Да он же так его убьет! На кой черт ему эта грязь?!

— Костя! — кричу я, вылезая из машина на негнущихся ногах.

Он будто отмирает. Отпускает Пашу и тот закашливаясь валится на тротуар.

— Я надеюсь я достаточно доходчиво объяснил, — цедит бывший муж, переключает внимание на своих ребят: — Приберитесь тут. И сделайте так, чтобы он ни мне, ни моей жене больше никогда не попадался на глаза.

Костя возвращается ко мне и видя его разъяренное лицо я без лишних слов усаживаюсь в машину.

Он садится рядом и хлопает ладонью по водительскому сиденью, давая команду водителю ехать. Сам в окно смотрит.

Боюсь даже сказать что-то. Я так испугалась. А еще мне дико стыдно, что Костя уже второй раз спасает меня от Паши.

Прямо как раньше. В любой непонятной ситуации мой муж был рядом. Всегда защищал меня и оберегал.

Не сработало лишь раз…

Мне больно и неловко. Но я должна хотя бы поблагодарить его за помощь.

— Костя, — голос совсем осип от попыток позвать на помощь.

И Костя совсем не реагирует, будто вовсе не слышит меня.

— Кость, — нерешительно касаюсь его плеча пальцами, как вдруг он поворачивается, ловит мое запястье и притягивает меня к себе.

— Значит даже это дерьмо заслуживает пощады, а я нет?!

— Ч-что? — ошарашено выдавливаю я.

— Ты остановила меня! Не позволила ему навредить. Гондону, который тебя ударил, в ментовку сдал, похитить хотел, — рычит он мне в губы.

— Д-дело не в нем… — пытаюсь я оправдаться, но голос глохнет.

— А меня! — перебивает меня Костя. — За одну единственную ошибку жизни лишила. Без суда и следствия. Просто отрезала и ненавидишь!

Смотрю ему в глаза, хмурясь от боли. Смаргиваю слезы:

— Ты злишься, что я не смогла тебя простить? — чувствую, что во мне закипает злость.

— Ты могла хотя бы дать нам шанс! Но ты ушла, будто я для тебя больше не существую. А этого червя жалеешь…

— Потому, что на Пашу мне плевать! — рявкаю я в ответ. — Я никогда не любила его, а тебя… — осекаюсь, осознавая, что ляпнула лишнего.

Костя смотрит так, будто очнулся. И все понял.

Вот черт. Только ни это…

— Выходит, — его взгляд с каким-то болезненным теплом скользит по моему лицу, — ты перестанешь злиться на меня только тогда… когда разлюбишь?

Я даже ответить ничего не успеваю, как он вдруг впивается жадным поцелуем в мои губы…

Должно быть это адреналин от неудавшегося похищения играет со мной злую шутку. Да именно он. Ну точно!

Потому что я уверенна на все сто, что при обычных обстоятельствах, я бы ни за что не позволила бывшему мужу вот так нагло себя целовать.

И уж тем более не стала бы отвечать на его поцелуй…

Только если совсем с ума сошла. Может конечно от стресса слегка и поехала головой. У меня просто нет других объяснений, какого черта я творю!

Костя притягивает меня к себе на колени и прямо рычит от удовольствия, когда я позволяю себе обвить руками его широкую шею.

Что вообще происходит?

Еще вчера на порог его пускать не хотела. Подумывала грешным делом, не переехать ли, чтобы он снова забыл о моем существовании и не узнал о сыне, а тут вот так просто отдаюсь в его руки. И кажется на полном серьезе собираюсь раскрыть ему свой секрет.

Ладно, справедливости ради, это ведь и правда только ради Тёмы. В смысле правду раскрыть. А вот зачем я все же позволяю ему себя целовать? Вернее даже целую его в ответ… загадка.

Должно быть просто на фоне закидонов Паши этот гад моему подсознанию стал казаться более выигрышным вариантом.

Хотя какие нахрен варианты?! Мир же не только из моих бывших состоит! Рано или поздно пройдет у меня обида на весь мужской род и я найду себе нормального.

Или совсем отчаялась? Ну не перевелись же они совсем, в конце концов?

Ладно с Пашей обозналась. Но там я реально действовала от противного. Просто хотела найти максимально непохожего на бывшего мужа. И надо сказать мне это удалось. Ведь Паша и в подметки Косте не годится.

Но вот именно в том, от чего я так хотела себя уберечь они и оказались схожи.

А раз нет разницы, то выходит, что я могу себе позволить искать такого же, как Костя. Огромного. Заботливого. Медведя.

Только верного.

Но чтобы целовал так же, как этот предатель бесстыжий…

Он так нежно прикусывает мою губу. Целует подбородок, шею:

— Наденька моя, — хрипит между поцелуями, окончательно добивая меня, — Надюша…

— Кость, перестань, прошу…

— Не хочу переставать, маленькая моя. Я так соскучился. Ты себе представить не можешь. Или можешь… Скажи, ты ведь тоже скучала по мне?

— Нет, — вру я.

Ведь признаться — больно для гордости.

Однако в моей жизни не было и дня, когда бы я хоть на секунду не подумала о Косте.

Он всегда со мной. В его маленьком сыне.

И кажется пришло время проглотить свою обиду ради Тёмы и дать бывшему мужу шанс узнать о том, что у него есть еще один ребенок.

— Кость, нам надо поговорить, — предпринимаю еще одну попытку оттолкнуть его, чтобы посмотреть в глаза.

Он наконец поддается:

— Согласен, надо. Давно, — хмурится, будто с духом собирается.

Я пользуясь возможностью слезаю с его коленей, усаживаюсь на сиденье рядом и оправляю свою одежду, пытаясь решить с чего начать свое признание.

Но Костя заговаривает первым:

— Насчет того случая, Надь, — он неприязненно морщится.

А я даже не сразу понимаю о чем он говорит. Но он уточняет:

— На корпоративе, когда я с Даной…

— Боже, не надо! — вздрагиваю, и даже отползаю от него по сиденью.

Но Костя ловит меня за руку:

— Надо, Надюш, — настаивает он обманчиво мягко. — Знаю, что тебе больно об этом вспоминать, но я настроен серьезно, потому обязан наконец объясниться. Я должен был сказать раньше, но обстоятельства не позволили и ты не хотела слушать. Сейчас понимаю, что не хочу оставлять это между нами.

— Если не собираешься аргументированно доказать, что у тебя с теми бабами ничего не было, то лучше заткнись, — отрезаю. — Ах да, ты же не можешь этого доказывать, ведь твоя милая малышка — живое доказательство твоего предательства. Спасибо, что хоть не от всех трех шлюх детей заимел. Значит не предохранялся ты только с матерью Аленки? Остальные не вызвали у тебя такого доверия? — мои вопросы сочатся ядом.

Но ведь он сам толкнул меня на эту дорожку. Была бы моя воля, я бы никогда об этом не вспоминала. А теперь мне просто снова хочется его убить, а никак не рассказывать о сыне. Ненавижу.

— В том и дело, Надь, — Костя сжимает мою ладонь в своей крепче, не позволяя мне освободиться. — Я вообще ничего не помню с того корпоратива. Знаю, что это меня никак не оправдывает. Но если честно, я был уверен, что меня просто опоили и решили развести на бабки. Я хотел все выяснить и принести тебе доказательства. Однако… Дана сказала, что беременна. И я должен был сначала убедиться, что ребенок не мой.

Мы оба знаем, чем это закончилось, но он продолжает:

— Я не хотел причинять тебе еще большую боль, — он немилосердно целует мои пальцы. — Клянусь, думал, как только убежусь, что она соврала, приду к тебе и во что бы то ни стало докажу, что у меня с ними ничего не было. Но ДНК-тест показал, что Аленка моя. Девяносто девять и девять. Все как положено. Клянусь, я несколько раз перепроверял. В строжайшей тайне от Даны, чтобы она не могла подтасовать биоматериал. Она моя. И плевать, что я совсем не помню, как мог такое допустить. Как ты и сказала: моя дочка — живое подтверждение того, что я облажался. И я просто не смог позволить себе прийти к тебе с подтверждением своего косяка. Но ты себе представить не можешь, как сильно я хотел…

— А что изменилось, Кость? — выдавливаю сухо, а в глазах слезы стоят. — Тебе стало меня не жалко? Или перестало быть стыдно? С чего ты вдруг решил, что я обязана все это слушать теперь?!

— Ничего не изменилось, Надь. В том и проблема. Я увидел тебя снова, еще в больнице, когда Дана посмела на тебя рот открыть и понял, что вообще ничего не изменилось у меня к тебе. Я все еще хочу смотреть только на тебя. Оберегать тебя. И просто хочу я тоже только тебя. Мне больше никто не нужен. Клянусь. Все эти четыре года я будто в криокамере был. Не жил — существовал. А ты врезалась в меня там, в холле больницы и будто снова растопила. Мне так снова жить захотелось. Надь. Умоляю, позволь мне снова жить, а?