Она вытаскивает телефон, который при появлении начальника торопливо затолкала под монитор, но новых сообщений нет. Это она не успела ответить на последнее. И Иви по-прежнему теряется, что писать. Ей хочется высказаться, но она не уверена, что это уместно при их поверхностном уровне общения. В конце концов, она решает, что куда безопаснее будет свести все в шутку. Она делает так всегда, когда ей трудно говорить откровенно. Поэтому немногочисленные друзья, коллеги и знакомые считают ее той еще юмористкой.

«Нет, все они мертвы»— пишет она и тут же добавляет — «мои враги».

«Надо же. А ты опасная крошка, так? Тебя лучше не злить? На всякий случай: ты часом не хакер, способный отследить мое местоположение? Мало ли…»

Еще один намек? Иви поднимает глаза и наблюдает, как остальные коллеги рассаживаются по местам, здороваются и делятся последними новостями. Она далеко. Ее мысли мечутся по всей земле, выстраивая новые фантастические гипотезы. Сегодня утром ей почему-то особенно хочется знать, кто ее загадочный собеседник. Но спрашивать прямо она не станет. Она боится, что разрушит все хорошее, что у них есть. Она надевает привычную броню.

«Просто не зли меня, ок?»

«Договорились». Продолжение приходит через минуту, Иви даже не успевает отложить телефон, нагревшийся от того, как сильно она стиснула его во взмокшей ладони.

«Это вызывает уважение, что ты справляешься сама, но немного грустно. Возможно, мне хотелось бы разобраться с твоими обидчиками».

Иви отупело пялится в экран и читает сообщение несколько раз. Не зная сама почему испугавшись, она выдвигает ящик и швыряет девайс туда. Она оправдывает себя — рабочий день начался, а переписки отвлекают ее от работы. Она не подписывалась вечером выслушивать претензии начальника из-за своей невысокой продуктивности. Он постоянно ищет, чем ее уязвить. Не стоит давать ему весомый повод. Впрочем, едва ли найдется более весомый повод, нежели ее сегодняшнее хулиганство.

А с ее обидчиками… обидчиком… сегодня будет разбираться кое-кто другой. Кое-кто пушистый, топот чьих крошечных когтистых лапок она слышит над потолком даже за всеобщим гомоном.

Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится пред глазами, но бывают и другие ситуации, неплохо стимулирующие память. Джозеф уверен, что эта — одна из них. Небеса распахивают хищную пасть, вернее, потолок офиса распахивает хищную пасть, и вместе с ошметками гипсокартона, пластиковых панелей и старой проводки, на грешную землю снисходит страшное, рычащее, все белое от гипса создание — апокалипсис в чистом виде. В следующее мгновение в кабинет с ружьем врывается Харрис. Он кричит:

— Где он? Где эта тварь?!

Вот тогда-то Джозеф и вспоминает события, предшествовавшие этому представлению. Длинную-длинную цепочку событий, цепляющихся друг за друга, как петельки в бабушкином макраме. Много вещей, на первый взгляд, никак не связанных, но каким-то образом ставших суммарной причиной катастрофы.

Без сомнения, к этому имела непосредственное отношение его, Джозефа, мать, ведь ничего плохого в его жизни не происходило без ее вмешательства. Он наивно полагал, что сбежал из зоны влияния ее деспотичного характера, убравшись на максимально удаленное расстояние от отчего дома. Другой город, другой штат, другое побережье, а потом и вовсе другой континент! Но какому-то придурку понадобилось изобрести телефон, чтобы одной ночью, примерно полгода назад, мать позвонила и слабым, страдальческим голосом сообщила, что находится при смерти. Но какое отношение к этому имеет злосчастный енот?

Енот не просил Джозефа приехать, не заклинал обернуться зловредным привидением и не дать мужчине покоя до конца его дней, если он ослушается. Это все была она. Коварная, хитроумная женщина (язык не поворачивался назвать ее гадиной, несмотря на все происки). Мать и не думала умирать. Она сидела в саду, в своем любимом ротанговом кресле, и выглядела куда лучше, чем сам Джозеф после длительного перелета и нескольких часов за рулем. Улыбаясь, она сообщила: у нее подскочило давление, но сейчас все в порядке. Так почему бы ему не остаться, раз уж он все равно проделал такой долгий путь? На день. На месяц. На год. Навсегда. Ей не помешала бы его помощь. Да и семейный бизнес…

Джозеф, конечно, ужасно разозлился и ушел, хлопнув дверью. Глупо было винить енота, что, убегая из отчего дома, мужчина позабыл на крючке в прихожей свою куртку, в кармане которой лежали ключи от машины, телефон и очки. Имея с собой только бумажник, и не имея желания возвращаться назад сразу после ссоры с матерью, он потащился в ближайший бар, чтобы утопить горе в стакане.

Этот день был ужасен со всех сторон, но в нем нашлось и место кое-чему приятному. Этим приятным была девушка — она сидела поодаль за барной стойкой и выглядела откровенно скучающей. Благо, достаточно близко, чтобы Джозеф мог разглядеть ее без очков со своим-то поганым зрением. Ну, так ему казалось в тот момент. На деле он отметил лишь общие черты, применимые ко множеству других девушек, не только к ней. Темные волосы, собранные в высокий хвост, миловидная физиономия, толстовка и джинсы — слишком буднично для окружающей обстановки. Она казалась неуместной и явно чувствовала это, скроля ленту в социальных сетях вместо того, чтобы толкаться среди публики на танцполе.

Джозеф пересел поближе к ней. И его уставший после двенадцатичасового перелета, дороги и эмоционально-истощенный мозг не смог сгенерировать фразы лучше, чем:

— Дома интернет отключили?

— Чего? — переспросила девушка. Она шустро окинула его оценивающим взглядом с головы до ног. И, вроде как, ей что-то не понравилось.

— Я не та телка, которую можно легко склеить в баре, — заявила она, сморщив нос, — советую поискать в другом месте.

Теперь была очередь Джозефа недоумевать:

— Что, прости?

— Ну, — она покрутила рукой в воздухе, — ты же за этим здесь? Подцепить провинциальную дурочку, а наутро смыться обратно в свой холостяцкий пентхаус в большом городе?

— Да с чего ты взяла? — изумился Джозеф.

— Ой да ладно, — фыркнула девушка, — я не слепая. Одни только твои часы стоят дороже, чем моя колымага. Знаем мы вашего брата. Но я на такое не ведусь. Вон там, — она кивнула на танцпол, — найдется подходящая соска.

Ее слова были не менее ошеломляющими, чем падение енота с потолка, произошедшее полгода спустя, не без участия этой самой девушки. Тогда Джозеф открыл рот и снова закрыл. Он терялся, не зная, что сказать. Сказать и не обидеть, ведь натерпелся и без странных претензий незнакомки. Ему еще предстояло наутро снова лаяться с матерью, вернувшись за забытыми вещами.

— Ты всегда развешиваешь ярлыки на людей, которых видишь впервые в жизни?

Она, кажется, немного смутилась. Но в баре было темно, а отсутствие очков мешало разобраться в выражении ее лица. Оно было слегка размытым и оттого загадочным.

— Всегда. С тех пор, как один такой тип соблазнил мою подругу, — призналась девушка, — она хорошо провела время, но теперь воспитывает ребенка одна, ведь его папаша даже не удосужился ей перезвонить.

— Мне жаль, — сказал Джозеф, — но я не имею к этому никакого отношения. Я всегда перезваниваю, — почувствовав пристальный взгляд девушки, он хлопнул себя по лбу, — боже, нет. Я не так чтобы часто кого-то «снимаю», «снимаю» вообще… Я не из этих, короче. У меня ничего такого и в мыслях не было, просто поболтать. Мне показалось, что тебе не очень-то весело здесь.

— Ты ошибаешься, — возразила девушка, — мне охереть как весело, — смягчившись, она добавила, — ладно, ты прав. Я просто сопровождаю подругу, она не оставляет надежды отыскать своему чаду папашу. Не того, так какого-нибудь другого… И, кажется, она преуспела.

Девушка закрутилась на стуле, вглядываясь в толпу. Обернувшись обратно к стойке, она залпом допила коктейль, стоявший перед ней. Или что там было в высоком стакане.

— Она ушла, — сообщила она, — и теперь я свободна от своих обязанностей «второго пилота». Извини, что наехала. Убеди меня в том, что я ошибалась на твой счет.