, Ричи стал выглядеть старше и умнее.

— Когда приедем, что ты выяснишь у «мундиров» прежде всего? — спросил я, когда время истекло.

— Про оружие. Найдено ли оружие?

— А почему не о наличии следов взлома?

— Их кто угодно мог подделать.

— Давай без недомолвок: под кем угодно ты подразумеваешь Патрика или Дженнифер Спейн?

Он чуть поморщился — и я заметил это только потому, что внимательно следил за ним.

— Всех, у кого был доступ, — родственников, друзей. Всех, кого они впустили бы в дом.

— Но ведь думал ты не про них, а про Спейнов.

— Да, наверное.

— Так бывает, сынок, — незачем это отрицать. То, что Дженнифер Спейн выжила, делает ее одним из главных подозреваемых. С другой стороны, это, как правило, все-таки отец: женщина убивает только детей и себя, а вот мужчина — всю семью. В любом случае обычно никто не пытается изобразить взлом. У преступников на уме совсем другое.

— И все-таки это мы выясним на месте, как только приедут криминалисты. Полагаться на слова «мундиров» не будем. А вот насчет оружия я хотел бы узнать сразу.

— Молодец. Да, это самый главный вопрос. А о чем ты спросишь сестру?

— О том, кто мог желать зла Дженнифер Спейн. Или Патрику Спейну.

— Конечно, но об этом мы будем разговаривать со всеми, кого найдем. А о чем ты хочешь спросить именно Фиону Рафферти?

Он пожал плечами.

— Ни о чем. Лично я мечтаю узнать, что она там делала.

— Тут сказано… — Ричи поднял листок. — Они общались каждый день. Она не смогла дозвониться.

— И что? Ричи, подумай. Допустим, они разговаривают… ну, например, в девять, когда благоверные уже на работе, а дети — в школе.

— Или когда женщины тоже работают.

— Дженнифер Спейн не работала, иначе сестра бы сказала: «Ее нет на работе», — а не: «Я не могу ей дозвониться». Итак, Фиона звонит Дженнифер около девяти, самое раннее, в половине девятого — ведь утром у них много дел, — а в десять тридцать шесть, — постучал я по листку, — она в Брайанстауне и звонит «мундирам». Не знаю, где именно живет и работает Фиона Рафферти, зато мне точно известно, что ехать от Брайанстауна до ближайшего населенного пункта не меньше часа. Иными словами, через час после несостоявшегося разговора — максимумчерез час, а может, и раньше — Фиона так сильно напугана, что бросает все и мчит к черту на рога. Слишком уж бурная реакция. Я бы с удовольствием узнал, почему она так подорвалась.

— Может, ей не нужно ехать час. Может, она живет по соседству и просто решила проведать сестру.

— Тогда зачем ехать на машине? Если пешком не дойти, значит, она живет слишком далеко — и, следовательно, ведет себя странно. А вот и правило номер два: странное поведение — это подарок, и его нельзя выпускать из рук, пока полностью не рассмотришь. Ричи, ты уже не в транспортном отделе, у нас не говорят: «Наверное, в тот день она просто встала не с той ноги. Не важно. Забудем об этом». Никогда так не говори.

Возникла особая пауза, означавшая, что разговор еще не закончен.

— Я хороший детектив, — сказал Ричи.

— Уверен, когда-нибудь ты станешь отличным детективом, а сейчас тебе еще учиться и учиться.

— Для этого совершенно не обязательно носить галстук.

— Приятель, тебе не пятнадцать лет. Костюм грабителя еще не делает тебя страшной угрозой истеблишменту. Ты выглядишь как идиот.

Ричи коснулся пальцами рубашки и сказал, тщательно подбирая слова:

— Парни в отделе убийств обычно не из того района, откуда я родом. У остальных родители — фермеры или учителя. Я понимаю, что не такой, как все.

Зеленые глаза Ричи в упор глядели на меня.

— Не важно, откуда ты родом. Происхождение изменить невозможно, так что даже не думай об этом. Важно то, куда ты движешься. А вот направление, друг мой, можно выбирать.

— Знаю. Я же здесь, так?

— И моя задача — помочь тебе пойти дальше. Один из способов выбрать направление — сделать вид, будто ты уже прибыл. Мысль ясна?

На лице Ричи ничего не отразилось.

— Ну смотри: почему мы едем на «бумере»?

Ричи пожал плечами:

— Потому что он вам нравится.

— То есть ты решил, что машина нравится моему эго, — сказал я, ткнув в его сторону пальцем. — Ричи, не обманывай себя: все не так просто. Мы же не мелких воришек ловим: убийцы — крупная рыба. Приехать на место преступления в побитой «тойоте» 95-го года — значит, проявить неуважение, показать, что жертвы не заслуживают лучшего. Людей это напрягает.

— Понятно.

— Более того, в старой, обшарпанной «тойоте» мы будем похожи на неудачников. А это крайне важно, друг мой, — и не только для меня лично. Если преступники увидят неудачников, то подумают, что они круче нас, и тогда их труднее сломать. Если неудачников увидят хорошие люди, то решат, что мы все равно не раскроем преступление и поэтому нам и помогать-то не стоит. И если мы сами увидим в зеркале пару неудачников, что станет с нашими шансами на победу?

— Наверное, шансов станет меньше.

— В точку!.. Если хочешь победить, Ричи, ты должен чувствовать себя победителем. Понимаешь?

Он коснулся узла на галстуке.

— Все просто: нужно лучше одеваться.

— Нет, сынок, тут нет ничего простого. Правила придуманы не зря — и об этом нужно помнить, прежде чем их нарушать.

Я выехал на пустую трассу и позволил «бумеру» показать себя во всей красе. Я знал, что еду точно с разрешенной скоростью, ни на милю больше; Ричи хоть и поглядывал на спидометр, но помалкивал — возможно, думал о том, какой я зануда. Так многие считают, однако все они подростки, если не по возрасту, то по уровню умственного развития. Только подросток может полагать, что скука — это плохо; взрослые с кой-каким жизненным опытом знают: скука — дар небесный. У жизни в рукаве достаточно волнующих событий, которые обрушиваются на тебя в самый неподходящий момент, так что усиливать драматизм совсем не обязательно. Скоро Ричи это поймет.