– Не думаю… Но точнее скажу после полного осмотра и снимка. Будет неприятно.
Было не просто неприятно. Лодыжку пронизывало колючей болью при каждом прикосновении. Зажмурившись, Василиса отвечала на вопросы врача.
– В целом, все понятно, – сказал он. – Снимок лишь подтвердит мои предположения. Пока это только растяжение, но достаточно сильное. Продолжать тренировки – большой риск.
Врач продолжал говорить, но Василиса слышала только отдельные слова, обрывки фраз. Мозг отказывался воспринимать информацию, в голове пульсировала единственная мысль: «На сколько дней он меня отстранит?».
Когда врач закончил говорить, в голове у Василисы царил полный хаос. Она по-прежнему не могла сосредоточиться, все вокруг словно плыло. Казалось, она вот-вот отключится, и мир поглотит темнота.
– Повторите, пожалуйста, – попросила Василиса, не поднимая глаз.
– Отстраняю вас на неделю. Нужно пройти дополнительные обследования, и, в любом случае, потребуется снимок, чтобы подтвердить диагноз.
– Нет-нет-нет! – запричитала Василиса. – У меня матч через две недели…
– И ты успешно его отыграешь, если будешь следовать рекомендациям, – бесстрастно закончил врач.
Никита сидел рядом, потягивая уже второй кофе из картонного стаканчика. Он не вмешивался, не пытался задавать вопросы, но его присутствие помогало ей не расплакаться. Мама после приема у врача, умчалась на работу, а Никита с Василисой, несмотря на то, что успевали на третий урок, в школу не пошли. От мыслей о том, что она неделю не сможет играть, становилось тошно.
– Значит, приглашение я не получу, – еле слышно прошептала Василиса, ковыряя ногтем лавку.
Уже полчаса они сидели в Центральном парке культуры и отдыха и смотрели, как кружатся кабинки колеса обозрения.
– Откуда столько пессимизма? Нога немного восстановится, и ты сможешь в полную силу отыграть матч.
– Но без нормальных тренировок я не справлюсь…
– Во-первых, не ты, а мы. Ты что, не веришь в мой профессионализм? Да я за неделю из тебя звезду баскетбола сделаю, – толкнул ее плечом Никита.
– Я не смогу, – сказала она.
Ее голос стал хриплым от сдерживаемых слез.
– Сможешь, – отрезал Никита. – А теперь пойдем кататься. Другие любуются красотами Волгограда, а мы что, хуже?
По щеке Василисы скатилась слезинка, и она вытерла ее тыльной стороной ладони. Никита поднялся первым. Одернул рубашку, смахнул невидимые пылинки с джинсов, пригладил волосы. Когда на них падали отблески солнца, они становились светлее, приобретали золотистый оттенок.
– Слишком долго на меня смотришь. Ослепла от красоты? – не удержался он от подколки, закидывая в рот очередную пластинку мятной жвачки.
– Ты неисправим.
– Какой есть.
Его протянутая ладонь показалась ей спасательным кругом.
Кабинка предательски раскачивалась. С колеса обозрения открывался потрясающий вид на город – такой, что просто дух захватывало. В приоткрытое окно залетал ветер, прохладный и свежий.
– Интересно, какая здесь высота… – пробормотала Василиса, разглядывая уплывавший вниз город.
– Пятьдесят метров, – ответил Никита.
Василиса закусила губу.
Он спокойно откинулся назад, привалившись спиной к стеклу кабинки. Его занимали вовсе не потрясающие виды на город, он внимательно смотрел на Василису.
– Боишься высоты? – поднял бровь он.
– Скажем так, я не фанатка острых ощущений.
Василиса мертвой хваткой вцепилась в железное сиденье. Кабинка поднималась все выше.
– Красиво, правда? – Никита указал рукой на город, раскинувшийся у них под ногами.
Василиса кивнула, но не могла произнести ни слова, поглощенная зрелищем. Волгоград лежал перед ней как на ладони – Волга, центр города, собор Александра Невского, купол планетария… Внизу, словно крошечные точки, сновали люди, небо было затянуто бархатным покрывалом облаков.
Василиса смотрела на маленькие домики, на блестящую поверхность воды, но в голове крутились совсем другие мысли. Воспоминания о днях, проведенных с Лебедевым, полных смеха, шуток и непринужденных разговоров, сплетались в один большой клубок волнения, трепета и каких-то новых, странных, необъяснимых чувств. Кабина медленно вращалась, ощущение полета над землей завораживало.
– Я никогда на нем раньше не каталась, – призналась Василиса, и ее голос слегка дрогнул.
– А я катался, но давно с мамой и отцом, – сказал Никита и отчего-то помрачнел.
– Что-то случилось? Ты какой-то… другой.
– Нет, – он покачал головой. – Все в порядке.
Короткий диалог прервался, каждый погрузился в свои мысли, и в этом молчании не было ничего гнетущего, наоборот, оно было комфортным, нужным им обоим.
– Хочу прокатиться здесь ночью, когда колесо подсвечено разными огнями, – вдруг мечтательно проговорил Никита.
Он повернулся к ней, заглянул ей в глаза. В этот момент между ними возникло какое-то особенное чувство, которое никто из них не смог бы описать.
– Знаешь, что еще я хотел бы сделать? – спросил он, и его дыхание стало прерывистым.
Этот вопрос заставил ее сердце забиться в бешеном ритме. Она чувствовала, как тепло растекается по телу, а щеки вспыхивают румянцем.
– Что? – прошептала она, чувствуя, как в груди разгорается жар.
– Хочу поцеловать тебя, – выдохнул он.
В его голосе звучала такая нежность, а все происходящее казалось таким невероятным, что по спине пробежала дрожь. Отчаянно хотелось согласиться. Как за столь короткое время они успели пройти такой путь. Были друзьями, а теперь… Кто они теперь? Вопреки здравому смыслу, Василиса молча кивнула.
Кабинка медленно двигалась, мир внизу растворялся в лучах полуденного солнца, а они, будто на краю вселенной, смотрели друг на друга, и, казалось, все вокруг перестало существовать.
Никита медленно наклонился к Василисе, его глаза, холодные, как льдины, очутились совсем близко. Она могла рассмотреть мелкие, едва заметные веснушки у него на носу. Заметила, что ресницы у него удивительно длинные и пушистые, такого же цвета, как и волосы. Обычно насмешливый, сейчас он стал серьезным, и от этого еще более привлекательным. «Когда у Лебедева появились такие четко очерченные скулы?» – недоумевала Василиса.
– Ты уверена? – спросил он – Скажи «нет», и я остановлюсь.
– Да, – прошептала она, чувствуя, как от предвкушения немеют кончики пальцев.
И тогда он поцеловал ее. Василиса закрыла глаза. Она почувствовала сначала легкое прикосновение к щеке, его мятное дыхание. А затем он накрыл ее губы своими. Они были мягкими, теплыми, касались ее так медленно, так осторожно, словно она была сделана из фарфора. В этот миг для Василисы не существовало страхов и сомнений – только его губы, только его запах, только его тепло.
Поцелуй был легким, нежным, именно таким, каким она его себе представляла. Она прерывисто вздохнула и наконец-то поняла, что имеют ввиду в романтических фильмах, когда говорят, что «в животе порхают бабочки».
Он легко провел большим пальцем по ее скуле и отстранился. Василиса никогда не думала, что подарит свой первый поцелуй Лебедеву, но вот он, сидит перед ней. Впервые она видела его таким уязвимым, неуверенным, забывшим о привычной браваде. Маски были сброшены. Они вновь вернулись к исходным настройкам, вновь сближались.
Василиса была в полной растерянности, в плену момента, во власти нового, нежного чувства, которое проникло в ее душу. Кабина медленно покачивалась, снижаясь, земля приближалась, но все, что сейчас имело значение – это поцелуй, все еще ощущавшийся на губах.
Она не знала, сможет ли довериться Никите так же легко, как в детстве. Но была совершенно уверена в том, что в их истории начинается новая глава. Глава, которая может все изменить.
20. Никита
Первая половина недели прошла удивительно спокойно. После ночной выходки отец в квартире больше не появлялся. Пару раз он пытался дозвониться Никите, но тот ему не отвечал. Последнее, чего ему сейчас хотелось – общаться с отцом. В следующий раз они поговорят, только когда Никита сдаст пробник, а сдаст он его на отлично, в этом сомнений не оставалось. Тогда он сможет ткнуть отцу в лицо результатами и спокойно доиграть сезон.