— Как это? — опешил менталист.

— Да он сам сознался. Топаз Бант. Посыльный оказался любопытным парнем, не удержался, подглядел. Он знал про вас двоих сплетни, так что очень хотел животрепещущих подробностей. Но ты на него особо не злись, парень молодец. Когда вы на его глазах исчезли, он понял, что это серьёзно, поднял тревогу, сообщил преподавателям. Послали за артефакторами, чтобы разобраться, куда вас выкинуло, а тут и этот нарисовался со своим признанием.

— Но зачем? Почему?! — потрясённо уставился на друга Цитрин. — Имею в виду, почему сознался и зачем всё это устроил? Я с ним никогда не общался! И никаких заговоров с Топазами не припомню: семья большая, но в политику они не рвутся.

— А вот тут я ничего сказать не могу, молчит. Говорит — личная неприязнь, вины не отрицает. Во всяком случае, мне так докладывали, а разговаривать с ним я ещё не пытался, помчался о тебе справки наводить. Сейчас спецы больше артефакторов трясут, кто-то же продал ему эту игрушку, и настроил, и контейнер подходящий подобрал, а это тоже штучная работа. Когда такие порталы ушли в народ, университет почти не проверяли. Может, зря.

— Я хочу с ним поговорить, — решительно вскинул взгляд от чашки Цитрин. — С Топазом. Лучше прямо сейчас. Где он?

— Думаешь, тебе расскажет? — спросил Кастет с сомнением, хотя и сам предполагал нечто подобное. Но всё же... — Может, помаринуем его пару дней? И у тебя вид станет менее жалким.

— Если это месть, то жалкий вид только подтолкнёт его к откровенности, — возразил Книжник. — Подраться я с ним, конечно, не смогу, но я и в лучшей своей форме ничего не противопоставлю опытному боевику, не выходя за рамки закона, — широко улыбнулся он. — И ты прекрасно это знаешь. Кос, я не настолько пострадал, чтобы оборачивать меня в вату, как драгоценную вазу.

— Знаю, — устало кивнул тот. — Но запасных друзей на случай твоей гибели у меня нет, а ты в последнее время часто заставляешь об этом вспоминать.

— Прости, — серьёзно, без улыбки, проговорил менталист. — Хорошо понимаю и на твоём месте, наверное, проявлял бы куда меньше адекватности. Но благодаря твоему артефакту я чувствую себя хорошо, да и опасности для жизни не было. Что тебе такое доложили? — сообразил, наконец, Цитрин, из-за чего друг может так дёргаться и почему примчался, бросив всё, с драгоценным целительским артефактом в кармане.

— Да ничего толком, — поморщился Кастет. — Ладно, идём, мне тоже любопытно, что он скажет.

— Идём, но последний вопрос. А кто тогда одежду передал, если ты мчался оживлять полутруп?

— Ромашка, — вздохнул наследник, и Цитрин не сумел спрятать улыбку.

Это был тот случай, когда дракону не повезло с именем, даже на взгляд самых ортодоксальных поборников старых традиций. При всём старании никто из знакомых Ромашки Гематита не мог бы вспомнить более безумного сочетания.

В его семье на протяжении поколений любовно сохранялся, вопреки всем предрассудкам, дар магов тьмы. Ромашка был сильнейшим не только в своём поколении, но и, пожалуй, среди живущих, занимал пост начальника личной императорской канцелярии, занимавшейся всем — от официальной деловой переписки до охраны семьи и выполнения самых щекотливых поручений. Своё имя он принимал с философской иронией, с нею же — взял на себя заботу о наследнике после того давнего покушения, которое случайно сорвал менталист, подслушав чужие мысли, заодно пригрел под крылом Книжника. Вот уж кто не был склонен к пустой панике, зато видел людей насквозь! Порой Цитрину казалось, что он ментальный маг посильнее его самого, но оставалось смириться, что это проявление иных талантов.

Никаких казематов для опасных преступников в университете отродясь не было, его строили для учёбы, но отослать провинившегося боевика куда-то в более подходящие края до сих пор не успели, поэтому его заперли в одной из лабораторий. По иронии судьбы — у портальщиков, потому что только у них нашлось достаточно изолированное пустое помещение. В качестве охраны приставили тоже боевика, и Кастет глянул на него с подозрением — как бы не выпустил по старой дружбе! — но хмурый пожилой кентавр к своей временной службе отнёсся ответственно.

Устроили Банта с удобствами: принесли походную постель, пару стульев, стол, не забыли о воде, еде, книгах и даже дорожном туалете — в запасах у артефакторов и не такое можно найти.

До появления гостей Топаз сидел у стола, кажется просто пялясь в стену, когда дверь открылась — поднялся. Поклонился вошедшему первым Лазуриту, явно узнав его, насторожённым взглядом окинул Книжника и молча замер.

Цитрин смотрел на него — и никак не мог вспомнить. Феноменальной памятью он не обладал, хотя до сих пор на забывчивость не жаловался, но Топаза не узнавал. Да, сейчас они пересекались, он знал, что этот дракон — куратор его возлюбленной змеи, но и только. За время его работы в университете они не могли так рассориться, значит, причина личной неприязни возникла раньше. Но вспомнить этого Топаза Книжник не мог.

Они учились в одно время, и Бант был из лучших, самых ярких боевиков, а Книжник выделялся даже среди немногочисленных менталистов, даже несмотря на то, что специальностью своей выбрал девичье и самое непрестижное «хозяйственное чародейство». Этим, впрочем, тоже выделялся, и будь на его месте кто-то другой — дал бы недругам повод для насмешек. Теоретически они должны были слышать и знать о существовании друг друга, но в годы учёбы настолько посторонние люди совсем не интересовали Цитрина.

Ненависти в Топазе не чувствовалось. Сейчас Книжник ощущал его досаду, чувство вины, уныние — в общем, в собственный адрес — раздражение и неприязнь, не больше. Конечно, всё могло перегореть, вытесненное искренним раскаянием и осознанием собственной глупости, но это уже не выяснить точно.

В очередной раз кольнула досада на самого себя: не таскай он постоянно этот дурацкий артефакт, уж такие сильные направленные эмоции почувствовал бы, что-нибудь предпринял, и всё могло сложиться гораздо лучше.

Трусость никогда не доводит до добра. Даже если кажется, что она во благо.

— За что ты мне мстишь? В чём ты считаешь меня виноватым? — помолчав некоторое время, прямо спросил Книжник.

Боевик только досадливо поморщился и отвернул голову. Сесть при наследнике, однако, не посмел.

— Из-за службы при дворе? Из-за знакомств? Из-за денег? — медленно, тщательно проговаривая слова, Цитрин внимательно прислушивался к дару и молчаливому боевику.

Обмануть ментального мага можно, подобный фокус проходил далеко не со всеми. Немного тренировки и опыта — и поверхностное, на грани законности, касание не давало ничего, а на большее сейчас менталист не был способен. Но где намеренные тренировки опытных интриганов, и где — этот дракон!

— Из-за женщины? — продолжил Цитрин перебирать основные конфликтные моменты без малейшей привязки к действительности. — Серьёзно? — окончательно растерялся он. — Ты что, тоже влюблён в Иссу?! — предположил единственное, что пришло в голову.

— Я что, извращенец, к детям приставать? — скривился Топаз. Запнулся. — Как она?

— Плохо, — без малейшей заминки соврал Кастет. — Врачи борются.

Бант посмурнел.

— Надеюсь, поправится. Она не должна была пострадать. Да и ты… — он скривился, дёрнул головой.

— Когда я мог увести у тебя девушку?

— Не льсти себе, — криво усмехнулся Топаз, смерив менталиста неприязненным, уничижительным взглядом. Помолчал пару мгновений. — Кошка Нефрит, помнишь такую?

— Знаю её, — с недоумением подтвердил Цитрин. — И что?

— Она даже не смотрела в твою сторону! Обидно было, да?

— Погоди, — он тряхнул головой. — О чём ты вообще? Почему она должна была смотреть в мою сторону?

— То есть что, вся эта ерунда — из-за какой-то старой романтической истории? — пробормотал Кастет, потому что Топаз опять промолчал. — Он тебе тридцать лет бабу простить не может?!

— Я вообще ничего не понимаю, — признался Книжник. — Кошка Нефрит… Не в моих правилах плохо отзываться о женщинах, но… Нет, бесспорно, красавица. Но это была неприятная особа, весьма избалованная и охочая до денег, насколько нужно быть слепым…