— На десять часов! — закричал Ефрем, не отстающий от меня ни на шаг.
Выучил своих по часам ориентировать. Часов нет, а ориентация есть.
Я повернул голову влево и увидел не меньше полусотни вражеских бойцов, бегущих на нас. Накидки на этих воинах говорили о том, что нам придется столкнуться с элитными мечниками, которыми пугали все пленники. Было бы интересно сразиться с кем-нибудь изних. Может, это, действительно, мастера искусства, предшествующего «испанской дестрезе», но не сейчас.
— Уходим направо, Мирон, поджигай порох! — выкрикнул я и вся группа стала удаляться в противоположную сторону от спешащих убить нас мечников.
Получалось, что мы передвигаемся параллельно зданиям с заложниками. И сейчас только выигрываем время для себя и для контратаки. Мирон должен справиться, он тренировался на ходу поджигать промасленную тряпку с бочонком пороха. У него есть и четверо подчиненных, которые также обучались работать с порохом. Не долго обучались, даже без взрывов, с наполненными бочонками с песком, но тут важно былоумудриться на ходу поджечь условный фитиль. Пусть кресала у бойцов проверенные, хорошо высекающие искру, но ситуация, мягко сказать, нервная, нестандартная.
— Есть три! — выкрикнул Мирон, сообщая, что три бочонка уже готовы к использованию.
— Движение сто шагов и всем стоять! — приказал я.
Бочонки были просто брошены на дорогу, по которой мы и убегали. Рассчитать, чтобы они взорвались по приближению противника было невозможно, тут только надеяться. Между тем, расчет был не столько на поражающие свойства заряда, это пойдет как бонус и там есть камни, которые должны разлетаться метров на тридцать, если судить по единственным испытаниям. Я думал ошеломить, контузить звуком, удивить и устрашить противника. А после добрая сталь поможет уничтожить преследователей и, как я понял, главных охранников заложников.
— Бух-бу-бух! — Константинополь познал впервые грохот пороха.
Звук был столь громким, что и у меня частичнозаложило уши. А мы были в метрах ста двадцати от эпицентра взрывов. Три последовательных «бабаха» ошеломили и противника, и моих воинов, но русичизнали, пусть и примерно, чего ожидать, а вот противник нет. Помножим все это на религиозный экстаз и…
— Разворот! — закричал я. — Бей их!
Я был впереди своего отряда, оказался позади его. Не смог всего разглядеть, но, когда подбежал к противнику и все же обагрил свою саблю венецианской кровью, понял… Я создал страшное оружие. Для местных реалий — это… Как бы не объявили пособником дьявола. Ладно, если это сделают враги, так и свои могут запросто окрестить.
Вокруг валялись тела убитых, даже на первый взгляд,натренированных, вражеских воинов. В честной схватке мой отряд, численно уступающий противнику, был бы уничтожен, пусть и мы бы половину венецианских мечников извели, от этого мало утешения. А вот использовали три небольших, скорее, малых, бочонка с порохом, и результат ошеломляющий.
Мечники частично были ранеными, частичнооглушенными и растерянными, когда на них, разрядив оставшиеся арбалеты, навалился мой отряд. Убивать человека, который держится за уши и даже не слышит о твоем приближении, а от дыма не видит тебя, легко. Это не поединок, это убийство. И пусть мы убийцы, пусть нас осудят «честные» бойцы, но на войне все средства хороши.
Минута и все, нет больше элитной полусотни мечников. Четырех бойцов потерял и я, все же не все враги окончательно растерялись в сложившейся обстановке и некоторые успели поразить и воинов Братства. Но такой размен был приемлем. Это война, здесь умирают.
Взрывы возымели дополнительный эффект. Те разрозненные группы венецианцев, которые поспешили в нашу сторону, стали разбегаться, устрашаясь непонятных, а оттого еще более ужасающих, взрывов.
— Ефрем, мне нужно знать, как дела у Стояна! — выкрикнул я, когда была выломана дверь в первое здание с заложниками и уничтожены еще десять охранников.
Задачей Стояна было взять соседнее здание под свой контроль. Там также были заложники. И, судя по тому, что я слышал ранее звуки боя, сотник приблизился к цели. А вот чем закончился этот бой, я не знал. Теперь с той стороны тишина.
— Все целы? — выкрикнул я на греческом языке.
Обращение было в темноту, где явно расположились битком набитые в комнате люди. Глаза не привыкли к такой тьме и я мало чего различал. Если бы тут схоронились охранники, они могли бы больше нанести нам урона.
— Кто ты? — ко мне, кряхтя и чуть передвигаясь, даже с помощью посоха, подошел старик.
— Воевода Братства Православного Андрея Первозванного, — отвечал я горделиво, нарочито громко, чтобы услышали все присутствующие.
— Мой род тебя отблагодарит, — сказал старик, а я стал рассматривать людей.
— Факелы зажечь! — выкрикнул я своим бойцам.
Темнота расступилась, как только был зажжен первый факел. В большой комнате, скорее, я бы ее назвал «залом», расположилось много людей. До тридцати человек точно. Тут воняло экскрементами и мочой, хрипло кричали дети, которые, видимо, сорвали голосакриками, стонали женщины. На тех людях, что были рядом со мной и которых я мог рассмотреть, были следы насилия. У некоторых женщин были порваны платья. Учитывая, что эта часть женщин была наиболее привлекательной, можно было сделать однозначные выводы, что их здесь насиловали. Причем, вполне возможно, что прямо здесь, чтобы иные видели «подвиги» террористов. Только так — террористов!
— У вас еда есть? — спросил тот же старик.
— Нет… почти нет, — отвечал я.
На самом деле у каждого бойца был кусок солонины и несколько сухарей, этого пайка должно было хватить на сутки интенсивной боевой работы. Делиться пайком? Сложный, на самом деле, вопрос. Ослабевший воин — это смерть для всех. Но, с другой стороны, как же не помочь детям. Взрослые обойдутся, а вот дети…
— Немного мяса и сухарей дам, но только детям. Потерпите еще немного. Если все пойдет по плану, уже должен начинаться приступ квартала, — сказал я и отдал необходимые распоряжения ближайшим воинам.
Со мной внутри здания были только пять человек, вот они, а также и я сам, отдали весь свой паек. У меня в суме были еще финики, так что детям еще и сладеньким полакомиться получится.
— Стоян занял соседнее здание. У него пятнадцать человек минус, четыре заложника минус. Один венецианский акаем резать стал людей, когда понял, что здание захвачено, — доложил через минут десять Ефрем.
Плохо, в группе Стояна было пять десятков человек и они должны были идти разными маршрутами. Может быть, что какая-то группа не вышла в назначенное время. Или потери при штурме такие? Не уточнил, и нет времени для анализа нюансов. После разбирать операцию будем.
Мои воины занимали оборону, заряжались арбалеты, в том числе и которые трофеились с убитых нами венецианцев. Любят они это оружие, хотя и тисовые луки попадались. У нас же еще было пять сложных луков, которые удалось пронести под плащами. Так что было,чем отбиваться и без оставшихся бочонков пороха.
Первый штурм уже наших домов начался через двадцать минут после того, как мы заняли здания с заложниками. Уже слышался перезвон колоколов, звуки боев на входах в Венецианский квартал, значит, все идет по плану и нужно лишь продержаться пару часов. Это сложно, но есть козыри.
Мы подпустили врага поближе, а после с крыши, с окон, похожих, скорее, на бойницы, со всех мест полетели во врага стрелы, болты. Такой отпор показался для штурмовиков избыточным, и они откатили.
Через пять минут стало понятно, что предыдущий штурм был разведкой-боем. Выставив вперед себя и над головами щиты, венецианцы пошли на приступ. Теперь оставалось доставать козыри. У меня — это порох, у Стояна — это амфоры с горючей смесью.
Три взрыва вновь ошеломили наступающих. Были среди них те, кто получил ранения, но опять же, многих контузило. Щиты были сброшены и теперь нападавшие получали стрелы и болты в свои часто плохо защищённыетела.
А после всем стало не до нас, остававшихся почти в центре Венецианского квартала без компании самих венецианцев. Не сказать, что я по ним сильно скучал.
