Арсак высказывал противоположное мнение, заочно споря с молчащим и отрешённо взирающим на свои пальцы Фокой. У него, что наманикюренный ноготь сломался? Или это демонстрация неуважения к Арсаку?
Главное, на что упирал Арсак, это слабость империи, вернее, что ее могут счесть слабой. Если вот так можно всего-то захватить заложников и получить выкуп, то, может быть стоит захватывать всех знатных византийцев, во всех городах? Там много родственников вельмож, нынче сидящих на Совете, они служат градоправителями, региональными чиновниками. Крестоносцы точно станут брать заложников. А еще они попробуют разграбить города Византии, даже если и не пойдут на Константинополь.
Арсак говорил долго, вымученно. Я уже знал, что его жена и младшая дочь в руках похитителей. И все равно, он на стороне силового решения и мало того, так и предлагает выступать навстречу крестоносцам и вести с ними переговоры, демонстрируя силу и присутствие византийского войска.
Мне, как человеку все же больше склоняющемуся к «Огню», чем к «Слову», к войне, чем к слабой дипломатии, Арсак был понятен и близок по мировоззрению. Но я поставил на его место себя. Что, если Машу, сейчас уже должную ходить с округлившимся животиком, похитят? Буду я готов рисковать ими и вступать в прямое противостояние с похитителями? Нет, не готов… к прямому противостоянию. А вот на продуманный штурм и отбитие заложников — готов! Да я уже похожее делал, когда Евдокию спасал. Княжну могли в любой момент пырнуть ножом и дело с концом, так что риск есть всегда, но бездействие — самый большой риск, оно порождает безнаказанность, и, как правило, кратное увеличение проблем в будущем.
Разве Венеция простит? Нет, они не простят уже потому, что жить без приобретенных рынков и высокого уровня торговли не смогут. Так заложено в любом государстве: растут доходы, увеличиваются траты. Это и демография и войско, флот.
А тут, бац!.. И нет сверхприбыли. Что делать тогда? Чем кормить людей, обеспечивать обороноспособность, поддерживать привычный уровень жизни? За что ремонтировать и строить флот и куда эти корабли будут ходить? На самом деле, в Европе не так, что развита торговля, и потеря такого рынка, как Византия — это крах для Венеции, ну или ее сильное ослабление. Чем закончилась похожая история в иной реальности, я знаю — Венеция спровоцировала захват Константинополя и участвовала в этом деле самым активнейшим образом.
— Воевода Владислав! — обратился ко мне император.
Я уже был полностью в своих мыслях, считая, что до меня очередь не дойдет. Плюс-минус все высказывались одинаково, используя аргументы той или иной точки зрения. И все же больше присутствующих хотели мирным путем решать проблему, опасаясь, что крестоносцы рядом и они могут стать важным, но непредсказуемым фактором. Да и вообще, я не подданный Мануила, чего это мне высказываться!
— Василевс! — я встал, со скрипом дерева о мрамор, отодвинул стул, и поклонился так же, не глубже, как это делали все остальные.
— Я доволен тем, что ты спас мою невесту. Жаль, конечно, что свадьбу стоит отложить, так как обстоятельства вынуждают, — Мануил задумался. — Может быть Господь против того, чтобы я женился и готовит моей империи страшное будущее?.. Впрочем, я хочу узнать твое мнение. Ты же не только спас невесту, но и правильно оценил обстановку, сделал многое, чтобы ситуация не была еще хуже.
На самом деле, император не преувеличивает мой вклад в события. Когда отряды Братства перегородили все дороги, ведущие в Венецианский квартал, у нас были даже мелкие стычки с разрозненными группами вооруженных латинян. Тогда еще не все заложники были доставлены в квартал, становившейся внутригородской цитаделью. Некоторые банды прибывали со своей добычей, но не могли проникнуть во внутрь. Мы договаривались. Да! Я — тот, кто за силовой вариант, но договаривался! Нужно же из ситуации максимум выжать. Тут же как? Один денек с такими событиями, при правильном коммерческом подходе, может год кормить русский городок.
Так что я, как и Стоян, Ефрем, после, так и присоединившийся к нам Геркул, вызволяли тех заложников, кого не успели доставить во внутрь европейского анклава. При этом, конечно, забирали себе и награбленное венецианцами, но сохраняли им жизни и пропускали в квартал.
После, по-христиански, конечно же освобождали пленников и отпускали их домой. Вот только, Братство просило у родственников освобожденных чуточку деньжат «на каменный храм на Руси». И ведь не лгали, каменные храмы, действительно, собираемся строить, уже и кирпичи обжигаем, даже вон, и цемент «изобрели», хиленький, но уже Цемент. Мы еще так отстроимся…
Бывших пленников родственникам выдавали только когда будет это самое пожертвование «на русский храм» ведь одно «христианское» дело должно краситься платежом другого «христианского дела». И пусть в сущности все выглядело так, что мы просто крали товар у похитителей, а после его же и продавали, но тут ситуация такова, что бесплатно Братство ничего делать не будет!
Мне претило заниматься всеми этими выкупами, я бы и так отпустил людей, если бы не дождался умеренных выплат, но за работу Братства нужно было заплатить. А те, кто этого не хотел делать… Мне не было чего предоставить, кроме того, чтобы обвинить в неблагодарности и в том, что родственники не готовы за членов семей пожертвовать на храм. Бог же покарает! Не мы освобождали, а нашими руками Господь, так что дай на храм!
Не много, но суммарно получилось собрать почти тысячу марок только «пожертвованиями». Не много, так как любой выкуп обошелся в десятки раз большими потерями для родственников. Но и нельзя было создавать такой ситуации, когда Братство обвинят в «плясках на костях». И так на грани этого ходили.
— Если бы от моего мнения зависел исход дела, я бы предложил приступ, но лукавый. Начать переговоры, даже начать что-то делать для этого, например, отпустить один корабль латинян в знак доброй воли. Далее нужно посмотреть на состояние заложников, увидеть их, ну и после… думать нужно, — сказал я, посмотрев на командира варяжской стражи Ивара Бьернссона.
С Иваром мы нашли общий язык. И дело не в том, что мы оба сносно общались на греческом, а в том, что имеем похожие подходы к решению проблемы. Скандинав, условно православный, но по сути, язычник, принявший восточное христианство, чтобы только быть угодным императору, оказался очень даже воинственным. Он не питал, по крайней мере мне так показалось, особого пиетета перед европейскими королями, или же перед церковью. Только честный найм и честное исполнение своих обязанностей.
Там, у Венецианского квартала, именно его воины стали сменять мои отряды и сразу же выстраивать оборону, выставляя телеги и громоздя баррикады. Там же нам получилось и поговорить. Вся варяжская стража, состоявшая из многих скандинавских, что удивительно, и нескольких русских, отрядов, была пехотой. Вот только тут попробуй назови этих вояк уничижительно «пешцы». Во многом, именно отдельные отряды были сплочёнными коллективами и сработавшимися группами бойцов.
Такие отряды и нужны будут в нашей общей с Иваром задумке. Конечно, именно я больше предлагал, имел опыт контртеррористической работы, но Ивару все было понятно и вполне дельные замечания шли и от него.
— Василевс, дозволь позже показать тебе наш план! — без разрешения императора, но крайне вовремя, встал со своего места Бьернссон и стал говорить.
Он понял, почему я замялся и уходил от прямых вопросов. Нельзя прямо здесь озвучивать суть придуманного нами плана. Венецианцев не просто предупредили о том, что должен состояться погром их квартала и флота, им существенно и дельно помогали. Как можно спланировать похищения, да еще привязать их по времени, чтобы взять столько много заложников? Только если четко знать, что император со всей своей свитой будет на ночном бдении в Софийском соборе, что является обязательной частью церемонии перед венчанием.
Я, например, не знал, когда это бдение будет и где. Предполагалось, что на следующую ночь бдение состоится в дворцовой церкви. И вот, когда многих глав семейств не было дома, когда охрана вельмож и самого императора сконцентрировалась у Святой Софии и в целом в историческом центре города, на набережной у Золотого Рога, и случилось то, что случилось.
