Конечно, Джозеф ее хочет. Тело само-собой реагирует на пылкость Иви-Рейчел. Но страх облажаться портит все удовольствие. Ему нужно остановить ее, обсудить щекотливую тему до того, как они начнут, чтобы не сесть в лужу в процессе, но в горле стоит ком.

Он позволяет девушке увлечь себя в ее комнату. Там бардак, но теплый свет винтажной лампы на столе делает спальню уютной и будто знакомой. Кровать не сильно больше дивана, но на вид кажется куда более комфортной для двоих. И для того, чем они собирались заняться.

Иви-Рейчел полна решимости. Она сбрасывает юбку и блузку в кучу одежды на кресле, оставаясь в одних хлопковых трусиках. Она очень красивая. Джозеф не может отвести взгляд от ее ладной фигурки, маленькой груди с задорно торчащими сосками и рассыпавшихся по плечам темных волос. Отворачиваться неловко, но не менее неловко, чем таращиться, как озабоченный подросток, впервые увидавший обнаженную девушку. Грин не обижается. Она принимается раздевать и его, воспользовавшись замешательством, и застывает, лишь обнаружив у Джозефа под рубашкой футболку с логотипом "Комик-кона".

Еще лучше. Брови девушки взметаются вверх, а губы кривятся в легкой улыбке. Это делает ее еще очаровательнее, даже если сейчас она искупает его в океане презрения за эту глупую деталь. Джозеф чувствует острую необходимость что-то сказать, как-то объясниться и смягчить удар.

— Это моего младшего брата, — заявляет он и тут же отвешивает себе мысленный подзатыльник. Боже, какой бред! Грин много лет работала с Эстер и должна быть в курсе, что у нее нет других детей. Джозеф же мог переложить вину на кого-то другого. На друга. На соседа. На выдуманную бывшую девушку. Но он выбрал самое идиотское из всех возможных оправданий. Конечно, Иви-Рейчел не упускает возможности ткнуть его в собственную ошибку.

— Да-а-а? — тянет она с садистским удовольствием, — Эстер никогда о нем не рассказывала.

— Она не любит говорить на эту тему, — продолжает плести Джозеф, злясь на предательски дрогнувший голос, — он связался с плохой компанией и сбежал из дома.

— А, понятно, — Грин улыбается все лучезарнее, — не представляю, что ей пришлось пережить. Что может быть хуже комиксов, видеоигр и научной фантастики? Хорошо, что ты не такой, правда?

Она не знает, даже не догадывается, что два года увлеченно обсуждала все это именно с ним. Невысказанная правда встает между ними и теперь беспокоит Джозефа куда сильнее, чем отсутствие у него богатого опыта в постельных делах. С этого и стоило бы начать. Иви-Рейчел сможет пережить разочарование в нем как в любовнике, но едва ли простит обман. Но ему так и не удается вытолкать из себя откровения. Изо рта опять сыпется какая-то чушь.

— Конечно. Ненавижу все это дерьмо. Взрослые люди не интересуются такими вещами.

Грин странно смотрит на него. Даже Мона Лиза позавидовала бы тому, как загадочна и многозначительна сейчас ее улыбка. И почему, кстати, она улыбается? Ей стоило бы разозлиться.

Вместо этого девушка подходит к письменному столу и спихивает в сторону пирамиду из книг, чтобы достать ту, что лежит в ее основании. Она все еще почти раздета, из-за чего Джозеф мгновенно теряет нить разговора. Грин во всей красе демонстрирует аппетитную задницу в тонком белье, нагнувшись над столом. И эта задница перетягивает на себя все внимание. Иви даже приходится повторить, когда она приближается к Джозефу, чтобы протянуть ему найденную книгу.

Он кое-как отрывает глаза от почти обнаженной девушки и опускает взгляд на обложку.

— Возьми, — говорит Грин, — может быть… изменишь свое мнение.

Джозеф вырывает у нее книгу, как ему кажется, слишком резко. Но он торопится, скрывая тремор в руках, который, без сомнения, наведет девушку на какие-нибудь подозрения. От выбора книги ему становится не по себе. Любое из объяснений такого решения со стороны девушки, назвавшейся Рейчел Роузен, было бы паршивым. Или она на что-то намекает… или она пытается увидеть на месте Джозефа кого-то другого. Кого-то конкретного. Своего друга по переписке, накануне блеснувшего познаниями в эротических наказаниях, к слову, почерпнутых из интернета. Так вот почему она резко сменила гнев на милость… Друг далеко. А Джозеф близко. Ей нужен кто-то реальный, чтобы претворить те фантазии в реальность.

Джозефу хочется провалиться под землю или попросту сбежать, что куда осуществимее в данный момент. А Иви Грин сама подбросила ему подходящий повод, чтобы выстроить линию защиты. Снова нарваться на конфликт с ней — меньшее из зол. Он готов даже получить по физиономии, лишь бы не признаваться, что держит в руках любимую книгу. Книгу, с которой два года назад началась его дружба с таинственной незнакомкой. С девушкой, что стоит перед ним в одних трусиках, такая красивая и соблазнительная в теплом свете настольной лампы, что путаются мысли. Джозеф не представляет, как сказать ей правду, глядя в глаза.

Он привык прятать эту сторону своей жизни. Никто не должен ее видеть. Никому нельзя знать. Иви-Рейчел просто не понимает, какое ее ждет разочарование. Она оденется и выставит его вон. Она-то уверена, что тогда познакомилась в баре с крутым парнем, а не с застенчивым гиком, крайне неловким в общении с женщинами.

— Мне некогда, — говорит Джозеф, — у меня много работы, — он демонстративно смотрит на часы, когда-то ставшие яблоком раздора, — кстати, рабочий день начинается уже через четыре часа.

Он ждет, что Грин пропишет ему по лицу или поднимет крик. Ее улыбка медленно гаснет, но она не торопится бросаться в атаку, Джозеф-то рассчитывал, что ее страшно оскорбит подобное заявление, вполне в духе того засранца, которым она считала его все это время. Он подозревает, что беда в слишком расплывчатой формулировке. Надо было прямо сказать: раз разделась — то давай к делу. Мне плевать, чем ты интересуешься. Мне плевать, что тебя вдохновляет.

Стоит попробовать. Он собирает волю в кулак, чтобы придать голосу твердости и не выдать своего волнения. Ему страшно, как не было никогда в жизни. Сама того не зная, Иви-Рейчел подобралась слишком близко к опасной территории. Джозеф испытывает острую потребность защититься. И лучшая защита, как ему известно, это нападение. Он напоминает себе, что когда-то хотел стать писателем. Они только и делают, что жонглируют словами, как ловкие фокусники. Слова — единственное оружие, что есть у него под рукой.

— У нас не так много времени, чтобы тратить его на какую-то ерунду, — говорит Джозеф, — мы же собираемся переспать, верно? Или я неправильно тебя понял? Ты устроила стриптиз, чтобы поболтать о своих увлечениях? Если так, то сорян, мне это неинтересно.

— Зачем ты это говоришь? — тихо спрашивает Грин. Его обжигает тоска в ее голосе, но он не собирается останавливаться, ему только удалось настроиться на нужную волну.

— Хочу расставить все по местам, — продолжает он, — у меня для тебя плохие новости. Кое в чем ты права: ты не та девушка, которых снимают в барах. Такие как ты никому не нужны. Это, — он окидывает комнату рукой, — выглядит жалко. Все эти книжки, бардак, убогий домик. Лучше не приводи сюда никого. Тебе стоило не енота ловить, а поехать в приют и взять себе нормального питомца, чтобы скрасить одиночество.

Иви молчит. И ее молчание куда хуже, чем пощечина. Она словно становится меньше, чем есть, обнимает себя руками, прикрывая обнаженную грудь. Красивую грудь, которую так и хочется попробовать на вкус. Но пусть этим займется кто-то другой. Кто-то, кто сможет оправдать ее ожидания.

Джозефу больно на нее смотреть. Трудно сдержаться, чтобы не сгрести ее в охапку, поцеловать и признаться, что каждое слово было ложью и беспомощным блефом. Это максимально далеко от того, что он думает и чувствует на самом деле. Просто он трус, не такой как отец. Но отец умер — его храбрость, граничившая с идиотизмом, не довела его до добра.

Мысли об отце злят Джозефа еще больше. Чтобы отвлечься, он подбирает с пола свою рубашку, накидывает на плечи и отворачивается. Пальцы не слушаются, и пуговицы никак не желают продеваться в мелкие петельки.