Джек молчит еще несколько минут, поэтому я выруливаю с парковки и включаю навигатор, чтобы выехать на автостраду.

В конце концов, я предполагаю, что он заснул, но тут он прерывает пение Элвиса Костелло, обращенное к Веронике.

— А что, если я не вижу других путей? — спрашивает он.

Я вздыхаю.

— Это просто метафора, Орсино. Мы подростки. Мы не знаем, что будет дальше.

— Знаю, но… — Он замолкает. — А что, если я просто ничего не вижу?

Каким-то образом я понимаю, что на самом деле он спрашивает: «а что, если я — ничто?» И мысль о том, что Джек Орсино — Герцог Орсино, которого любят и уважают так много людей, — может думать, что он ничтожен, кажется мне настолько абсурдной, что хочется смеяться, пока не заболит горло.

Или, может, заплакать.

— Тогда создай что-то. — Кажется, мой голос звучит жестче, чем нужно. — Ты вообще понимаешь, насколько ты хорош даже в том, чтобы просто существовать?

— Что? — Он выглядит удивленным, и мне хочется встряхнуть его. Хочется встряхнуть его. Или заставить его поменяться со мной местами, чтобы он наконец увидел то, что вижу я, и перестал ныть.

— Я знаю, ты считаешь меня стервой, Джек, — раздраженно говорю я, — но это потому, что я уже давно поняла, что большинству людей я не понравлюсь. Я уже понимаю, что я не для всех, но…

— Я не думаю, что ты стерва.

Я отмахиваюсь от него.

— Конечно же думаешь. Я просто хочу сказать…

— Виола, ты не стерва. — Он смотрит на меня. — Или, точнее, ты, конечно, стерва, — поправляется он, и я закатываю глаза, — но не в том смысле, в котором они думают.

— Уверена, весь мир прекрасно понимает, что это значит, Орсино. — Я из тех девушек, кого другие хотят видеть страдающим, потому что я отказываюсь быть такой незначительной, какой они хотят меня видеть. Я это знаю и не принимаю на свой счет. Если люди думают, что я стерва — это нормально. Мне не нужно, чтобы меня любили. Мне не нужно, чтобы меня принимали. Мне вообще никто не нужен, и это евангельская истина.

Не знаю, почему я не могу произнести этого вслух, но через пару минут Джек поворачивается, разглядывая меня с пассажирского места, а затем переводит взгляд на свое травмированное колено.

— Если бы ты была на моем месте, — говорит он, — ты бы уже нашла миллион других решений. Ты бы не сидела и не ждала, пока с тобой случится жизнь.

— А если бы ты был мной, — грубо возражаю я, — ты бы сейчас ехал на MagiCon со своим лучшим другом, а не возвращался с тем, кто едва выносит тебя.

Еще несколько минут мы проводим в молчании, пока мимо проносятся огни автострады. В этой тишине телефон Джека загорается, и он опускает голову, рассматривает что-то на экране.

— Я отправил брату фотографию, которую мы сделали с Цезарио, — произносит Джек, — и он спросил, нет ли у меня сотрясения мозга.

Это настолько неожиданный комментарий, что я фыркаю, и это быстро перерастает в настоящий приступ хохота. Я понимаю, что Джек смеется так же сильно. Мы просто едем и изо всех сил стараемся не надрываться от смеха из-за чего-то, что даже не должно быть смешным. Но почему-то является таковым… Кажется, что мысль о том, что я просто пошла на MagiCon с Джеком Орсино и сфотографировалась с каким-то чуваком, разодетым как фантастический принц-повстанец, не может быть смешной, но это смешно. Все это действительно смешно.

Мой живот начинает болеть к тому моменту, как я успокаиваюсь, стирая слезы с уголков глаз, а Джек продолжает улыбаться, качая головой.

— С тобой все в порядке, Виола, — наконец говорит он.

— Да, — выдыхаю я, всхлипывая, будто только что проплакала четыре часа. — Да, Орсино. С тобой тоже все в порядке.

10

Зеркальное соответствие

Джек

Мы с Цезарио выбираемся из Галлеса, страны тысячи чародеек, около трех часов ночи. Следующий крестовый поход — Гауннес, все те же сражения, но теперь с PvP-ареной в стиле турнира. (Игрок против другого игрока. Видите? Я начинаю разбираться в этом.) Цезарио ворчит в чате, напоминая мне потренироваться с горячими клавишами, а потом я засыпаю на своей привычной вмятине на диване.

Просыпаюсь ближе к полудню от вибрации телефона.

как прошел MagiCon? — пишет Оливия, и это первое сообщение от нее за последние два месяца.

отлично провел время, — отвечаю я сквозь одурманивающий сон. — хоть и скучал по тебе

ага, обидно, что я не смогла прийти, — присылает Оливия. — Ви сказала, что ей было весело!

Разум подсказывает, что надо бы над этим посмеяться: сама мысль о том, что Оливия, моя почти-девушка, пишет о том, как моя заклятая врагиня Ви Рейес отлично провела со мной время, кажется настолько нелепой, словно нас всех затянуло в Черную дыру.

Но другая часть меня ощущает, как воспоминание становится острее, словно крошечный укол в мою груди. Тот момент с Ви в машине… был честнее, чем я ожидал, и реальнее всего, что я чувствовал за долгое время.

да, было весело, — отвечаю я, потому что это самый простой вариант.

В этот момент отец стучит по подлокотнику дивана:

— Тук-тук.

— Ты звал? — спрашиваю я, размышляя о том, как написать Оливии что-то одновременно чертовски романтичное и в то же время проявить заботу и понимание ее потребности в уединении. Настоящая головоломка.

— Готов к физиотерапии? — напоминает отец, и, ах да, сегодня он замещает маму. — Может, если все пойдет хорошо, ты снова сможешь опираться на колено.

Боже, неужели это не чудо? Я поставил себе цель избавиться от костылей к выпускному, потому что уверен: как только я вернусь к нормальной жизни, Оливия поймет, что между нами ничего не изменилось. Что я все еще «я», и мы все еще «мы».

Перед глазами вдруг всплывает лицо Ви — не ее обычный хмурый взгляд, говорящий, что я идиот, а то, как она выглядела вчера вечером. «Бесконечное количество версий», — говорила она, и звезды вокруг ее глаз будто сливались с отблесками уличных фонарей.

Я моргаю, прогоняя это видение. Главное сейчас — избавиться от костылей.

— Как скоро я смогу тренироваться? — спрашиваю.

Отец выглядит так, будто готовится сказать что-то менее обнадеживающее, но вместо этого стискивает зубы и выдает нечто более разумное и, вероятно, одобренное мамой:

— По одному делу за раз. Давай сначала убедимся, что нога снова выдерживает нагрузку. — Он одаривает меня полуулыбкой. — Но это первый шаг на пути к возвращению в плей-офф.

Впервые за несколько дней мысли о рыцарях уходят на задний план.

— Тогда давай вернем мне мою жизнь, — говорю я, и отец хлопает меня по спине.

Пора возвращаться к нормальной жизни.

***

— Эй, не спеши, — говорит Эрик. — Последнее, что нам нужно, — чтобы твое колено снова тебя подвело. Помни, речь идет о балансе и стабильности. Сначала нужно укрепить квадрицепс, а потом…

— Понял. — Я порвал колено, а не квадрицепс, и с ним уже все в порядке. — Я понял.

— Расслабься, малыш. Моя задача — сделать так, чтобы ты мог играть следующие пять лет, а не пять недель. — Он присаживается, глядя на шрам после операции. — Как ощущения?

Отлично. Идеально.

— Все в порядке.

— А как с командой?

— Ждут, пока ты сделаешь свою работу, — напоминаю я, и он бросает на меня строгий взгляд.

— Впереди еще долгий путь, малыш. — Эрик встает. — Сроки не изменились. Тебе все еще потребуется около года на полное восстановление.

— У меня нет года, — расстроенно ворчу я.

Он серьезно смотрит на меня.

— Либо ты дашь себе достаточно времени, Джек, либо твое колено заставит тебя это сделать. Риск повторной травмы, если вернешься к тренировкам слишком рано, невероятно высок.

— Но ты же сказал…

— Я сказал, что ты сможешь опираться на ногу, но футбол заставляет твое тело проходить через ад. Поверь мне, я знаю. — Он показывает шрамы на своих коленях. — Как ты думаешь, как я здесь оказался?

Я молчу, и он вздыхает.