— Ешьте! Ничего не отравлено, я чту законы гостеприимства, — сказал я и сам присел во главе стола.

Я хозяин, ко мне пришли, а не я бегаю по встречам, а еще я могу считать себя равным своим гостям или даже выше их по статусу. Так что чуточку, но я возвышался над столом. И дело не столько в моих габаритах, ставших уже поистине громадными, а в том, что стул, на котором я восседал, был с чуть удлиненными ножками, специально искали.

Сперва аккуратно, а после уже не стесняясь, гости стали набивать себе животы. Этикет? Правила поведения за столом? Нет, не слышали.

На столе уже стояло сразу же шесть разных блюд, в том числе из Руси-матушки. Например, имелась квашенная капуста и штук двадцать соленых огурцов. Кроме солений, на самом деле, было что употребить и посерьезнее. Для меня сало, подкопченное, с травками и чесноком — произведение искусства. Еще икра была, и красная, и черная, копченая рыба, вполне сносные лепешки, хотя в Константинополе и лучше можно купить. Муку из дома я также вез. Ну, и гречневая каша, переперченная, в знак благосостояния и богатства.

Я не хотел так уж сильно удивлять гостей едой. Они даже не оценили по достоинству жареных кур, которые, между прочим, мариновались в сделанном мной майонезе. Было важно, чтобы меня воспринимали, как человека с понятиями, не варвара, а тем, кто все правильно сделает, привычно для «цивилизационного» человека. По крайней мере, если византийцы поймут, что я не наивный русский парень, мы быстрее перейдем к сути разговора, а не будем пляски с бубном отплясывать, окручивая друг друга витиеватыми фразами и намеками.

— Перейдем к делу? — спросил я, когда гости несколько пресытились, но явно не наелись.

Если собеседник распробует еду, но отложит ее поедание, оппонент также будет несколько теряться, думать, как бы еще кусочек урвать, а не о том, чтобы давить на меня своим авторитетом.

— Сразу скажу тебе, Никифор, что прощать твой поступок не намерен. Какие предложения по вире за отравление ты предложишь? — решил я несколько разъяснить вопрос своей вражды с нобилиссимом.

— Готов серебром откупиться. И скажу лишь одно, что действую и действовал только в угоду империи. Сейчас ты нам нужен, тогда я видел в тебе угрозу женитьбы василевса. Разве Евдокия в тебя не… — под пристальным взглядом евнуха и Арсака Никифор замолчал.

Может, и правильно, что не договорил. Оскорблений в отношении княжны и себя я больше терпеть не стал бы. Разговор на этом бы и закончился.

— Восемьсот марок серебром! — озвучил я сумму выкупа.

Хорошо, что больше никто не ел, так как после озвученной цены можно было и поперхнуться. По сути, марка представляла собой гривну серебром. Много, но для меня не критичная сумма. Я прибыл в Константинополь с двумя тысячами гривен, да еще с товарами, выгреб все деньги, что были. Но никогда не помешает еще заработать.

Интересным было видеть то, что, когда встал вопрос о деньгах, взгляды гостей обратились к евнуху Дионису. Он, видимо, тут главный денежный мешок. Это можно было предположить по одежде и перстням, что украшали все без исключения пальцы недомужика.

— Деньги привезут сюда завтра же в полдень. Встретить нужно. Сумма большая, — сказал Дионис, а я кивнул, более не комментируя вопрос виры.

Нет, я не простил Никифора, но то, что его проступок принес мне немалую прибыль, факт. Больше смогу подарить Софийскому собору свечей, бумаги и ладана, можно чуть меньше оставлять этого товара на продажу. А это узнаваемость, благосклонность патриарха, что только в плюс.

— Я слушаю сперва Геркула, прошу простить меня, но дела Братства на первом месте, — я пристально посмотрел на витязя и сказал, уже обращаясь только к нему. — Ты еще в Братстве? Почему в Константинополе ходят люди с символами Братства Андрея Первозванного?

Геркул не стушевался. Он несколько терялся в компании таких знатных византийцев, как Никифор, Дионис, Арсак, но в отношении меня не показывал ни страха, ни жеманности. Вел себя так, как ведут люди, точно зная, что не только ни в чем не виноваты, но и достойны похвалы.

Уверен, что Геркулу удалось проделать большой объем работы не без помощи партии «синих», к которой он примкнул. Например, база византийского филиала Братства сейчас расположена в тренировочном лагере катафрактариев Арсака. Там они тренируются, временно получив коней и все обмундирование. Армянин не прост, смолчал о таком факте, ни разу не обмолвился ранее, что он делает для моей организации.

— Набрано три сотни конных и четыре сотни пеших. Можно было бы больше, но… — докладывал Геркул, однако, его перебил Дионис.

— Но… деньги любят счет. И кормить, одевать, содержать такое количество воинов — это много серебра. Я готов и далее это делать, даже оплатить такой же набор воинов, но нужно согласие твое, воевода, участвовать в делах наших. Иначе, имею одни убытки, которые я хотел бы стребовать с тебя, — сказал евнух.

— Ты, Дионис, чьи интересы представляешь? Генуя, Пиза, византийские купцы? — немного уже понимая расклады, спрашивал я.

Тон евнуха мне не понравился. Стребовать он деньги хочет? Так договора мы не подписывали и по рукам не ударили, чтобы я принял на себя обязательства. А так… Спасибо, но дальше сами. Средства на дальнейшую подготовку бойцов есть. Вопрос только возникает, насколько я могу такими воинами распоряжаться. Мне нужно лишь безусловное подчинение, когда эти бойцы отправятся на Русь и составят конкуренцию иным воинам, например, бродникам. Только так, с ротацией и в здоровой соревновательной атмосфере, можно несколько снизить опасность бунтов и неповиновений. Всегда одна сила может покрыть другую. Но и работать над тем, чтобы все братья таковыми и являлись, пусть это и сложно.

— Тебе нужны люди и средства, чтобы их готовить. Мы уже дали часть из того, что может получить Братство, будет помощь нам тут, в Константинополе, будет еще больше денег и воинов, — уходя от ответа на предыдущий вопрос, обтекаемо говорил Арсак.

— Позиция василевса какая? — спросил я.

Это очень важно. Может быть так, что император против всех начинаний этих «синих», и тогда я могу стать тем, кого просто подставляют под удар. Понятно, что Братство считают разменной монетой в большой игре, ноне всегда нужно отказываться от такой роли. Ведь важен еще курс размена.

— Колеблется, — сказал Геркул, а Никифор с неудовлетворением на него посмотрел. — Он хочет избавиться, но связан договорами, обещаниями. А вот, если народ, жители Константинополя и других городов…

Пару очков в карму Геркулу, что все-таки сдает инсайдерскую информацию. Вероятно, он все же играет на моей стороне.

— И вы хотите создать общественное мнение? — догадался я. — Помочь сформировать свою позицию императору, чтобы он решился на поступок?

Переговорщики стали пересматриваться друг с другом.

— Я говорил, что он мудр и смотрит на многие вещи не как варвар, — с нотками торжества в голосе сказал армянин.

— Что я с этого имею и какие гарантии того, что мои люди не станут единственными, кто будет участвовать в погромах? — задал я очередной вопрос, повергая всех в состояние удивления и задумчивости.

Составлять общую картину из разрозненных данных, собранных во многих источниках, — это та способность, без которой офицером во всех смысловых понятиях этого слова не стать. Я, смею надеяться, был в иной жизни офицером. В любом случае, думать умею.

Евнух Андроник говорил о настроениях в Константинополе. Тут все очень сложно, но наметилась тенденция объединения общин против единого врага. Венецианцы перехватывают торговые пути, устанавливают цены в Великом городе, как и в других городах империи. Понятно, что цены высокие. Они стали кем-то, кем стали евреи для европейского общества в девятнадцатом и в начале двадцатого века. Их ненавидят, пусть ненависть зиждется на пустоте и домыслах. Если в акведуке нет воды, значит, выпили… венецианцы. Если в акведуке есть вода, значит… венецианец помочился туда. Вот, примерно, как относится толпа к этим купцам.