Я приобнял ее, легонько сжав плечо. Кармела на ощупь была мягкой и уютной.

— Послушай, детка, честное слово, ты не попадешь в ад за зависть к брату. Тут, скорее, совсем наоборот: Бог насчитает тебе дополнительные очки за то, что ты стараешься с этим бороться.

— Наверное… — ответила Кармела машинально (привыкла за годы утешать Тревора), но мои доводы ее не убедили. На секунду мне показалось, что я ее чем-то разочаровал. Внезапно она выпрямилась, напрочь забыв обо мне. — Господь милосердный, что это у Луизы — банка? Луиза! Немедленно ко мне!

Луиза, выпучив глаза от страха, метнулась в толпу с быстротой молнии. Кармела устремилась за ней.

Я прислонился к стене в своем уголке и замер. Комната снова изменилась. Святоша Томми Мерфи затянул «Старые года» голосом, некогда звучавшим дымно-медово. Годы стерли многое, но Святошу Томми по-прежнему заслушивались, обрывая разговоры на полуслове. Женщины подняли стаканы и раскачивались плечом к плечу, дети жались к ногам родителей и слушали, засунув палец в рот; даже приятели Кевина приглушили свой обмен историями до еле слышного бормотания. Святоша Томми прикрыл глаза и запрокинул лицо к потолку. «Взращенные на песнях и подвигах былого, отважные герои прославят Дублин снова…»

Нора слушала, прислонившись к оконной раме, и у меня чуть не остановилось сердце: она была точной копией Рози, ее темной, недоступной тенью с печальными глазами.

Я поспешно отвел взгляд и тут же заметил миссис Каллен, маму Мэнди, — она, стоя у алтаря Иисуса и Кевина, увлеченно беседовала с Вероникой Кротти, у которой, похоже, так и не прошел кашель. Миссис Каллен и я когда-то ладили: она любила посмеяться, а смешить я умел. Но сейчас, когда я поймал ее взгляд и улыбнулся, она подпрыгнула, как от укуса змеи, схватила Веронику под локоток и что-то зашептала ей на ухо с удвоенной энергией, искоса поглядывая в мою сторону. Каллены никогда не умели ничего скрывать. Тут уж я задумался, почему Джеки не подвела меня к ним поздороваться.

Я пошел искать Деса Нолана, брата Джули, с которым мы дружили и которого мы с Джеки тоже почему-то пропустили во время ознакомительной экскурсии. При виде меня лицо Деса забавно вытянулось, что пришлось бы очень кстати, будь у меня настроение смеяться. Он пробормотал что-то невнятное, помахал банкой пива и юркнул в кухню.

Джеки я обнаружил зажатой в угол, с ухом, повернутым к нашему дяде Берти. Я изобразил на лице последнюю стадию нервного стресса, оторвал Джеки от потных лап дяди, направил ее в спальню и захлопнул за нами дверь. Комната теперь была персикового цвета и все свободные поверхности оказались заставлены фарфоровыми безделушками — очень неосмотрительно с маминой стороны. Пахло сиропом от кашля и еще каким-то лекарством.

Джеки рухнула на кровать.

— Боже мой, — простонала она, обмахивая себя и отдуваясь. — Громадное спасибо. Господи, прости, нехорошо делать замечания, но неужели он не мылся с самого рождения?

— Джеки, что происходит?

— А что?

— Половина присутствующих со мной не разговаривают, даже в глаза не смотрят, но зато у них есть о чем поговорить, когда они думают, что я не вижу. Что за дела?

Джеки скорчила гримаску, одновременно невинную и лукавую, как ребенок по уши в оправданиях и шоколаде.

— Тебя ведь двадцать лет никто не видел, вот им и не по себе.

— Хрень. Это из-за того, что я коп?

— He-а. Ну может, самую малость, но… Ой, давай не будем про это, Фрэнсис? Это чисто паранойя!

— Я должен понять, что происходит, Джеки. И не надо полоскать мне мозги.

— Господи, тише на поворотах; я тебе не какой-нибудь подозреваемый. — Джеки встряхнула банку в руке. — Не знаешь, еще сидр остался?

Я протянул ей едва початую банку «Гиннесса».

— Ну же, — поторопил я сестру.

Джеки вздохнула, вертя банку в руках.

— Ты же знаешь Фейтфул-плейс. Хоть намек на скандал…

— …И все набросятся, как стервятники. Значит, сегодняшний подарок к обеду — это я?

Джеки неуверенно пожала плечами.

— Рози погибла в ту ночь, когда ты уехал. Кевин умер через две ночи, как ты вернулся. И ты отговаривал Дейли обращаться к копам. Некоторые… — Джеки осеклась.

— Это прикол такой, да? Что, Фейтфул-плейс считает меня убийцей Рози и Кевина?

— Не вся Фейтфул-плейс, только отдельные личности. Ох, Фрэнсис, послушай, они и сами в это не верят, просто им так интереснее: тебя не было, потом ты стал копом, ну и все остальное. Не обращай внимания, им же, как обычно, хочется кровавой трагедии.

Надо же… Такую подлянку мог бы подстроить Снайпер или остальные придурки из убойного, даже некоторые из нашего отдела, но чтобы родная улица… Я вдруг заметил, что смял в комок зажатую в руке пустую банку из-под сидра.

Джеки с беспокойством смотрела на меня.

— Ты понимаешь, о чем я? И потом, кто бы ни напал на Рози, он из наших. Кому интересно думать…

— Я сам местный.

Мы замолчали. Джеки нерешительно потянулась к моей руке; я отмахнулся. Комната казалась сумрачной и пугающей, по углам жались густые тени. За стеной, в гостиной, люди нестройно подпевали Святоше Томми: «Я старше стал и жестче, в мозгу от пива дым, меняется и Дублин; все стало здесь иным…»

— Люди при тебе такими обвинениями бросаются, а ты их в дом пускаешь? — взорвался я.

— Не тупи, — отрезала Джеки. — Мне никто ни слова не говорит, знают, что я их с дерьмом смешаю. Только намеки. Миссис Нолан сказала Кармеле, что ты всегда оказываешься вовремя, Салли Хирн напомнила маме, что ты всегда был вспыльчивым, нос Живчику разбил…

— Он дразнил Кевина, за что и схлопотал от меня. Нам тогда по десять лет было.

— Я знаю. Не думай о них, Фрэнсис. Не доставляй им такого удовольствия. Обычные идиотины. Уже насмотрелись представления под завязку, так нет же, всегда хочется еще. Фейтфул-плейс!

— Ага, — сказал я. — Фейтфул-плейс.

За стеной пение стало громче и стройнее — все больше народу подтягивали, некоторые довольно стройно: «Динь-динь-дон, гаснет свет, когда я вспоминаю Дублин в старые года…»

Я откинулся к стене и провел ладонью по лицу. Джеки искоса поглядывала на меня, допивая мой «Гиннесс».

— Пойдем обратно? — нерешительно спросила она.

— Ты так и не узнала, о чем Кевин хотел со мной поговорить?

Лицо Джеки застыло.

— Ох, Фрэнсис, прости — я бы спросила, но ведь ты сказал…

— Я помню, что я сказал.

— Он до тебя так и не дозвонился?

— Нет, не дозвонился.

Мы снова замолчали.

— Прости, Фрэнсис, — повторила Джеки.

— Ты не виновата.

— Нас будут искать.

— Я знаю. Еще одну минутку — и пойдем.

Джеки протянула мне банку.

Я помотал головой.

— Нет, мне нужно что-нибудь существеннее…

Под отставшей половицей у окна мы с Шаем прятали сигареты от Кевина; папаша, конечно, добрался и до этого тайника. Я вытащил полупустую бутылку водки, хорошенько глотнул и предложил Джеки.

— Господи, — удивленно ахнула она. — Ну что ж…

Она взяла у меня бутылку, деликатно отхлебнула и промокнула губы.

— Молодец! — Я как следует приложился к горлышку и вернул бутылку в тайник. — Пойдем навстречу линчевателям.

В этот самый момент звуки за стеной изменились. Пение прекратилось; через мгновение стихло жужжание беседы. Низкий мужской голос прорычал что-то сердитое, стул грохнулся о стену, и тут взвыла ма: что-то среднее между банши-плакальщицей и противоугонной сиреной.

Папаша и Мэтт Дейли уткнулись друг в друга подбородками в центре гостиной. Ма, в забрызганном сверху донизу лавандовом наряде, трещала без умолку:

— Я знала, скотина, знала! Всего один вечер, больше я ни о чем не просила…

Гости отшатнулись к стенам, чтобы не попасть под руку. Я через всю комнату поймал взгляд Шая — словно магнит сработал, — и мы принялись продираться через зрителей.

— Сядь! — рявкнул мистер Дейли.

— Па, — окликнул я отца, тронув его за плечо.

Он не заметил меня и завопил на Мэтта Дейли: