Купец Никитников у меня в избе не умер. Он сгинул примерно через год по дороге в Ярославль. Второй по размерам и первый по торговым оборотам город привлекал меня и раньше, а тут, после разговора с Никитниковым, у меня засвербело желание поставить там контору. Мы выехали в Ярославль после ледохода, с которым мы отправили свои первые струги с пушниной и моим первым «пчелиным товаром». Его было не много, но он был именно мой.

Десять ульев с двенадцатью рамками в каждом давали в сезон по шестьсот килограммов за одну выкачку, а выкачивали мы мёд семь раз. То есть в Астрахань ехало почти пять тонн отличного мёда. Только во время цветения гречихи мы собирали больше двух тонн мёда. Потом в июле начинала цвести липа. Это ещё две тонны мёда. Много вокруг было липы и, причём, всё старые деревья, вековые, в два-три обхвата.

Так вот, отправив караван из двадцати стругов в Астрахань, мы поехали в Ярославль. Дорога была так себе, хоть уже кое-где немного подсохшая. По дороге чередой двигались обозы. Мы ехали конно, весело, с посвистом, и с пересадками, а потому дорогу до Ярославля осилили за двое суток.

Город поразил, в первую очередь, людьми. Очень немного их бродило по улицам, а те, которые бродили, выглядели не бедно. Даже те, кто вёз в телегах, запряжённых в гужевые «движетели» (быков, лошадей или коз), или ручных тележках такую-то продукцию.

У меня было письмо Бориса Морозова к голландцу Дэвиду Рутсу, имевшему, как и многие крупные иностранные торговцы (со слов Морозова я знал, что их было около ста тридцати), жалованную грамоту и свой двор близ Ярославского Кремля. К нему я сразу и направился, то есть к Кремлю. Жалованная грамота позволяла торговать иностранным купцам круглый год по всей Руси, а не только в ярморочные дни в Астрахани.

Кремль был старым, деревянным и во многих местах имел следы прошлых пожаров. Параллельно Кремлёвской стене и шли нитки улиц с торговыми дворами и амбарами. В некоторых дворах стояло по десять, а кое-где и по пятнадцать амбаров.

Двор Дэвида Рутса на моё удивление, по площади не уступал целому кварталу. К нему был подъезд с четырёх улиц. Как пояснил Морозов, Рутс был 'обласкан Михаилом Фёдоровичем за то, что в тридцатых годах снабжал Россию во время войны с Польшей за Смоленск шведским железом, мушкетами — было доставлено более трёх тысяч — и селитрой. Ещё ранее Дэвид Рутс женился на дочери придворного Московского архитектора Космо де Мушерона, который для царя построил крепость в Астрахани.

Рутс экспортировал из России: шёлковую ткань и нить, юфть[1], поташ, пшеницу; импортировал: тафту[2], шелковую одежду и кружева, мушкеты и селитру. Я хотел, чтобы он привёз мне шведского железа, европейскую сладкую свёклу, картофель, подсолнечник, кукурузу и окультуренный пищевой помидор.

Рутс встретил меня доброжелательно улыбаясь, но с настороженным прищуром и тревогой в глазах. Это был сорокалетний гладко выбритый мужчина, поведением и манерой говорить больше похожий на протестантского священника. Его маслянистые глаза, казалось, были постоянно наполнены слезами, но не были воспалёнными.

Сопровождающие меня казаки разместились на гостевом подворье. Меня и моего верного телохранителя Байрама ибн Верди голландец пригласил в дом.

Мне почти «стукнуло» шестнадцать, я был невелик ростом, но коренаст от своих ежедневных физических тренировок. В последнее время я увлёкся подниманием тяжестей и работой на тренажёрах, смастряченных мной совместно с Алексеем Михайловичем, когда он ещё был царевичем.

На растяжках через блоки крепились разные керамические груза, которые двигались вверх-вниз, и, в зависимости от количества, давали нужную нагрузку. Всё, как и в «обычных» тренажёрах, только они были деревянными. Мы с Алексеем «разработали» целый комплекс тренажёров и были ими очень довольны, так как результат работы на них был очевиден уже через полгода.

Так вот, физически я окреп, но лицом, всё-таки, не выглядел взрослым. Голландец с этого вопроса и начал.

— Почему боярин Морозов, считает, что вы можете вести дела? Ведь вам ещё нет шестнадцати лет, верно ведь? — Спросил Дэвид Рутс.

— Потому что я расплачиваюсь за товар не через год, а сразу. Могу даже половину суммы заплатить вперёд.

— Да⁈ — удивился голландец. — Это меняет дело, хотя и непривычно. Обычно русские купцы предпочитают торговлю в кредит.

— Я не совсем русский, — улыбнулся я.

— Да, боярин Морозов рассказывал, что ты чуть-ли не персидский принц?

— Почему, чуть-ли? У меня есть документ о моём рождении, но он написан на персидском.

— Я знаю персидский язык и с удовольствием бы ознакомился с твоим свидетельством о рождении.

— Хм! — произнёс я, и достал документ.

Мы сидели в европейской гостиной с двумя диванами, четырьмя креслами, столом и стоящими вокруг него деревянными стульями с высокими спинками.

— Хм! — хмыкнул голландец и покрутил головой. — Действительно. Не хотите сесть на персидский трон?

Я посмотрел на Рутса и улыбнулся правым уголком губ.

— Это не реально. Давайте поговорим о реальностях.

— Зря вы так думаете. Совершить переворот не так уж трудно. Трудно подобрать легитимного правителя, чтобы соответствовал династическим требованиям. Иначе он у власти долго не продержится. Возьми, как пример, попытки взять бразды правления Россией царевичей Дмитриев и даже сына Василия Шуйского.

— Тут мало одного династического родства, — сказал я. — Важно, есть ли у претендента поддержка? У меня в Персии поддержки нет.

— А в России? — задал странный вопрос Рутс.

— При чём тут Россия?

— Э-э-э… Ну, как причём? Видно же, что ты думаешь о власти. Кровь не даёт покоя. В тебе сидит жажда власти. Она в крови. Подумай об этом. Нельзя упускать возможности. Бог не простит. Он даёт человеку возможность возвысится. У тебя нет иного пути, как наверх. Другой путь — гибель. Тебе не дадут просто жить. Ни шах Аббас, ни его люди, ни его противники. Они найдут тебя и или убьют, или вознесут на трон. Других путей нет.

— А зачем ты мне об этом говоришь, гер Рутс? Разве я просил тебя меня поучать в этом деле? Мы пришли договариваться о ведении торговли.

Рутс вздохнул.

— Это тоже торговля. И я уполномочен, а поэтому вынужден вести с тобой эти переговоры, как с наследником персидского престола. Скажу всего один раз… Если надумаешь принять управление над Персией, наш орден это обеспечит.

— Какой орден, — спросил я начиная ощущать мелкую дрожь в теле.

— Орден Иисуса, — сказал Рутс. — У нас есть силы в Персии сделать тебя шахом, поверь мне. Наши проповедники-миссионеры обращают там местное население более века. Поверь, только одно твоё слово, и у тебя в Персии будет много сторонников.

Я задумался, посмотрел внимательно на Рутса, вздохнул, нахмурился. Мне, действительно, вдруг пришло в голову, а «вдруг получится»? Потом я вспомнил, как с помощью армян и Афганцев иезуиты разрушили персидскую империю Сефивидов и Персию разломали на несколько частей, отошедших Афганистану, Турции и России. Не верил я в благие намерения иезуитов, коими, как говорится, выложен путь в Ад. Это сказано, точно, про них.

— Я услышал тебя, гер Рутс и буду думать, а пока давай обсудим торговые вопросы.

— Хорошо, — кивнул головой голландец. — Что ты хочешь продать, или купить?

Я озвучил свои пожелания. Голландец не удивился.

— Сколько тебе надо семян? Я же правильно тебя понял? Тебе нужны семена?

Я кивнул.

— А ты точно знаешь, что ты хочешь?

— Почему ты спрашиваешь? — спросил я.

— Просто я удивлён, что ты знаешь об этих растениях. И их семена довольно мелки. Только картофель садится клубнями, а другие растения зёрнами. И довольно мелкими зёрнами.

Мне пришлось объяснить, что и сколько я хочу получить и договориться о ценах. Стоил мне мой заказ всего в пятьсот рублей. На эту сумму Рутс запросил меховой рухляди, а я попросил картофель перевозить в плотно закрытых коробах, собранных из коры пробкового дуба. Рутс даже спрашивать не стал, для чего это нужно, а только повёл бровью. Договорились о шведском железе. В общем, мы были друг другом довольны.