А потом, когда брёвна разобрали и струги снова поплыли вниз по реке, Тимофей вдруг пристал к Стёпке по поводу моих знаний библии. Однако тут я смело взял бразды правления на себя и бойко «открестился» от чего-то более существенного, чем отрывки притч и неполного собрания десяти заповедей. Почему неполного? Да потому, что не помнил я их все, ибо хоть и был крешён и ходил в церков, но причащался редко, ну и каялся в совершённых грехах, тоже, соответственно, редко, а потому и не знал их все десять, как «отче наш». Зато, «Отче наш», прочитал, и уже этим просто «убил» Тимофея.
— Ты откуда эту молитву знаешь? Не могла тебе твоя мать её читать. Она не была христианкой.
— А я знаю? — пожал плечами я. — Но она и читала. И фатиху[2] читала.
Тимофей нахмурился. Про «фатиху» — молитву из первой суры, я знал от мусульман, работавших на судоремонтном заводе и устраивавших намаз пять раз в день. Я даже почти что выучил её, прости Господи. Слушать одно и то же по несколько раз в день — так любой выучит. Стёпка тоже знал текст молитвы, но не то, как она называется.
Странно, что Тимофей вообще заинтересовался, кому молится Стёпка. История умалчивала, каким богам молился Тимофей, но про Степана я читал, что он ездил в паломничества на Соловки два раза: в пятьдесят втором голу и в шестьдесятпервом. Значит, к тому времени Степан Разин примет христианство. И может быть это произойдёт моими усилиями. Интересно…
— И, кстати, — подумал я, — может быть восстание Разина связано с отказом Соловецкого монастыря принять новые книги и новый богослужебный чин, переросшего в бунт?
Восстание соловецких монахов началось двадцать второго июня одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмого года, когда на Соловки высадились стрелецкие войска под командованием стряпчего Игнатия Волохова. Отряд был встречен пушечными залпами и отступил. Началась осада, которая затянулась почти 8 лет. Так, может быть, Степан Разин шёл на Соловки, помочь монахам снять осаду? Хотя… Какая там осада? Стрельцы «дежурили» только в летние месяцы, а на зиму уходили по домам.
Но Степан Разин не мог этого знать. Я зачем-то думал и думал об этом, будучи уверенным, что уж я-то, точно никуда не пойду. Но в паломничество-то зачем Разин ходил? С Дона на север? Это более двух тысяч километров. Ради чего? Не уж-то проникся христианской верой? А потом патриаршие торговые караваны грабил. Никонианские? В отместку?
Придёт время и ведь спросят: «Ты чьих будешь? Веры какой? Сколькми персами крестишься?» Когда ещё дойдёт до патриархов, что можно объединить православие со старообрядцами в «единоверие». А до того? Правда, сейчас Стёпка ещё не христианин. И Тимофей сейчас молится Солнцу, Трояну, Велесу, Перуну, и единому Богу, читая ту же фатиху. Но не Христу.
А мне, что делать? Не переходить же в ислам официально. Не помешает ли это Стёпке, когда начнутся народные волнения? А ведь они начнутся. Хотя… Судя по этническому и конфессиональному «наполнению бунта», восставшие объединялись вокруг Степана именно потому, что он давал им волю, а именно освобождение от кабалы. Ведь Степан сжигал воевод и наместников вместе с их имуществом и домами, где хранились долговые расписки.
Он, действительно, давал людям землю, волю и полностью освобождал их от подати. Полностью! За такую жизнь можно и повоевать. Оттого шли и шли к нему люди. Только надо было сжечь Москву с её записями в поместных и разбойных приказах и изничтожить бояр. Всего-то…
Кстати… Первым восстание затеял совсем и не Разин, а некто Васька Ус, которого избрали атаманом для похода в Москву. Голодно было в шестьсот шестьдесят шестом году на Дону, вот и предложил Васька идти к Москве, чтобы просить назначения на царскую военную службу. Под его командованием тогда находилось 700—800 вооруженных голодных казаков.
От Воронежа в Москву были направлены казачьи представители, коим былоуказано вернуться на Дон, сидеть и не рыпаться. После того, как они вернулись к Воронежу, войско взбунтовалось и двинулось дальше на север, собирая всех беглых солдат, крестьян и холопов. Васька целенаправленно собирал народ на бунт, обещая платить по десять рублей и выдать коня и оружие. К концу июля у Уса было коло семи тысяч воинов, которые, грабя окрестности для прокорма, дошли до Тулы. Однако Ус был хитёр и разведав, что против него собрались большие отряды дворян во главе с Юрием Барятинским, увёл казачий отряд на Дон, оставив взбаламученных им простых людей на расправу.
Потом Ус с казаками примкнёт к вернувшемуся из Персидского похода Степану Разину и тогда начнётся настоящая гражданская война. Вот я и думал, что не Разин был инициатором бунта. Он только добыл на бунт средства.
С другой стороны, с высоты столетий ситуация и с расколом и с Разинским бунтом мне казались важными, но вредными событиями, не приведшими к положительному для России результату. В окружении многих врагов России быть бы единой и мощной, а она тратила людской ресурс на междоусобицу. Ведь бунты привели лишь к тому, что Россия потеряла сотни тысяч, а может и миллионы, своих граждан. А казаки в дальнейшем просто целенаправленно истреблялись и царскими правительствами, и революционным после одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Никакой российской власти не нравилась «казачья вольница» и неподчинение.
А ведь первый царь из династии Романовых Михаил был поставлен на престол именно донскими казаками. Такая вот историческая несправедливость.
Мне, честно говоря, не нравилось быть казаком. Ведь казак, это кто? Вор, грабитель и убийца. Когда он ещё станет оседлым? У них и менталитет соответствующий, куражливый. Жили они по принципу: «украл, выпил, в тюрьму». Не дорожили они ни своей жизнью, ни богатством ими наворованным.
Читал я, как казаки после своего похода в Персию, ходили по Астрахани и сорили серебром и золотом. За Разиным и пошёл-то народ, потому что золота у него было «как у дурака махорки» и он одаривал им всех подряд. А когда про человека говорят, что у него чего-то «как у дурака махорки», имеют в виду, что он не понимает ценности этих вещей.
Не хотел я так жить. И у меня впереди было ещё аж двадцать пять лет жизни до «тех» событий. Порядочно, да? Вот только чем бы их занять? Эти двадцать пять лет? Эх! Мне бы пробраться, например, в воеводы, или какие другие управленцы, но об этом можно было только мечтать. Не записан род Разиных в «бархатных книгах», да и ни в каких книгах не записан. Не были донские казаки «реестровыми», а были на службе царёвой за хлеб, да за порох. Словно какие наёмники. На верхнем Доне даже посольство царское стояло, как в какой-то чужеземной стране.
— А лучше бы купцом заделаться, — мечтал я. — Им везде и кров, и почёт. Выкупил разрешение и торгуй себе год. Об этом надо подумать. С Тимофеем поговорить? Да мал Стёпка ещё. Фролка, вон, хотел бы в купцы податься. Может с ним «тему замутить»? Да, и он мал ещё купеческими делами заниматься.
Были, помнил Стёпка, у Тимофея братья, что жили в Воронеже. Но те братья, помнилось, какие-то беспутные и шебутные уродились. И занимались, не смотря не годы, не понятно чем. То в казаках они ходили, то в бурлаках. Это сильно било по репутации Тимофея, которого, время от времени, избирали то есаулом, то атаманом.
Однако пока мне оставалось только размышлять и мечтать о своём, дай Бог, будущем. Мечтать, тренироваться, да ум развивать, ибо нынешней меры весов и иных измерений ни я, ни Стёпка не знал. Все эти пуды, фунты, золотники, меры, кули, четверти, кадки… Чтобы торговать, надо в этом разбираться. А с другой стороны… Почему бы не сделать себе что-то вроде записной книжки, а в ней записать, сколько чего в чём. Помниться, пытался я разобраться в Русской системе мер и весов, но не преуспел. А таблица там получалась огромная.
Но ведь это же надо кого-то просить, чтобы рассказал. Чтобы он рассказал, а я записал. Так как память у меня была не компьютерная. Тут помню, тут не помню… Записывать надо однозначно. Куда записывать и чем? Вот вопрос… Значит надо сейчас озадачиться бумагой и карандашом. Хе-хе… Каким карандашом? Нет сейчас грифеля. Писать чернилами — это муторное занятие с гусиными перьями. Можно писать серебром, но его надо вставлять в какое-то приспособление. Не куском же серебра с палец толщиной выводить буквицы. Убьют, нахрен…
